Реферат Курсовая Конспект
ЧТО ОБЪЕДИНЯЕТ КРЕСТЬЯНИНА И ДВОРЯНИНА В ОДНО ОБЩЕСТВО? - раздел Философия, Социально-историческая антропология Джентльмен Видится Полной Противоположностью Крестьянину. Он Совершенно На Не...
|
джентльмен видится полной противоположностью крестьянину. Он совершенно на него не похож. Он по-иному одет, по-иному держит себя, говорит. Его габитус отличен от крестьянского. В то же время нельзя не обратить внимание, что есть ряд черт, которые его с крестьянином объединяют, делают представителями одного общества.
Что же именно объединяет джентльмена и крестьянина в одно общество?
Традиционное общество — общество личной связи. Речь идет о преобладающем типе связи как основе типологической характеристики и общества в целом, и людей, которые в этом обществе живут.
Перенесясь из крестьянских сообществ на противоположный полюс общества, мы вновь оказываемся в сообществе, построенном на личных социальных связях. Рыцарско-дворянекое сообщество похоже на крестьянское в том смысле, что здесь тоже все всех знают. Это сообщество составляет узкий (сначала абсолютно узкий, а потом относительно) замкнутый круг, который создается в значительной степени на основе родственных связей. Можно напомнить, что и в конце XIX в. целый ряд европейских монархов находились в отношениях родства. Сен-Жерменское предместье, как оно представлено в блестящих описаниях О.Бальзака или М.Пруста, существует до сих пор.
У рыцаря складываются личные отношения с его оружием (мечом или копьем), как у крестьянина — с плугом и скотом. Меч для рыцаря — нечто одушевленное. Например, по-английски меч— she (она), а не it (оно).
Ключевой элемент экспрессивного порядка — честь. У крестьян и дворян в чем-то родственное понятие чести как соответствия роли. Есть честь дворянская, но есть и честь крестьянская. Честь тесно связана именно с соответствием роли. В традиционном обществе просто нельзя не соответствовать роли, и у каждого одна роль. Один из лучших романистов XX века Дж. Фаулз сравнивает ситуацию традиционного человека и человека современного.
«Нам бы показалось, что этот мир полон мелочных ограничений, участь каждого определена раз и навсегда — по сути воля человека стеснена до последней крайности. Подневольный человек того времени посчитал бы нынешнюю жизнь необычайно стремительной, беспорядочной, богатой в смысле проявления
свободы воли, богатой богатством Мидаса: впору не завидовать, а сокрушаться об отсутствии абсолютных ценностей и нечеткости сословных границ». Эти черты были свойственны отнюдь не только зависимым, часто забитым крестьянам, но и тем, кто принадлежал к привилегированным слоям общества. Далее он пишет об одном из своих героев; «Ему было недоступно понятие, которое знакомо даже самым недалеким из наших современников, даже тем, кто зна чителыю уступает ему в уме: это безусловное сознание того, что ты — личность и эта личность до некоторой, пусть и малой степени способна воздействовать на окружающую действительность... Сегодня «я» и так знает, что существует, для этого ему и мыслить незачем» (ФаулзДж. Червь. — М., 1996. — С. 69, 453).
Если человек не соответствует роли, какая бы она ни была, он изгой. В качестве примера напомним об обязательности для дворян дуэльного кодекса. У крестьянина считается бесчестьем не прийти на толоку. И у тех, и у других кодекс чести не распространяется на чужаков. Кодекс чести дворянина сегодняшнему человеку кажется нерациональным. Он диктует непременный возврат карточных долгов (долг чести). При этом считается необязательным возвращать долг кредиторам неблагородного происхождения (например, ростовщикам), ремесленникам и торговцам. Невозможно посягнуть на супругу друга, но спать можно со всеми. Этот поведенческий стиль издавна подвергается критике и осмеянию. Напомним об образе рыцаря в «Похвале глупости» Эразма Роттердамского или дворянина в «Басне о пчелах» Б.Мандевиля. Резкую критику обычая дуэли как выражения рыцарско-дворянского представления о чести можно найти в «Афоризмах житейской мудрости» А.Шопенгауэра.
Ряд сходств можно продолжить. Все они, в конечном счете, связаны с личным характером социальной связи. Формы господства здесь тоже отличаются личным характером. Дворяне властвуют над крестьянами. Последние находятся в личной зависимости от первых. В средневековой живописи фоном для фигур святых часто бывало изображение замка (или поместья) и деревни. Прекрасную иллюстрацию дает современная фотография, приведенная знаменитым французским историком Ф.Броделем. На фотографии мы видим замок, окруженный деревней и полями с виноградниками2. Замок и его окружение срослись и составляют единое целое.
