Дух просвещения, образ мыслей и действий Петра I

 

Петр был искренне убежден, что трудится ради «общего блага», и не только использовал, но и неутомимо воспитывал народ, проявлял настойчивую заботу об искоренении всякого рода «диких суеверий», о распространении не просто ремесел, но просвещения. Его бесчисленные указы и инструкции, в которых подданным предписывалось жить и работать исключительно «правильными», рациональными способами, наполнены подробными и многословными разъяснениями смысла отдаваемых распоряжений: грозя ослушникам вечной каторгой с вырыванием ноздрей, он, тем не менее, постоянно пытается взывать не только к страху, но и к разуму.

Знаменитая борьба со всякого рода праздными людьми, начиная от ограничения численности монашества и кончая непримиримым искоренением нищенства – это не только прагматическая политика мобилизации максимально возможного количества рабочей силы для нужд государства. В ней явно сквозит и личное моральное отвращение Петра к праздности, одно из проявлений усвоенного им в юности протестантского духа. Мечтой его было не просто сильное и богатое, но и просвещенное государство со справедливыми законами, населенное трудолюбивыми, честными и умными людьми.

Сопоставляя светлые замыслы Петра и довольно страшные результаты его деятельности, невозможно не задаться вопросом о причинах такого вопиющего несоответствия.

В обширнейшей историографии, посвященной Петровской эпохе, встречаются самые разные соображения на этот счет. Назовем основные из них.

Методы, которыми пользовался Петр, находились в непримиримом противоречии с его целями. «Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно» (В.О. Ключевский).

Это относится ко всем направлениям реформы. В распоряжении Петра, 1 собственно, находились всего два средства – личный пример и насилие. Второе всегда сулило более быстрые результаты, и, не сумев убедить подданных в нужности, выгодности, правильности предписанного, Петр, не задумываясь, переходил к принуждению. Вопиющих примеров бессчетное множество, постоянный рефрен – «а буде волею не похотят, хотя в неволю» – встречается в указах и о наборе учеников в школы, и об образовании купеческих «кумпанств», и даже о передаче построенных за государственный счет фабрик этим «кумпанствам». Вера в волшебную силу государственного принуждения была в ту эпоху весьма распространена не только в России, но и на Западе. И европейских монархов от злоупотребления властью удерживала не столько их мудрость, сколько сопротивление со стороны общества.

Сам Петр, будучи человеком своей эпохи, этого непримиримого противоречия не понимал.

(Жуковский С.Т., Жуковская И.Г. Методическое пособие по курсу «Россия в истории мировой цивилизации. IX – XX вв.». – М., 2000. – С. 74 - 75).

 

2. Великое посольство – время переломное

 

Следует обратить внимание на еще одну особенность. Западноевропейская культура будет интересовать Петра избранно. Он, к примеру, равнодушно пройдет мимо проблем политического устройства. Английский парламент для него скорее экзотика, нежели разумная форма организации государства. «Забавно слушать, как подданные говорят правду», – так сформулирует свое впечатление Петр. Примечательно, что эту самую правду Петр сам станет требовать от своих подданных. Но право произносить ее, по убеждению царя, проистекало не от хартии, вырванной подданными у государя, а от его монаршего соизволения.

Царь колесил по странам, давно изжившим крепостничество и крепостное право. Он мог видеть, сколь плодотворен труд свободных людей. В Голландии один крестьянин ухитрялся кормить двух горожан, а в крепостной России 24 земледельца едва содержали одного жителя посада. И понятно, что дело не только в разнице природных условий. Но причины мало интересовали Петра. Здесь такое возможно и пригодно, но не в его стране и не для его народа. Крепостное право в России для царя было столь же естественно, как воздух, который он вдыхал.

И диалог культур сразу принял избирательный характер. Прилежный ученик Петр оставался себе на уме. Новаторство реформатора, вопреки сложившимся стереотипам, отдавало сильной традиционностью. Он оставался верен самодержавным и крепостническим ценностям, на которых зиждился социальный и политический строй Московского государства.

Как ни странно, свободная манера поведения Петра, скорее, не новаторство, а обратная сторона российского авторитаризма. Ни один европейский монарх, включая великого Людовика XIV, не мог позволить себе столь открыто игнорировать церемониал и мнение высшего света. Петр мог. Отчасти из-за отсутствия последнего в России.

В Англии, как нигде, выявились особенности культурного диалога, когда его ведут люди, разделенные целой эпохой в развитии. Чтобы понять это различие, приведем лишь один пример. Спустя несколько лет после поездки Петра в России появится своя первая газета – знаменитые «Московские ведомости». Выпускать их станут за счет казны, нерегулярно, постепенно приучая подданных к подобному чтению. Почти одновременно в Англии появится ежедневная частная газета. За этим стоит не только факт существования устойчивого рынка на новости и готовность платить за них, разветвленность дорог и источников информации, но и совершенно другое состояние общества. Общества, элита которого участвует в управлении и политической борьбе. Для царя подобная ситуация – экзотика. Король Вильгельм пригласил Петра на заседание парламента. Тот не пожелал присутствовать в зале и наблюдал за происходящим через окно на верхней галерее. Тотчас по Лондону пошла гулять шутка о редком случае в парламенте, когда один монарх сидел на троне, а другой – на крыше.

(Андреев И. Путешествия Петра I, диалог культур / Знание – сила, 2004. – № 4. – С. 84 – 86, 89, 90, 94, 95).

 

* * *

«Много новых учреждений и жизненных приемов внес преобразователь в Россию; новой души он не мог в нее вдохнуть... Нового человека в России могло создать только духовное воспитание общества, и если этот новый духовный человек где-нибудь заметен в деяниях и стремлениях русского человека настоящего времени, то этим мы обязаны уж никак не Петру....История показывает нам, что в обществе, управляемом деспотически, чаще и сильнее проявляются пороки, мешающие исполнению самых похвальных и спасительных предначертаний власти. Какие же меры употреблял Петр для приведения в исполнение своих великих преобразований? – Пытки Преображенского приказа и тайной канцелярии, мучительные смертные казни, тюрьмы, каторги, кнуты, рвание ноздрей, шпионство, поощрение наградами за доносничество. Понятно, что Петр такими путями не мог привить в России ни гражданского мужества, ни чувства долга, ни той любви к своим ближним, которая выше всяких материальных и умственных сил и могущественнее самого знания; одним словом, натворивши множество учреждений, создавая новый политический строй для Руси, Петр все-таки не мог создать живой, новой Руси». (Н.И. Костомаров).

Вольтер ставил Петра I в пример всем коронованным особам Европы. «Они бы сами должны себе сказать: «Если в ледяных просторах древней Скифии человек, опираясь только на собственный гений, совершил столько великих дел, то, что же можем сделать мы в наших королевствах, где плоды народного труда, накопленные многими веками, делают наши задачи совсем нетрудными».

Французская Академия поручила своему секретарю Фонтенелю написать похвальное слово Петру I. Тот написал, прославляя Петра за то, что он смело порвал с устаревшими традициями, отбросил предрассудки, был чужд религиозному фанатизму, подчинил церковь государству, отнял у нее лишние богатства и заставил платить налоги, уничтожил патриаршество, верил в науку и технику – двигатели прогресса.

Позже в своем сочинении «Дух законов» (1748 г.) Шарль Монтескье упрекал Петра за недооценку своего народа и презрительное отношение к своим подданным:

«Закон, обязывавший московитов брить бороду и укорачивать платье, и насилие Петра I, приказывавшего обрезать до колен длинные одежды каждого, кто входил в город, были порождением тирании. Есть средства бороться с преступлениями – это наказания; есть средства для изменения обычаев – это примеры.

Легкость и быстрота, с которыми этот народ приобщился к цивилизации, неопровержимо доказали, что его государь был о нем слишком дурного мнения и что его народы вовсе не были скотами, как он отзывался о них. Насильственные средства, которые он употреблял, были бесполезны: он мог бы достигнуть своей цели и кротостью.

(Жуковский С.Т., Жуковская И.Г. Методическое пособие по курсу «Россия в истории мировой цивилизации. XX в.». – М., 2000. – С. 76 – 78)

* * *

Петр, по сути, перевернул страну, затронув своими преобразованиями фактически все стороны русской жизни, и при этом практически не сталкивался со сколько-нибудь серьезным сопротивлением. Размышления об этом постепенно привели к заключению, что случилось это потому, что петровским реформам предшествовал системный кризис традиционного русского общества, понимаемый как неспособность системы адекватно отвечать на вызовы времени. Результатом кризиса стала дезорганизация политической элиты, лишившая ее способности к объединению против реформатора, лишавшего ее власти.

Сама идея о кризисе Московской Руси и необходимости в связи с этим радикальной реформы была далеко не новой: ее высказывали еще в XIX в., хотя преимущественно не историки, а публицисты, мыслители. Так, по мнению В.Г. Белинского, Петр явился вовремя: опоздай он на четверть века, и тогда – спасай и спасайся, кто может. B.C. Соловьев полагал, что благодаря Петру Россия избежала участи Византии, а с точки зрения Л.А. Тихомирова, без петровской реформы мы утратили бы национальное существование, если бы дожили в варварском бессилии до времен Фридрихов Великих, Французской революции и эпохи экономического завоевания Европою всего мира. Примерно об этом же писал и столь популярный ныне И.А. Ильин: Петр понял, что народ, отставший в цивилизации, в технике и знаниях, будет завоеван и порабощен. Уже в совсем недавнее время М.А. Киссель утверждал, что без Петровской реформы России грозила бы участь Оттоманской Порты или Китая, которые перестали быть субъектом исторической инициативы и на долгие столетия превратились в заповедники мертвого традиционализма.