Земля — главное средство производства в традиционном обществе. Джентльмен получает земельную ренту. Он не сеет и не пашет, но, как и крестьянин, связан с землей.
Замок и деревня находятся в едином физическом пространстве. Но обитатели их пребывают в разных социальных пространствах. В общество их объединяет связь личного типа, но они на разных полюсах. Они выполняют разные социальные функции, у них разный со-
1 См.: Бродель Ф. Игры обмена. — М., 1988. — С. 251.
циальный капитал. Дворянин может делать ставки в тех социальных играх, которые недоступны крестьянину.
2. ВЕРХУШКА ОБЩЕСТВА, СОЗДАЮЩАЯ НОВЫЕ
сгилижизни
В противоположность крестьянину джентльмен (воин, дворянин) воевал, а также выполнял функции управления и власти. В этой культуре не богатство, а происхождение и личное мужество позволяли доминировать. Как писал Й.Хайзинга в «Осени Средневековья», в Средние века верили, что рыцарство правит миром. Рыцарь
— «по праву гордый». Власть давала богатство, а не наоборот. Богатство приобреталось через власть над лично зависимыми
людьми — вассалами и крестьянами. Король (или царь в России) награждал дворян землями (вместе с крестьянами). Повторим еще раз: традиционное общество — не только общество личной связи, но и общество личной зависимости.
Щедрость придавала обаяние образу правителя. Власть демонстрировала свое покровительство поданным. Защита униженных и оскорбленных также считалась функцией людей во власти. Помещик
— покровитель (в русской культуре — благодетель). Воин — защитник.
В традиционных обществах разыгрывается своего рода «театр патернализма». Одежда, парики, продуманные жесты, высокомерие в облике и речи, означающие достоинство, ритуал охоты, особое место в церкви, участие в свадьбах и крестинах, раздача милостыни — все это создавало театр тогдашней элиты, пьесы в котором разыгрывались для плебса. Эти жесты далеко не всегда свидетельствовали об ответственности. Театр властей включал разработанный ритуал публичной казни. У плебса был свой «антитеатр» бунтов.
Именно верхушка общества создавала новые стили жизни.
С большой долей условности, но все же можно сказать, что, анализируя крестьянство, мы больше имели дело с первичной социальностью. Жизнь крестьянства — почва традиционного оби^ства. Изменения происходят медленно, в течение веков. Способы обработки земли, одежда, рацион, физический облик крестьянина сохраняются (с учетом местных особенностей) практически до начала нынешнего века, а кое-где и по сей день. В крестьянских сообществах практические схемы деятельности тоже кодифицированы. Эти коды существуют длительное время, но, как правило, не фиксируются в письменной форме: нет кодексов обычного права, правил поведения в обществе, предназначенных для крестьян. Здесь мы имеем дело с кодификацией через распорядок дня и года, обычаи и ритуалы, через «народную мудрость», заключенную в пословицах и поговорках.
Обращаясь к практикам жизни рыцарства в Европе или воинов в других культурах, а затем дворянства, мы попадаем на волнующую-
3 Н. Н. Козлова 65
ся поверхность общества. Символические коды и нормы меняются достаточно быстро и часто. Появляются цивилизационные поведенческие коды, зафиксированные на письме (правила хорошего тона, дуэльные кодексы и др.). Игровой, конвенциональный (условный) характер поведения здесь на поверхности.
Обратимся для примера к обычаю дуэли. Дуэль восходит к установлению «порядка клевания» среди птиц, т.е. она несет в себе следы глубокой архаики. В то же время она — классический пример борьбы по правилам, изобретенным человеком. В то время как крестьянин расправляется с врагом дубиной, рыцарь довольно рано заменяет се на копье. Сначала борьба ведется по правилам, но без писаного кодекса. Зафиксированные на письме дуэльные кодексы появляются позднее. Турниры и дуэль можно характеризовать как форму восстановления справедливости без вмешательства государства, которого, кстати, может еще и не существовать. Дуэль можно считать кодифицированной формой поведения, которая упорядочивает беззаконную рукопашную. В дальнейшем с появлением правовых форм регулирования межчеловеческих отношений дуэль смотрится архаизмом, подвергается запрету и преследованию.
Читатель может ознакомиться с текстами двух дуэльных кодексов, приведенными в книге: Гордин Я.А, Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни. — СПб, 1996.