По существу, Петр и Екатерина олицетворяют собой две модели российских реформ. И тот, и другая, в конечном счете, пытались добиться эффективности управления; и тот, и другая боролись с тем, что они считали отсталостью России от передовых стран Запада, т.е. осуществляли то, что сегодня мы называем модернизацией, и тот, и другая стремились к реализации определенных идеальных целей, восходящих к современным им западноевропейским образцам и основанных на теоретических разработках западного происхождения. Однако условия, в которых они действовали, были различны. Петр действовал в условиях, как уже говорилось, системного кризиса, сделавшего эти условия достаточно благоприятными, но одновременно требовавшего радикальных преобразований во всех сферах жизни в относительно сжатые сроки. Отсюда в определенной мере хаотичность петровских реформ, их непроработанность, отсутствие, по крайней мере, до середины 1710-х гг. четкого плана. Екатерина осуществляла свои реформы на основе, заложенной ее предшественником, и в период относительной политической, экономической и социальной стабильности, когда страна была на подъеме, в связи с чем она имела возможность растянуть свои преобразования во времени. Причем постепенность реформ, их тщательная подготовка и столь же тщательная подготовка к ним общества была ее сознательно избранной тактикой.

Различие петровской и екатерининской реформаторских моделей связано и с используемыми ими методами. Петр со вполне очевидным презрением относился к русскому народу и в соответствии с идеями философов-рационалистов видел в своих подданных послушных рабов государства, обязанных трудиться ради общего, т.е. и их же собственного блага, значение которого они, впрочем, сами осознать не могут, а потому требуют принуждения. Отсюда – насилие как основной метод осуществления реформ. Цель Петра, сформулированная на основе идей европейских философов-рационалистов и дополненная личными впечатлениями от посещения Европы – создание регулярного, жестко централизованного, милитаризованного государства с унифицированной системой управления, осуществляющего постоянный, столь же жесткий контроль за каждым подданным, в свою очередь не имеющим практически никаких личных свобод, но лишь право и обязанность, как уже сказано, трудиться на общее благо, оно же благо государства, воплощенное в фигуре государя. Все социальные группы в таком государстве несвободны и лишь исполняют по отношению к нему определенные – каждая свою – функции.

Опираясь на насилие и действуя в условиях кризиса, Петр не искал для своих реформ определенной социальной опоры, создав вокруг себя группу не столько единомышленников или сознательных сторонников, сколько зависимых от него сподвижников. Эти «птенцы гнезда Петрова» были побуждаемы преимущественно не идеологическими, а сугубо личными, карьерными соображениями, связанными с повышением своего социального и имущественного статуса. Нравственные качества этих людей были, как правило, весьма низкими, что объясняется еще и тем, что радикальные реформы разрушают, в том числе, и старую систему нравственных ценностей, в то время как для формирования новой требуется длительное время. Время радикальных преобразований – это всегда время новых, не существовавших прежде возможностей, тем самым весьма благоприятное для разного рода авантюристов, подчас проникающих в самые верхние эшелоны власти, Здесь стоит уточнить, почему Петр мог не искать социальной опоры, ограничившись лишь группой исполнявших его волю сподвижников. Ответ, по-видимому, опять же связан с различием ситуации кризиса и стабильности. Необходимо иметь в виду, что никакая, даже весьма ограниченная по своим масштабам реформа не бывает безболезненной, любая реформа непременно затрагивает чьи-то интересы и тем самым создает себе противников. Тем более это относится к такой радикальной реформе, как петровская. Однако системный кризис общества, проявившийся еще до прихода Петра к власти в церковном расколе военных поражениях, стрелецких бунтах, интенсивном разложении традиционной культуры и многом другом, по всей видимости, создавал, пусть неосознанную, атмосферу ожидания перемен, что, надо заметить, уже само по себе было признаком трансформации традиционного сознания. К этому надо добавить, что поскольку важнейшие реформы проводились Петром в условиях ведения войны со Швецией, это как бы легитимировало осуществление мобилизационных по своей сути мероприятий путем насилия и принуждения.

Петр оставил страну в состоянии разрухи. По известному выражению П.Н. Милюкова, Петр возвел Россию в ранг европейской державы ценой разорения страны. Его преемникам пришлось, прежде всего, добиваться экономической стабильности и в условиях XVIII в. на это ушло около 20 лет. Причем, когда они – опытные администраторы и прагматики – столкнулись с финансовым кризисом, то, прежде всего, сократили расходы на содержание государственного аппарата (в том числе центрального) и армии.

(Каменский А.Б. Российские реформы: уроки истории / Вопросы философии, 2006. – 4. – С. 27 – 32).