Автор книги склонен интерпретировать дуэлянта как гордого, самостоятельного, инициативного человека, восстающего против гнета деспотического государства. Следует подчеркнуть, что следование дуэльным правилам (а правила следовало соблюдать точно) в то же самое время делает человека игрушкой условностей, марионеткой правил.
В рыцарстве еще много архаики, которая дошла почти до наших дней. Иерархии в рыцарской среде устанавливались количеством побежденных рыцарей, т.е. в результате физической борьбы. Христианская оболочка тонка. Мы видим здесь гордость вместо смирения, месть вместо христианского прощения. Рыцарь — постоянный объект критики духовенства. Неуважение к чужой жизни постепенно начинает сочетаться с уважением к врагу. Рыцари были неграмотны и ученость презирали. Презрение по отношению к умственному труду достаточно долго сохранялось в дворянско-аристократической культуре. Польский писатель С.Жеромский, описывая жизнь польского дворянства, в одном из романов упоминает о «книгах, столь неприятных шляхетскому взгляду»3. Превращение грубого рыцаря в утонченного придворного можно рассматривать как процесс цивилизации.
Здесь мы вступаем в область обсуждения проблем цивилизации. История данного социального типа людей неотъемлема от истории развития цивилизации.Цивилизация здесь понимается как социаль-
^Жеромский С. Избр. соч. — М.,1958. — Т.З. -^С~404. 66
механизм умиротворения, как процесс усложнения социальной связи. Это усложнение происходит за счет увеличения числа посредников, в том числе символических, в отношениях между людьми. Так, в случае дуэли между соперниками встает кодекс.
Известный социолог Н.Элиас историю цивилизации рассматривал через историю манер, как они развивались в привилегированных группах средневекового европейского общества: в рыцарской среде, а затем при дворах — королевских, папских. Не нравы крестьян он анализирует, ибо там мало что меняется. Книги и кодексы поведения, к которым он обращается, не были предназначены для крестьян. Они касаются формирования нравов привилегированных слоев тогдашнего европейского общества, прежде всего, придворных. В самом известном своем труде «Процесс цивилизации»'1 исследователь прослеживает путь от регулирования телесных функций к управлению эмоциями, к процессам складывания дифференцированных кодов поведения.
На примере анализа жизни высших классов средневекового общества он выявляет связь социального характера человека и социальной структуры. Рыцарская (затем придворная) среда рассматривается как род пилотной группы, цивилизационные достижения которой, распространяясь, приобретают общесоциальный характер. Эти достижения также относятся к числу непреднамеренных социальных изобретений,как и формы крестьянского сопротивления. Не кто-то один изобретает. Это делают люди, объединенные в группу.
Когда мы говорили о крестьянах, то обращали внимание на ритуальность сельской жизни. Можно сказать, что жизненные стили привилегированных общественных групп столь же ритуальны.
Однако именно в среде привилегированных возникает нечто новое: способность к самоконтролю. Если говорить точнее, то речь идет о новой форме социального маркирования через рафинирование манер. Новые манеры меняют привычки.
Обратимся к привычкам питания. Здесь также очевидна пропасть, разделяющая крестьян и представителей благородных сословий: огромное количество мяса, поглощаемое дворянами, и зерновая диета крестьян. Каким образом разрешался вопрос о сэсгаошении пнсшнего контроля, самоконтроля и самоограничений'*: Внешний контроль осуществлялся церковью, следящей за соблюдением постов и осуждавшей грех чревоугодия. В качестве внешнего ограничителя выступала и ненадежность производства продовольствия. Голод, который захватывал практически всех, чередовался с праздниками ритуального обжорства. Имели место выбросы энергии желания как компенсация вынужденного, сугубо внешнего ограничения.
Пиры Средних веков или Ренессанса, известные нам из литерату-
' См.: Ellas N. The Civilizing Process. V. 1: The History of Manners. — Oxford, 1978. См. также: Mcnnel St., Norbcrt Elias. Civilisation and Ihe Human Self-image. — N.Y., 1989.
ры и живописи, дают неверную картину типичного питания тех времен. Сказанное касается меньшинства. Привилегированные устраивали такие пиры даже во время всеобщего голода. Это — знак низкого уровня идентификации со страданиями своих собратьев и всепоглощающего стремления обозначить социальное различие.
Постепенно привилегированные классы стали маркироваться не только через количество и разнообразие еды, но и через способы ее употребления. Вилка появляется в XVI в., но служит лишь для того, чтобы взять еду с общего блюда. Это предмет роскоши, так же как и салфетка. Но к 1560 г. каждый гость имеет собственную ложку. К концу XVII в. в Европе люди, принадлежащие к привилегированным сословиям, уже не едят суп прямо из общего сосуда, но используют ложку, чтобы отлить себе супу в тарелку. Появляются даже «чудаки», которые не желают, чтобы кто-то брал из общего блюда еду ложкой, уже побывавшей во рту. Только перед самой революцией 1789 г. манеры поведения за столом в среде французских придворных достигли уровня, напоминающего современный торжественный обед с его множеством ложек, ножей, вилок и рюмок, выполняющих разные функции. Понадобился целый век, чтобы эти правила стали почти всеобщим стандартом, чтобы они стали распространяться в других социальных группах.
Недавно вышла книга: Лотман Ю.М., ПогосяиЕ.А. Великосветские обеды. — СПб, 1996.
Во вступительной статье прослеживается динамика знакового характера трапезы в привилегированных слоях России. Здесь анализируются ритуалы еды: от демонстрационной пышности рубежа XVIII—XIX вв., когда из овощей делали фигуры, из леденцов храмы, из окорока конфетку, а из майонеза цветник, к подчеркиванию «натуральности» продуктов, от избытка и ритуального обжорства — к изысканности.
То же касается отправления телесных функций в присутствии других людей. Обращаясь к древним книгам по этикету, Н.Элиас сосредоточивает внимание на «естественных» функциях, которые объединяют животных и человека: еде, питье, сне, дефекации и мочеиспускании, сморкании и плевании. Он приглашает нас в область, которой пренебрегают многие современные социальные теоретики. Возрастание контроля над телесными проявлениями и эмоциями — основная тема его размышлений.
Эразм Роттердамский, который жил на границе XV—XVI вв., обсуждает эти функции без эвфемизмов. Правда, он полагал, что не следует заговаривать с человеком, коль ты застал его во время акта дефекации. Сейчас это реальность только далеких стран Азии и Африки. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что и на московских улицах мы можем столкнуться с фактами открытого отправления телесных функций. Это является ярким свидетельством уровня массовой цивилизованности.
Обращаясь к истории манер, мы можем наблюдать взаимокорре-
ляцию внешнего принуждения и самоконтроля. С одной стороны, кодексы поведения в обществе нечто предписывают. С другой стороны, человек сам им следует, ибо желает не быть похожим на простолюдина, стремится выделиться в собственной среде.
Так, правила хорошего тона предписывают пользование носовым платком. Но человек, желающий прослыть цивилизованным, стремящийся выделить себя, сам им пользуется. То же касается обычая плевания на пол. В Средние века таковое считалось естественной функцией. В XIX в. оно считается уже отвратительной привычкой, хотя и терпимой. Старшие поколения еще помнят, как непременным атрибутом интерьера поликлиник, приемных официальных учреждений относительно недавно была плевательница. Теперь она исчезла. В ряде стран наблюдается как бы «снятие функции»: исчезают таблички с надписью «Не плевать».
Объясняя появление новых привычек, авторы книг по истории манер часто обращаются к гигиеническому аргументу. На деле люди, принадлежащие к привилегированным слоям традиционного общества, пользовались ножом или вилкой, носовым платком, рафинировали свои манеры в первую очередь для того, чтобы обозначить свой статус. Телесная чистота не была добродетелью привилегированных классов, потому что не выполняла функции социального различия. В европейских городах XVII—XVIII вв. ванная комната была крайней редкостью. «Кремоватые брабантские манжеты» были грязными. Блохи, вши и клопы кишели в Лондоне и Париже в домах бедняков и в жилищах богатых. Уборные отсутствовали. Нечистоты выливались в реки и каналы. Социальное маркирование осуществлялось через разорительное и безумное следование моде.
Привилегированные любой ценой стремились отличаться от непривилегированных. Мода — поиск нового языка различия. Цель этого поиска полифункциональна: здесь и отрицание того, что было раньше, и выражение стремления обозначить собственное отличие от людей прежних поколений, а главное — маркирование социального различия. Мода держит в узде индивидуальные причуды. Это способ отметить сам факт изменения. Следовали моде те, кто менялся: прежде всего, придворные. Носители устойчивых ценностей — священники, монахи — носили одеяния, унаследованные от древности.
Спальня еще не превратилась в «частное» и «интимное» пространство человеческой жизни, каким она стала, по крайней мере, в привилегированных классах европейского общества XIX в. В традиционных обществах спальня — место открытое. Присутствовать при туалете королевском или княжеском, быть принятым в спальне — высшая привилегия. В традиционном обществе и сон, и I смерть являются публичным феноменом. В комнате умирающих • Царила теснота. Желание зайти к умирающему казалось естествен-Ш ньщ, как и в среде крестьян.
L
Сон, секс, естественные отправления лишь постепенно задвигаются за кулисы социальной сцены. Общая кровать постепенно становится атрибутом жизни общества в низших классах. В доиндуст-риальном обществе дети знали об отношениях мужчины и женщины почти все. «Естественная» райская невинность детей — позднейший, уже просветительский миф.
Людям, живущим в традиционных обществах, в большей степени свойственно эмоциональное непостоянство, нежели современным. Амплитуда эмоциональных колебаний аналогична резким переходам от поста к пиршеству. Люди как бы наделены способностью к большей свободе выражения чувств. Фигура русского царя Петра I хорошо иллюстрирует сказанное: внезапные приступы гнева, быстрая смена настроения: от радости к грусти и наоборот, равно как внезапные изменения от ограничения к освобождению эмоций. Подобный способ выражения эмоций следует трактовать как социальное качество.
Пиры, охота, позднее спорт — культурный знак этого сословия. Рыцарская и дворянская, прежде всего придворная, культура — культура расточительная, пиршественная и демонстрационная.
В предложенном контексте интересно рассматривать возникновение спорта в Англии XIX в. В настоящее время ряд увлечений аристократии того времени кажутся грубыми (охота на лис, собачьи и петушиные бои). Однако в свое время возникновение спорта служило средством канализации агрессии. «Спортизация» игр и досуга возникла как «скачок» в цивилизационном процессе и представляет собой непреднамеренное социальное изобретение. В обществах с относительно высокой степенью внутреннего контроля над проявлениями насилия и эмоциями спорт предлагает освобождающее возбуждение от участия в миметических страхах и удовольствиях, где шанс быть раненым очень невелик. Это феномен эффективного контроля эмоций и аффектов.
Наряду с трансформацией насилия и развитием спорта возникали и новые умения словесного состязания (дебаты, риторика, убеждение). Так происходила «парламентаризация» класса землевладельцев в Англии.
Средневековому обществу недоставало центральной власти, достаточно сильной, чтобы подавить индивидуальный импульс к насилию. Сильное государство берет функцию насилия на себя. В абсолютистских обществах любое преступление рассматривалось как посягательство на тело суверена. Суверен осуществлял мщение за это посягательство, расчленяя тело преступника. Это «мщение» осуществлялось ухе централизованной инстанцией. В главном труде Н.Элиаса «Процесс цивилизации» представлена теория внутреннего умиротворения все больших и больших пространств, сопровождающего образование государств5.
' См.: EliasN. TheCivilizing Process. V.It. Slate Formalion and Civilization.— Oxford, 1982.
Превращение рыцаря в придворного — процесс смены «необузданного» рыцаря придворным, человеком, который способен упра-'плять своими аффектами. Более чем в какой-либо другой группе западного общества, здесь складывались базисные модели поведения, которые стали ключевым компонентом того общества, в котором мы живем. Эти модели поведения распространились не только на все западное общество, но и на общества незападные, в частности Россию.
В истории обществ наблюдаются волновые колебания в области нравов. Сначала нормы и стандарты поведения могут выравни-патьсяу а контрасты уменьшаться. Хрестоматийный пример — мольеровский «мещанин во дворянстве», который стремится обрести дворянский габитус. Первоначальная волна — волна колонизации или ассимиляция, высшие классы «колонизируют» низшие, а низшие копируют, ассимилируются. Потом все начинается сначала. Следует волна отталкивания, дифференциации или эмансипации, в процессе которой изменяется баланс власти. Возрастает власть низших социальных групп, а власть высшей падает. При этом всегда имеет место движение к подчеркиванию различий.
Сказанное позволяет сделать промежуточные выводы. С одной стороны,все, о чем до сих пор говорилось (привычки сна и еды, одежда и манера держать себя и язык), служило социальному различию. С другой стороны,эти новации постепенно распространялись вширь (или вниз). Важно еще раз отметить, что социально одобряемые формы поведения складывались на добровольной основе. Человек осуществляет насилие над самим собой добровольно. Задвигание ряда функций «за кулисы» служило предпосылкой разделения приватной и публичной сфер, вело к изменению соотношения между внешними и внутренними ограничениями в пользу последних.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
ББК К... Рецензенты... доктор философских наук профессор В С Барулин кандидат социологических наук доцент Ю М Резник...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ЧТО ОБЪЕДИНЯЕТ КРЕСТЬЯНИНА И ДВОРЯНИНА В ОДНО ОБЩЕСТВО?
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов