рефераты конспекты курсовые дипломные лекции шпоры

Реферат Курсовая Конспект

Севернорусское диалектное Санскрит

Севернорусское диалектное Санскрит - раздел Культура, В. Жарникова   Адина Ненасытный, Прожорливый ...

 

адина ненасытный, прожорливый адина адина принятие пищи, наслаждение неунылый, неподавленный, веселый
арвина дратва для починки обуви арван бегущий, спешащий, быстрый
арсей жидкое болото с темной водой арш течь, скользить
бат может быть, возможно, очевидно, вероятно бат поистине
бус бусо бусый бусенец буселы копоть, грязь сыро, пасмурно дымчатый, серый мелкий моросящий дождь, туман плесневелые, испорченные продукты буса пар, угар, отбросы, нечистоты
варака неряшливый, убогий, неудачник варака бедный, жалкий
варахоба неповоротливая, неуклюжая, грязнуля вараха кабан (свинья)
варя лицо варя круг, ограниченное пространство
вирава виркой крик, шум шумный, скрипучий вирава крик, шум
гуня белье, нижняя рубаха гунна нить
дивья легко, хорошо, удивительно, повезло дивья удивительный, прекрасный, чудесный, великолепный, небесный
душина дурной запах душти порча, разложение, гниение
душить издавать неприятный запах душ быть плохим
етистый яркий, красивый ета пестрый, переливающийся, сверкающий
жвар напряженная работа, горячая пора, страда жвар быть горячим, раскаленным
жварить торопиться делать что-либо, делать как можно скорее жвара жар, лихорадка
калить ругать, понуждать калана понуждение
караксы руки кара дело, работа, рука
кувай глухонемой карас дело, действие
кувайка глухонемая акарака безрукий
(не) ку'ка не звука, (не дать о себе ничего знать) за столько месяцев ни ку'ка кувате, ку звучать  
кульнуть упасть в воду кула река, ручей, канал
кулина кулыня богатая женщина   кулина родовитый, знатный
курдан, курдана, курданка провал в высохшей реке, глубокое место в реке, омут курда, курдана трещина  
кумка чашка кумбха кувшин, горшок
кретать двигать, перемещать что-либо критья дело, действие, волшебство
лавина скошенная трава, сено лавана срезание, покос
малава нечистая сила, приведение малавант грязный
мат'аня милый, возлюбленный матта влюбленный
мад'аня милая, возлюбленная мадана любовь
наянка бойкая, веселая женщина наяна образ жизни, разумное поведение
ощурить поджаривать оша горение, сгорание
пакши руки, перья, крылья пакша крыло, боковая сторона тела
папин безнравственный, злодей, негодяй папин безнравственный, злодей, негодяй
сарга кусок бересты или полоска металла, связывающая рабочую часть косы-горбу­ши с деревянной рукоятью сарга управляющая движением
упавод отрезок времени, время ожидания упавод упавас упаваса обращаться ждать пост, воздержание
хара песок хара желтый, золотистый

Стоит отметить, что один из крупнейших современных американ­ских лингвистов П.Фридрих считает, что праславянский язык лучше всех других индоевропейских языков сохранил древнейшую индоевро­пейскую систему названий деревьев, из чего он делает вывод, что пред­ки славян в общеславянский период жили в такой природно-климатической зоне, которая соответствует прародине индоевропейцев, и «после общеславянского периода носители различных славянских диалектов в существенной степени продолжали жить в подобной области»[5]. Надо сказать, что еще выдающийся лингвист первой трети XX века А.Мейе был убежден, что древнеславянский язык является одним из самых древ­них в общеиндоевропейской семье и продолжает «без какого-либо пе­рерыва развитие общеиндоевропейского языка: в нем нельзя заметить тех внезапных изменений, которые придают столь характерный вид язы­кам греческому, итальянскому (особенно латинскому), кельтским, гер­манским...

Славянский язык – это индоевропейский язык, в целом сохра­нивший архаический тип»[6]. Советский языковед Б.В.Горнунг считал, что предки арьев (индоиранцев) в конце III тыс. до н.э. заселяли севе­ро-восток Европы и находились где-то около Средней Волги, а другой выдающийся советский лингвист В. И. Абаев пишет: «Через ряд столе­тий пронесли арии память о своей прародине и ее великой реке Вол­ге»[7]. Еще в 20-х годах нашего века академик А. И. Соболевский гово­рил о том, что на громадных просторах европейской России, вплоть до северных областей, господствуют названия, в основе которых лежит какой-то древний индоевропейский язык. Он писал в своей работе «Названия рек и озер Русского Севера» (1927 г.): «Исходный пункт моей работы – предположение, что две группы названий (рек и озер – С.Ж.) родственны между собой и принадлежат одному языку индоевропейс­кой семьи, который я пока, вплоть до подыскания более подходящего термина, именую скифским»[8]. В 50-е годы шведский ученый Г.Еханнсон пришел также к выводу о том, что в географических названиях Скандинавии и вообще всего севера Европы присутствует мощная скиф­ская подоснова[9].

Мы уже отмечали ранее, что во II тыс. до н.э. в Северо-Западную Индию со своей Восточноевропейской прародины приходят племена скотоводов и земледельцев, именующих себя «арьями», т.е. «благо­родными». Часть арьев, и немалая, ушла со своей прародины в поисках лучшей доли, но трудно представить себе ситуацию, при которой все население значительной части Восточной Европы покинуло бы ее. Ско­рее всего такая ситуация просто невозможна, потому что «не выявлено исторических причин, которые могли бы вызвать обязательный всеоб­щий их (арьев – С.Ж.) уход из своей прародины»[10]. Вероятно, боль­шая часть арийских племен осталась дома, на просторах Восточной Европы, чтобы стать предками будущих народов этой земли. И нет ничего удивительного в том, что академик Н.Я.Марр считал, что древняя по­доснова славянства имеется далеко на севере, «в тех местах, которые до последнего времени считались отнюдь не славянскими и занятыми славянами уже на заре так называемого исторического времени»[11].

Итак, тысячелетия назад уходили с этих земель племена арьев, чтобы обрести новую родину в Иране (правильно Арьяна – земля арь­ев) и Индии. Уходили и уносили с собой свои предания, сказки, мифы, верования, обряды, свои песни, танцы, своих древних богов. На новой для них земле, среди других народов они свято хранили память о своем прошлом, о своей прародине. Хранили свою и нашу память! Низкий поклон Вам, далекие братья и сестры, за то, что через тысячелетия про­несли Вы нашу общую святыню, наше общее прошлое, нашу общую память! За то, что сохранили золотые ключи от ушедших времен, и се­годня мы открываем ими сокровищницу прошлого своего народа. Нуж­но ли это нам? На этот вопрос ответил еще в 1911 году выдающийся исследователь Русского Севера А.Журавский: «В «детстве» человече­ства – основы для познания и направления грядущих путей человече­ства. В эпохах «детства России» – путь к познанию России, к конт­рольному познанию тех исторических явлений нашей современности, которые представляются нам фатально сложными и не подчиненными правящей воле народа, но корни которых просты и элементарны, как начальная клетка сложнейшего организма. Зародыши общественных «зол» – в личных каждого и всех. И мы обязаны всемерно воспользо­ваться опытами седого прошлого, и чем ближе к зародышам этого про­шлого мы проберемся, тем сознательнее, вернее и увереннее пойдем «вперед»... Именно история «детства человечества», именно этногра­фия поможет нам познать логические законы естественного прогресса и сознательно, а не слепо, идти «вперед» самим и двигать «вперед» свой народ, ибо этнография и история – пути к познанию того «про­шлого», без которого нельзя применить к познанию грядущего позна­ние настоящего... Россия же меньше, чем какая-либо другая нация, мо­жет познать себя без помощи познания корней своего прошлого; а не познав себя, невозможно познать других и учесть свои положения сре­ди других, как не исправив себя, невозможно исправить других... По­гибли зародыши многих верований и идеалов, – будем же искать их от­печатки на предметах, пока не погибли навеки и они. Это отнюдь не только «интересно» или «любопытно», но жизненно важно, необходи­мо»[12].

 


ГЛАВА ПЕРВАЯ

Белая Индия

К ИСТОКАМ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ

 

Певчим цветом алмазно заиндевел

Надо мной древословный навес,

И страна моя, Белая Индия,

Преисполнена тайн и чудес!

 

(Н. Клюев "Поэту Сергею Есенину" 1916 г.)

 

В 1903 году в индийском городе Бомбее вышла в свет книга со странным и интригующим названием «Арктическая Родина в Ведах». Автором ее был выдающийся борец за освобождение Индии от колони­ального гнета и замечательный ученый Бал Гангадхар Тилак. Посвятив всю свою жизнь исследованию культуры родного народа, он долго и тщательно изучал древние предания, легенды и священные гимны, рож­денные в глубинах тысячелетий далекими предками индийцев и иран­цев. И вот, суммировав те странные явления, которые были описаны в священных книгах индийцев «Ведах» и иранцев «Авесте», Б. Тилак при­шел к выводу, ошеломившему его современников: Родина предков индоиранцев (или как они себя называли – «арьев») находилась на севере Европы, где-то около Полярного круга. Книга произвела на современ­ников писателя впечатление разорвавшейся бомбы. Кто-то считал это добросовестным заблуждением, кто-то – сказкой, а кто-то и фальси­фикацией. И уж никак не укладывалось в голове, каким образом север Европы мог быть «благодатным краем», а ведь именно таким описыва­ли его гимны «Ригведы», самой древней из «Вед». Но в общем гуле не­доверия раздавались и другие голоса – голоса тех, кто поверил Тилаку и также пошел в поиск по предложенному индийским ученым пути. Ре­зультаты не замедлили сказаться, и вслед за книгой Тилака вышла в 1910 г. еще одна работа – книга русского ученого Е. Елачича «Крайний Север как родина человечества» [13]. Как и в работе Б.Тилака, в книге Е. Елачича приводятся многочисленные выдержки из древних священ­ных текстов Ригведы и Авесты, объяснить которые могла лишь только «северная» гипотеза их происхождения. Надо сказать, что Веда (Зна­ние) – гимны, мифы, описания обрядов, молитвы в течение многих ты­сячелетий передавались из поколения в поколение преимущественно в родах жрецов, а время возникновения самых древних частей Веды ни­кому не известно. Оно может относиться к IV – V тысячелетию до на­шей эры, т.е. к тому времени, когда (как считают некоторые историки) единый индоевропейский праязык распадается на отдельные диалект­ные группы. Ученые, занимающиеся изучением индоевропейских язы­ков, пришли к выводу, что у древних арийских языков со славянскими прослеживается гораздо большее количество схождений, чем с любым другим языком индоевропейской семьи. Созданные в глубокой древно­сти общими предками славянских и индоиранских народов гимны Вед, наряду с древнеиранской Авестой, считаются одним из древнейших памятников человеческой мысли. Многие факты, сохраненные в мифах, преданиях, молитвах и гимнах, свидетельствующие о том, что создава­лись эти тексты на крайнем севере Европы, приводили в своих работах Б.Тилак и Е.Елачич. Например:

Великий бог Индра – могучий воин-громовержец – разделил сво­ей властью небо и землю, надев их на невидимую ось как два колеса. И с тех пор звезды кружатся над землей по кругам, а укреплена эта ось в небе Полярной звездой (Дхрувой – «нерушимой, неколебимой»). Та­кие астрономические представления, конечно же, не могли возникнуть в Индии. Только в полярных широтах во время полярной ночи видно, как звезды описывают около стоящей неподвижно Полярной звезды свои суточные круги, создавая иллюзию круга неба над кругом земли, скреп­ленных, как колеса, неподвижной осью.

В гимнах Ригведы и Авесты говорится о том, что на родине арьев полгода длится день и полгода – ночь, а «год человеческий – это один день и одна ночь богов».

Естественно, жизнь вдали от Северного полюса не могла поро­дить представления о долгой полярной ночи и дне, длящемся полгода. Как не могли люди, живущие вдали от севера, воспеть зарю такими сло­вами:

«По правде, это было много дней,
В течение коих до восхода солнца
Ты, о заря, была видна нам!
Многие зори не просветлились до конца,
О, дай, Варуна, нам зари до света прожить».

 

Здесь певец древнего арийского гимна обращается к могуществен­ному владыке небесного океана, хранителю космического закона и прав­ды на земле богу Варуне (Паруне) с просьбой помочь пережить длин­ную тридцатидневную зарю и дожить до дня. Он просит:

«О,дай нам, длинная темная ночь,
Конец твой увидеть, о ночь!»

 

Интересно, что и в Ведах, и в Авесте сохранились воспоминания о полярной ночи, которая длится не более 100 дней в году. Так, в индий­ском богослужении есть обряд подкрепления бога-воина и громоверж­ца Индры ритуальным хмельным напитком «сомой» во время его борьбы за освобождение солнца от плена, которая длится сто суток. В древнеиранской священной книге Авесте, где также рассказывается о борьбе бога-воина Тиштрьи за солнце, жрецы подкрепляют его питьем сто ночей. Надо сказать, что предание о борьбе за освобождение солнца от долгого плена, идея которой могла быть внушена лишь полярной но­чью, является одним из ведущих во всей мифологии Вед.

Атак как с концом полярной ночи приходит конец зиме, тает снег, оживает вся природа, шумят сбросившие лед реки, то Индра-освободитель солнца носит еще и название «освободитель вод». О том, что с освобождением солнца, с его возвращением на небо, освобождаются и воды, говорят многие гимны Вед и Авесты.

В древних индийских преданиях, на которые обратили свое вни­мание Тилак и Елачич, есть очень интересные описания полярного сия­ния, которое представлялось людям явлением самого Верховного Бо­жества на земле. Вот одно из них. Однажды великий мудрец и подвижник Нарада (стоит заметить, что высочайшая вершина Приполярного Ура­ла зовется также – Нарада) отправился на берег Молочного (т.е. Бе­лого) моря и оттуда на северо-запад, где находился большой остров, названный Шветадвипа (Светлый Остров). Достигнув этого острова, где обитали «светлые, сияющие подобно месяцу, люди», он воздел руки к небу и стал призывать в молитве Верховного Бога, восхваляя его тай­ными именами. И тогда на призыв Нарады «зримый во вселенском об­разе» явился Бог, который был «как бы подобно месяцу духовно чис­тый, и, вместе с тем, как бы вполне от месяца отличный. И как бы огнецветный, и как бы мысленно мелькнувшее звезды сияние; как бы радуга, и как хрусталя искристость, как бы иссиня-черный мазок, и как бы золота груды. То цвета ветки коралла, то как бы белый отблеск, здесь златоцветный, там подобный бериллу; как бы синева сапфира, местами – подобный смарагду, местами – подобный жемчужной нити. Так мно­гообразные цвета и образы принимал Вечный Святой стоголовый, ты­сячеголовый, тысяченогий, тысячеокий, тысячечревный, тысячерукий, а местами – незримый» [14].

Сравним это древнее описание с тем, что пишет о полярном сия­нии в конце XIX века С.В.Максимов: «Я был прикован глазами к чуд­ному, невиданному зрелищу, открывшемуся теперь из темного облака. Оно мгновенно разорвалось и мгновенно же засияло ослепительными цветами, целым морем цветов, которые переливались из одного в дру­гой, и как будто искры сыпались бесконечно сверху, искры снизу, с бо­ков... Вот обольет всю окольность лазоревым, зеленым, фиолетовым, всеми цветами красивой радуги, вот заиграют топазы, яхонты, изумру­ды» [15]. Не правда ли, удивительно похожи эти описания, разделенные многими тысячелетиями. И если даже такой трезвый прозаик, как Фритьоф Нансен писал о Северном сиянии полные восторга слова: «Какая бесконечная игра... Здесь, на Севере, будущее земли, здесь красота и смерть. Но почему же. Зачем же создана вся эта небесная сфера? О, читайте ответ в его голубом звездном пространстве!» [16], то как мог вос­принимать его человек в глубокой древности 6–8 тысяч лет назад. Вероятно, именно как непостижимое, чудесное явление Верховного Бо­жества поклоняющимся ему людям, жителям приполярных областей Европы, где только и можно на побережье Белого и Баренцева морей увидеть такое яркое и многокрасочное зрелище, так как ближе к полю­су северное сияние более однообразно, а южнее вообще явление край­не редкое. Интересно, что в древнеиндийском эпосе Махабхарата от­мечена очень важная деталь – мудрецы «от сияния пришли в исступ­ление, силы зрения и других чувств лишились, ничего не видели и толь­ко разливающийся звук отчетливо воспринимали». С.В.Мак­симов, в свою очередь, пишет: «Ничего не разберешь, ничего не сооб­разишь для одного цельного впечатления – все мешается и путается. В глазах рябит и становится больно... Как будто огромная всемирная куз­ница пущена теперь в ход» и он же отмечает, что на побережьях Белого и Баренцева морей «сполохи» сопровождаются пронзительными зву­ками. Такое явление характерно именно для этих широт и не встречает­ся больше нигде.

Но не только на непрерывную ночь, но и на непрерывный день имеются указания в Ведах. Вблизи полюса наблюдается, как солнце, поднявшись на определенную высоту над горизонтом, останавливает­ся, стоит на месте и затем идет назад. В Ведах говорится:

«Свою колесницу бог Солнца остановил посредине неба». Этот образ невозможно объяснить иначе, кроме как тем, что наблюдается движение солнца в северных широтах. В другом месте Ригведы гово­рится: «Бог Варуна качал на небе солнце, словно на качелях».

Где еще можно наблюдать подобную картину, кроме как в припо­лярных странах, где солнце в известное время года не скрывается за горизонтом, а только пригибается к нему и снова отходит, словно кача­ется.

Н. Р. Гусева подчеркивает, что: «Со времен пребывания арьев в Заполярье лунный календарь играл решающую роль в исчислении ме­сяцев... В полярных областях луна в дни полнолуния проходит через «точ­ку севера» 13 раз в год, а значит, и весь год делится на 13 лунных меся­цев... В Ригведе и других памятниках древней литературы луне посвящено столько гимнов и столько предписаний с ней связано, что до сих пор в сознании жителей этой страны (Индии – С. Ж.) культ луны занимает первенствующее место по сравнению с культом солнца – даже много­тысячелетнее занятие земледелием не смогло поколебать это соотно­шение» [17]. И далее: «Как зори по горизонту, так и солнце и звезды по небу совершают круговые движения, и эти картины можно наблюдать только в приполярных (и заполярных) областях. Тилак отмечает, что, судя по памятникам, Большая Медведица, именуемая в Индии Созвез­дием семи пророков, всегда видна высоко в небе, когда наступает мрак (Ригведа, I), тогда как в более южных областях – и тем более в Индии – она появляется лишь низко над северным горизонтом. Это тоже важ­ное наблюдение, так как с тех древнейших времен эти семь пророков почитаются в индуизме как авторы гимнов Вед и основоположники всех священных знаний. Это созвездие, должно быть, играло важную роль в деле ориентации людей по звездам, связанной с хозяйственной деятель­ностью, не прекращающейся, естественно, и во время «сна богов», т.е. полярной ночи» [18].

Бесспорно, именно на арктические реалии указывает и текст эпо­са Махабхарата, где говорится о том, что: «По мере того, как непре­рывно движется Полярный круг, на нем обнаруживается три сотни и шестьдесят делений» [19].

Среди удивительных феноменов земли арьев, описанных в Ведах и Авесте, есть один, исключительно важный, который уже почти столе­тие привлекает к себе самое пристальное внимание исследователей – это священные горы прародины арьев: Меру – в индийских преданиях, Хара – в иранских.

Вот что поведали о них древние предания.

На севере, где находится «чистый, прекрасный, кроткий, желан­ный мир», в той части земли, которая «всех других прекрасней, чище», обитают великие боги: Кубера – бог богатства, семь сыновей бога-твор­ца Брахмы, воплотившихся в семь звезд Большой Медведицы, и, нако­нец, сам владыка Вселенной Рудра-Хара – «носящий светлые косы», «камышеволосый, русобородый, лотосоголубоокий, всех существ Пре­док» [20]. Для того, чтобы достичь мира богов и предков, надо преодолеть великие и бескрайние горы, которые протянулись с запада на восток. Вокруг их золотых вершин совершает свой годовой путь солнце, над ними в темноте сверкают семь звезд Большой Медведицы и расположенная неподвижно в центре мирозданья Полярная звезда.

С этих гор устремляются вниз все великие земные реки, только одни из них текут на юг, к теплому морю, а другие – на север, к бело­пенному океану. На вершинах этих гор шумят леса, поют дивные птицы, живут чудесные звери. Но не дано простым смертным всходить на них, лишь самые мудрые и смелые переступали этот предел и уходили наве­ки в блаженную страну предков, берега которой омывали воды Молоч­ного океана.

Горы, отделяющие север и белопенное море от всех остальных земель, названы в гимнах Веды хребтами Меру, а величайшая из них – Мандарой. В Авесте – это горы Хара с их главной вершиной – горой Хукайрья. И также, как над горами Меру, над Высокой Харой сверкают семь звезд Большой Медведицы и Полярная звезда, поставленная в центре мирозданья. Отсюда, с золотых вершин Высокой Хары, берут начало все земные реки и величайшая из них – чистая река Ардви, нис­падающая с шумом в белопенное море Воурукаша, что значит «имею­щее широкие заливы». Над горами Высокой Хары вечно кружит «Быстроконное» солнце, полгода длится здесь день, а полгода – ночь. И только смелые и сильные духом могут пройти эти горы и попасть в счастливую страну блаженных, омываемую водами белопенного моря-океана.

О великих северных горах писали и древнегречекие авторы. Они считали, что эти горы (названные ими Рипейскими), занимали весь се­вер Европы и, протянувшись с запада на восток, являлись северной гра­ницей Великой Скифии. Так они изображались на одной из первых карт земли – карте VI века до н.э. Гекатея Милетского. О далеких Северных горах, протянувшихся с запада на восток, писал «отец истории» Геро­дот [21]. Сомневаясь в невероятной, фантастической величине Рипейских гор, Аристотель тем не менее верил в их существование, был убежден, что к северу земля поднимается, так как солнце там ниже,чем на юге, и с этих гор стекают все самые большие реки Европы, кроме Истра-Дуная. Такое убеждение подкреплялось вполне логичным выводом о том, что реки всегда текут с гор вниз и никогда не текут вверх в горы. За Рипейскими горами, на севере Европы, помещали древнегреческие и древнеримские географы Великий Северный или Скифский океан.

Часть карты к «Географии» Птолемея, изданной в Риме в 1490 году.
Г. М. Бонгард-Левин, Грантовский Э. А. «От Скифии до Индии» М.: Мысль. – 1983. – С. 152

Вопрос о том, где эти горы, долгое время никак не разрешался. Было высказано предположение, что создатели Авесты и Ригведы вос­пели в своих гимнах хребты Урала [22]. Да, действительно, Уральские горы находятся на севере по отношению к Индии и Ирану. Да, богат Урал золотом и самоцветами, далеко к замерзающему северному морю про­тянулся он. Но только и Авеста, и Ригведа, и античные историки посто­янно повторяли, что священные Хара и Меру, Рипейские горы протяну­лись с запада на восток, а Урал ориентирован строго с юга на север. Все – и Авеста, и Веды, и Геродот, и Аристотель – утверждали, что великие северные горы делят землю на север и юг, а Урал – граница запада и востока. И, наконец, не берут начало с Урала ни Дон, ни Днепр, ни Волга, не являются отроги Урала той границей, где разделяются зем­ные воды на текущие в белопенное северное море и впадающие в юж­ное море. Так что Урал, видимо, не разрешил древнюю загадку. Однако здесь не все так просто. Дело в том, что привычный для нас сегодня еди­ный Уральский хребет стал называться так только с середины XVIII века (от башкирского названия Южного Урала – Уралтау). Северная же часть Уральских гор издавна называлась «Камнем» или «Земным по­ясом». В отличие от Южного Урала, протянувшегося с севера на юг в меридианальном направлении, Приполярный Урал (Камень) – наибо­лее возвышенная и широкая часть Урала, где отдельные вершины поднимаются более чем на 1800 м. над уровнем моря, а общая ширина гор­ной полосы достигает 150 км. (на 65° с. ш.), имеет северо-восточное широтное направление. От так называемых «трех камней» отходит Тиманский кряж, который лежит на одной широте и – что крайне важно здесь отметить – объединяется с Северными Увалами – еще одной воз­вышенностью, протянувшейся с запада на восток. Именно здесь, на Северных Увалах, находится главный водораздел бассейнов се­верных и южных морей. Выдающийся советский ученый Ю. А. Ме­щеряков называл Северные Увалы «аномалией Русской равнины» и, говоря о том, что более высокие возвышенности (Среднерусская, При­волжская) уступают им роль главного водораздельного рубежа, делал следующий вывод: «Среднерусская и Приволжская возвышенности воз­никли лишь в новейшее время (неогенчетвертичное), когда Северные Увалы уже существовали и были водоразделом бассейнов Северных и Южных морей». И даже более того, еще во времена каменноугольного периода, когда на месте Урала плескалось древнее море, Северные Ува­лы уже были горами[23]. Северные Увалы – главный водораздел рек се­вера и юга, бассейнов Белого и Каспийского морей – находятся там, где на карте Птолемея (II в н.э.) помещены Гиперборейские (или Рипейские) горы, с которых на этой карте берет начало Волга, названная древним авестийским именем Ра или Рха. Но по древнеиранской традиции исток этой священной реки находится на горах Высокой Хары, на «золотой вершине Хукарйа». И здесь стоит привести сообщение арабс­кого ученого Ал-Идриси (XII в.) о горах Кукайа, которые он в своей «Гео­графии» помещает на крайнем северо-востоке Европы, и которые ана­логичны Рипейским горам античных географов, а также горе Хукарйа Авесты. Ал-Идриси, рассказывая о горах Кукайа, с которых берет на­чало река Русиййа, отмечает, что «в упомянутую реку Русиййа впадает шесть больших рек, истоки которых находятся в горах Кукайа, а это большие горы, простирающиеся от моря Мраков до края обитаемой земли... Это очень большие горы, никто не в состоянии подняться на них из-за сильного холода и постоянного обилия снега на их вершинах[24].

Карта Азии VII по Птолемею (из «Географии» 1540 г.) Под ред. С.Мюнстера В.А.Бронштен «Клавдий Птолемей». М.: Наука. 1988. – С. 146

Обратимся к словарю Брокгауза и Ефрона (т. VII, 1892 г.). Здесь говорится о том, что на северо-восточной окраине Вологодской губер­нии горные хребты нигде не достигают до линии вечного снега, но, бла­годаря их северному положению, нередко снег не сходит с них круглый год. На северных склонах мощность снега к концу марта достигает 3,5 – 4 метров. И если священные горы Хара и Меру и Северные Увалы (в комплексе с Приполярным Уралом) – одно и тоже, то найти шесть рек, о которых писал Ал-Идриси, несложно. В Волгу (Русиййу) действительно впадают берущие начало на Увалах шесть крупных рек – Кама, Вятка, Ветлуга, Унжа, Кострома и Шексна. И если считать (как считали древ­ние) истоком Волги Каму, то начинается собственно Волга-Рга (Рха) Птолемея и Авесты действительно с Северных Увалов. С них же берет начало и величайшая из рек Русского Севера – могучая и полноводная Северная Двина, впадающая в Белое море и имеющая около тысячи притоков.

 

Дуга священных северных гор индоиранцев (арьев). Главный водораздел северных и южных рек Восточной Европы. С. В. Жарникова «К вопросу о возможной локализации священных гор Меру и Хары индоиранской мифологии. // Информбюллетень МАИКЦА (ЮНЕСКО). М.: Наука. – 1986. – Вып. 11. – С. 39

В Авесте есть гимн, воспевающий священную реку арьев Ардви-суру, впадающую в белопенное море. Ниже приводится фрагмент этого гимна:

Молись великой, славной,

Величиной равной

Всем водам, взятым вместе,

Текущим по земле.

Молись текущей мощно

От высоты Хукарья

До моря Ворукаша.

Из края в край волнуется

Все море Ворукаша.

И волны в середине

Вздымаются, когда

Свои вливает воды,

В него впадая, Ардви

Всей тысячью протоков

И тысячью озер [25].

 

Здесь стоит отметить, что Северная Двина, являющаяся самой крупной водной артерией севера Европейской части России, имеет пло­щадь водосбора в 360750 км2 и несет 110 млрд. м3 воды, что составило бы два Днепра или три Дона. Половину вод Белого моря составляют воды, принесенные Северной Двиной.

 

Название реки Ардви Сура Анахита значит «двойная вода, мо­гучая, непорочная». Но еще в XVI веке Александро Гванини писал: «Река Двина получила название от соединения двух рек – Юг и Сухона. Ибо Двина у русских обозначает «двойную» (реку)» [26]. Здесь имеет смысл привести несколько строк из описания путешествия на Север, сделан­ного молодой петербургской студенткой в 1912году. Они свидетельству­ют о том, какое впечатление могут производить Северные Увалы на че­ловека: «А вот и Сухона. Затараторил пароходу Тотьмы, и мы полезли вниз к Северной Двине. Устроившись в каюте, закусив, я вылезла на трап и замерла, потом потрогала себя по лицу – не сплю ли – нет! От­весные скалы падают в реку, они прослоены мощными пластами разно­образных оттенков, причудливы и величавы; с другой стороны – скалы же, но покрытые соснами, елями – иные ползут по скале, цепляются и играют своей верхушкой с водой, заглядывают в зеркало реки... Где же поэты, художники? На весь мир прославили Волгу, ее Жигули, но здесь не хуже, даже больше величия, хотя речной размах не тот. Где же геологи? Обнаженные скалы по Сухоне допишут не одну чистую еще страни­цу автобиографии земли...» [27]. К этому можно добавить, что, находясь на 60° северной широты, Северные Увалы не только являются главным водоразделом Русской равнины и границей севера и юга, но здесь уже можно наблюдать год, разграниченный на светлую и темную половины, можно видеть высоко в зените Полярную звезду и Большую Медведицу, а, спустившись к морю, и полярное сияние. Долгая зима – обычное яв­ление в этих широтах. Здесь стоит вспомнить слова Геродота о том, что: «Во всех названных странах (у Рипейских гор) зима столь сурова, что восемь месяцев там стоит невыносимая стужа. В это время хоть лей на землю воду, грязи не будет, разве только если разведешь костер» [28]. Кро­ме того, Геродот писал о безрогости быков в землях у Рипейских гор, которую он связывал с суровым климатом этих мест. Но такой комолый скот, обладающий большой жирностью молока (4,7%), есть до сих пор в Кировской и Пермской областях.

Во всех древних описаниях священные северные горы сказочно богаты. Геродот писал: «На севере Европы, по-видимому, есть очень много золота. Как его там добывают, я также не могу определенно ска­зать» [29]. Если мы будем считать Полярный Урал и Северные Увалы реальным праобразом легендарных гор, то есть ли доля истины в рассказах о золотых руслах рек, о несметных сокровищах этих гор? В «Из­вестиях Архангельского общества изучения Русского Севера» (№ 8, 9 1911 г.) сообщается следующее: «По свидетельству Карамзина, еще в 1491 году в окрестностях реки Печоры были обнаружены залежи мед­ной и серебряной руды». В то же время добывалась медь в окрестнос­тях реки Мезени. «Тогда же в Архангельске был открыт монетный двор, и первые русские медные и серебряные монеты выделывались из меди и серебра, добытых по рекам Печоре, Мезени, Северной Двине». В этой статье сообщалось также, что медная руда на Печоре содержит до 33% меди. Авторы (В. А. Ленгауэр и Е. П. Остроумов) отмечали, что по вы­числениям Бартенева «древние разработки производились на площади до четырех квадратных верст, с которой вынуто 50 000 000 пудов рудо­носной глины или 1 600 000 пудов чистой меди» (с. 26). Здесь же сооб­щено, что: «На Печоре впервые в России было добыто золото в конце XV века, а материалом для первых русских золотых монет послужило печорское золото».

Здесь издавна добывали золото, вплоть до XIX – начала XX века, по реке Вишере, в верховьях Печоры. В Вологодской губернии золото отмечено в верховьях Шугора и Илыча. В 1910 году в верховьях Илыча были открыты залежи свинцовой руды. Словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что берега и русла рек Меры, Волги (у Костромы), Унжи и их притоков изобилуют пиритом (золотой обманкой) настолько, что его хватает для промышленных разработок, и крестьяне в конце XIX века собирали вымываемые реками куски породы и отвозили их на местные заводы [30]. Стекающая также с Северных Увалов на юг река Вурлам и ее притоки проносят свои воды в поймах, содержащих золотой песок. В районе Приполярного Урала, Тиманского Кряжа и Северных Увалов ог­ромное количество полезных ископаемых, многие из которых были хо­рошо известны и использовались еще в глубокой древности. Реки, «те­кущие в золотых руслах», и горы, «богатые драгоценными камнями», – не миф, а реальность.

Таким образом, таинственные священные горы арийских мифов, скифских преданий и рассказов античных писателей обрели вполне ре­альные очертания, так как практически все, что говорилось о Харе, Меру и Рипейских горах, можно соотнести с Северными Увалами и Припо­лярным Уралом, а также возвышенностями Карелии и Кольского полу­острова, замыкающими на западе эту дугу и сказочно богатыми всевоз­можными полезными ископаемыми.

Среди всего, что было сказано о священных горах арьев (Рипейс­ких горах скифов), и что мы пока не связали с Северными Увалами, ос­талась одна важная деталь – высота гор. Действительно, Хара, Меру и Рипейские горы описываются как очень высокие, высота же Северных Увалов (в отличие от Тимана и Северного Урала) не превышает сейчас 500 метров над уровнем моря. Но здесь следует учесть такие моменты: описывая вершины Хары и Меру, древние певцы постоянно отмечали, что они покрыты лесом, изобилуют зверем и птицей, т.е. никак не могут быть очень высокими. Не стоит забывать и то обстоятельство, что низ­кое северное небо, специфическое положение солнца, а также то, что отсюда реки текли как на юг, так и на север (реки текут сверху вниз, а не наоборот), все это свидетельствовало для древних наблюдателей об од­ном – земля к северу поднимается, и здесь находятся самые высокие горы на земле. Надо учитывать также, что высота горных массивов – это не нечто абсолютно стабильное, за тысячелетия возвышенности растут и опускаются. Стоит вспомнить, что целый континент – Антарктида – опустился под тяжестью льда на 900 метров. Скандинавский ледник был не меньше и с не меньшей силой давил на Европу, но здесь его давление уравновешивалось подъемом сопредельных частей платформы. При таких условиях какова могла быть высота Северных Ува­лов, у западной оконечности которых ледник остановился?

Он окончательно растаял к VIII тысячелетию до н.э., и начался медленный подъем Скандинавии и опускание Русского Севера, кото­рые продолжаются и сейчас. Но процесс этот идет скачкообразно, и у нас нет оснований сомневаться в том, что Северные Увалы были в V – III тыс. до н.э. выше, чем в наши дни. И, наконец, в древних мифах го­ворится о том, что за горами Хара и Меру, на берегу Молочного моря, находится счастливая страна, обладающая теплым климатом, свобод­ная от холодных ветров и рождающая обильные плоды. В рощах и лесах именно этой страны, где солнце восходит и заходит раз в год, обитает счастливый народ. Именно в этой стране помещают «Авеста», «Ригведа» и «Махабхарата» землю своих предков, место обитания богов и ге­роев.

Конечно, сейчас трудно представить себе север Восточной Евро­пы как «благодатный край». Мы привыкли к безликому, ущербному термину «Нечерноземье», связывая с ним представление о земле, где к северу от Вологды «царит патриархальщина, полудикость и самая на­стоящая дикость», где всегда крестьянину приходилось поливать своим потом скудную пашню, которая приносила ему жалкий, едва хватаю­щий для пропитания, урожай. Но так ли все было на самом деле? Обра­тимся к выводам современной палеоботаники, науки, восстанавливаю­щей древний облик растительного покрова Земли и соответственно тех климатических условий, в которых эта растительность могла существо­вать. Российский палеоботаник Н.А.Хотинский пришел к выводу, что в VI – III тысячелетии до нашей. эры подъем температур в лесной и тундровой зоне совпал с их падением к югу от 50–55° северной широты. Ученые отмечают, что в IV тысячелетии до нашей эры на севере Вос­точной Европы июльские температуры были выше, чем в настоящее время, на 4–5° С . Но такое наибольшее потепление было свойственно той части континента, что расположена к северу от 55–60° с. ш. (т.е. за Северными Увалами), южнее оно уменьшалось и приблизительно на широте 50° с. ш. температуры были близки к современным. Это при том, что в середине IV тысячелетия до нашей эры в северном полушарии на широтах 57–59° с. ш. годовые колебания температуры были меньше современных на 3–5° С, а безморозный период на 30–40 дней больше современного [31]. О том, что территории за Северными Увалами и побе­режье Белого моря могли быть в древности (VI – середине II тысячелетия до нашей эры) цветущим краем, свидетельствуют факты недавнего прошлого. В XIX веке, когда в некоторые годы (в 1836 г., например) снег выпадал и не таял в Онежском уезде с 6 августа, в Мезенском – 8 августа, а на Печоре лед не таял совсем, средняя урожайность ржи со­ставляла в Мезенском уезде сам 15–20 (т.е. одно зерно давало 15–20 зерен), Кольском – сам 9, Холмогорском – сам 8, а максимально (сорт «Ваза») – сам 180, ячмень давал сам 10, а максимально сам 40 и т.д. Эти данные взяты из «Известий Архангельского Общества изучения Русского Севера». Там же известный исследователь сельского хозяй­ства европейского севера России А. Журавский писал в 1911 году: «Многие ли знают, что на Печоре уже более 400 лет (в Усть-Цильме) существует хлебопашество? Многие ли знают, что, даже по данным официальных статистических отчетов, урожаи здесь выше, чем в 50% остальной России, несмотря на дико первобытное землепользование и отвлечение доходнейшими промыслами, что, несмотря на отсутствие путей сообщения и прочих условий для возникновения и развития экс­портной торговли маслом, в Печорском уезде, при малой его заселен­ности, – наивысшее количество голов не только оленей, но и молочно­го скота и лошадей» [32]. Он же отмечал, что в Пермском и Вятском крае производилось более четверти миллиарда пудов зерна, хотя пахотная земля составляла здесь 7% всей пахотной земли Европейской России. В начале XX века на Печоре выращивали весьма успешно озимую рожь, овес, яровую пшеницу, ячмень, лен, гречиху и картофель. Летом 1823 года в Архангельске созрели на грунте персики. В городе и пригороде постоянно выращивались дыни. В 1912 году в окрестностях г. Вельска был обнаружен скороспелый вид пшеницы, а шенкурская пшеница по анализу американских ученых оказалась самой скороспелой, самой за­сухоустойчивой, имеющей самое полновесное зерно из всех пшениц США, о чем свидетельствуют «Материалы для селекции зерна в США и Западной Европе, полученные с Севера (Швеция, Финляндия, Рос­сия) в XIX веке» [33]. Этот перечень может быть продолжен: самая ско­роспелая пшеница в мире найдена на Онеге, смый скороспелый ячмень – четырехрядный – был широко распространен на Севере, а знамени­тая канадская пшеница, завезенная в Россию в конце XIX века и назы­вавшаяся «Харьковской», в Канаду попала из Архангельской губернии. Известный статистик XIX века Иван Федорович Штукенберг в своем «Описании Архангельской губернии» (СПБ, 1857) свидетельствует: «Несмотря на скудную растительность Канинской земли (т.е. тундры – С.Ж.) на границах ея в небольшом количестве встречается дикая рожь.

На бывшей в Архангельске выставке земледельческих произведений эта рожь была представлена в виде зерен, муки и печеного хлеба. Здесь же встречается дикий горох, дикий чеснок, употребляемый самоедами и годный в пишу, ягоды четырех сортов». Он отмечает далее, что акаде­мик Лепехин еще в XVIII веке сожалел о том, что никак не используется растущий здесь дикий лен. Наличие в Канинской тундре дикорастущей ржи, гороха и льна представляется странным, когда заведомо знаешь о том, что за последние два тысячелетия рожь, горох и лен здесь не выра­щивались и более того – самоеды, по утверждению Лепехина, а затем и Штукенберга, употребляли в пищу только дикий горох и чеснок, не имея представления о ржи и льне.

Уже в наше время, в 1947 году, академик Л.С.Берг писал: «Для большей части наших хлебов на севере и востоке, в известном отноше­нии, сравнительно более благоприятные условия, чем на юге и западе», и что «как это ни парадоксально на первый взгляд, урожайность хлебов в подзоне тайги (а также в подзоне смешанных лесов, т.е. вообще в нечерноземной полосе) гораздо выше, чем в степях». Л. С. Берг привел цифры, которые могут обескуражить неподготовленного читателя и по­казаться фантастическими. Сравнивая урожайность зерновых в степях и нечерноземной зоне (Самарская, Саратовская губернии и область Войска Донского – с одной стороны; Петербургская, Новгородская, Вологодская, Вятская, Пермская губернии с другой) за 1901 – 1910 гг., он пришел к выводу, что превышение средних урожаев в Нечерноземье над черноземными губерниями составляет: овес – 51 %, ячмень – 69%, яровая пшеница – 33%, озимая пшеница – 42%. Причем, урожаи на севере резко возрастают в сухие и теплые годы. Так, в засушливом 1921 году на юге и востоке был голод, а в Новгородской области получен не­бывалый урожай: рожь, обычно дающая урожай сам 4–5, в 1921 году дала сам 9–10 (Л.С.Берг. с. 196) [34]. Эти примеры можно было бы про­должить. Вывод напрашивается сам собой – если с VI до конца II тыся­челетия до нашей эры на севере Восточной Европы был более теплый и сухой климат, чем в настоящее время (а именно это отмечают палео­климатологи), причем, повторяем, этот подъем температур на севере совпал с их падением южнее 50–55° с. ш., то, вероятно, древние авто­ры, воспевая землю за горами Хара и Меру, на берегах Белого или Мо­лочного моря, как прекрасный край, где все растет в изобилии, были не так уж далеки от истины.

В древнем эпосе «Махабхарата», там, где рассказывается о свя­щенной северной стране предков арьев, есть наряду с ранее описанными «полярными» явлениями и описания извержения вулканов, говорит­ся об «огнедышащих» горах, «сверкавших огнем», разбрасывающих искры, о «горах с зажженными огнями». Исследователь и переводчик текстов «Махабхараты» академик Б.Л.Смирнов указывал на то обсто­ятельство, что: «древние арийцы где-то наблюдали вулкан, но остается вопросом, где именно, так как, насколько известно на Деканском плос­когорье, да и вообще в Индии, не описано потухших вулканов, не гово­ря уже о действующих» [35]. Нет их также и на Памире, и Тянь-Шане. Но вот такую информацию опубликовали 17апреля 1987 года в газете «Вологодский комсомолец» геологи Ленинградской геологической экспедициии В.Гаркуша и В.Хаецкий. В статье «Вулкан под Вытегрой» они пишут: «После внимательного изучения района Ухтозера и ряда нахо­док мы пришли к выводу, что перед нами следы деятельности когда-то существовавшего здесь вулкана... Считаем, что вулкан действовал срав­нительно недавно, естественно, в геологическом понимании каких-ни­будь десять тысяч лет тому назад». И более того, еще в 1581 году Алек­сандре Гванини, пользуясь материалами Матвея Стрековского, писал, что на Кольском полуострове «есть горы, которые извергают пламя, как Этна» [36]. И, наконец, анализируя тексты древнеиндийского эпоса, Б.Л.Смирнов подчеркивал, что описание озаренного всеми красками неба очень похоже на «картину сумерек дальнего севера». В «Махабхарате» есть удивительные строки, характеризующие отношение арьев к своей древней прародине:

«Северная часть земли всех других чище, прекрасней,
Живущие здесь, там возрождаются добродетельные люди,
Когда, получив (посмертные) почести, они уходят...
Когда взаимно друг друга пожирают полные
Жадности и заблужденья,
Такие вращаются здесь и в Северную страну не попадают».
Воспевая верховного Бога-Творца, певцы возглашали:
«Ты – год и его времена, месяц и полумесяц,
Ты – круги мировых времен, лунные четверти...
Ты – вершины деревьев, горные утесы...
Из океанов – Молочный Океан.
Лук – из орудий, из оружий – перун,
Из обетов – правда».

(Мокшадхарма. Гл. 191. (22–25 ); гл. 286. (57–59).

 

Все это вместе взятое свидетельствует о том, что север действи­тельно был для арьев священной древней прародиной, память о кото­рой они сохранили в гимнах, молитвах и преданиях. Проходили тысяче­летия, расселялись пастухи и земледельцы все дальше и дальше на юг и юго-восток, на запад и юго-запад. Ну, а север? Неужели все арьи поки­нули родную землю в поисках лучшей доли? Вероятно, нет!

Вглядитесь внимательно в карту севера Восточной Европы, в на­звания рек, озер, населенных пунктов. Все эти названия сохраняются в том случае, если остаются люди, которые помнят их. В противном слу­чае приходит новое население и называет все по-новому. На Русском Севере по сей день можно встретить назвния рек, явно связанные с сан­скритом: Уса, Уда, Снопа, Сундоба, Индола, Индосар, Синдош, Варна, Стрига, Свага, Сватка, Харина, Пана, Тора, Арза, Прупт. Так же, как названия деревень и сел: Харино, Харово, Харина гора, Харенское, Харинская, Мандара, Мандарово, Рипино, Рипинка и т.д. И именно в тех местах, где сохранились эти древние названия сел и деревень, в ткаче­стве и вышивке русских крестьянок до конца XIX – начала XX века стой­ко сохранялась традиция древних геометрических орнаментов, которые можно найти в древнейших культурах Евразии VI–II тысячелетий до нашей эры. И, прежде всего, это те орнаменты, зачастую очень слож­ные и трудоемкие, которые были «визитной карточкой» арийской древ­ности. Многие обычаи и обряды восточных славян (и в частности рус­ских) свидетельствуют о сохранении памяти о далеких «ведических» временах. Б.Л.Смирнов привел следующий пример такой памяти: «В ведической традиции почитаемого живого человека нужно обходить справа, мертвому же выражается почтение обходом слева. Таким обра­зом совершается движение «посолонь» или в обратном направлении... Насколько прочны эти традиции, свидетельствует исторический факт страстной защиты староверами древнего обычая выхода из южных врат во время литургии (посолонь), тогда как Никон ввел новше­ство: выход из северных врат» [37]. Так что отнюдь не из простого упрям­ства отстаивали староверы свои древние традиции. И у многих народ­ных обычаев такие же глубочайшие исторические корни, уводящие нас в седую ведическую архаику.

«Народ не помнит, чтоб когда-нибудь изобрел он свою мифоло­гию, свой язык, свои законы, обычаи и обряды. Все эти национальные основы уже глубоко вошли в его нравственное бытие, как сама жизнь, пережитая им в течение многих доисторических веков, как прошедшее, на котором твердо покоится настоящий порядок вещей, и все будущее развитие жизни. Поэтому все нравственные идеи для народа эпохи пер­вобытной составляют его священное предание, великую родную стари­ну, святой завет предков потомкам» [38]. Эти слова выдающегося русского фольклориста XIX века В. И. Буслаева, произнесенные им на торже­ственном акте в Московском Университете в 1859 году, не потеряли своей актуальности и в наши дни. И опускаясь в глубины тысячелетий в поисках ответов на вопрос: «Так что же это за священное предание, в чем этот святой завет предков потомкам?», – мы берем с собой как путеводную нить ту память прошлого, что сохранилась в наших песнях, сказках, былинах, в наших обрядах, ритуалах, поверьях и еще в свя­щенных книгах древних арьев – Веде, Авесте, Махабхарате, в предани­ях, обрядах и ритуалах других индоевропейских народов.

 


ГЛАВА ВТОРАЯ

 

Путеводная нить

 

СКАЗКИ, БЫЛИНЫ, ЗАГОВОРЫ

 

 

Ф.И.Буслаев в своей знаменитой речи «О народной поэзии в древнерусской литературе, произнесенной в 1858 г., подчеркнул, что: «Ясное и полное уразумение основных начал нашей народно­сти есть едва ли не самый существенный вопрос и науки, и рус­ской жизни» [39]. Пытаясь сегодня решить хотя бы малую часть этой за­дачи, мы обязаны обратиться к еще живой народной традиции и попробовать рассмотреть ее сквозь призму многотысячелетнего про­шлого, в котором скрываются «основные начала нашей народности». И основным сравнительным и дешифрующим материалом здесь, как и ранее, будут тексты гимнов Ригведы и эпоса Махабхарата, что обуслов­лено «как большей степенью соответствия между ведическим и русским в силу лучшей сохранности в нем архаизмов, чем в западных языках, так и большей близостью русской (славянской) мифопоэтической тради­ции к индоиранской» [40]. При этом еще раз подчеркнем, что в восточнославянской традиции вообще, а в севернорусской в особенности, сохра­нились такие элементы, которые архаичнее не только древнегреческих, но даже и зафиксированных в Веде. Свидетельством тому являются рус­ские народные сказки, песни, заговоры, обряды, народное прикладное искусство.

Говоря о русской народной волшебной сказке, Ф.И.Буслаев под­черкивал, что: « Как обломок доисторической старины сказка содержит в себе древнейшие мифы, общие всем языкам индоевропейским, но эти мифы потеряли уже смысл в позднейших поколениях, обновленных раз­личными историческими влияниями, потому сказка относительно по­зднейшего образа мыслей стала нелепостью, складкой, а не былью. Но в отношении сравнительного изучения индоевропейских народностей она предлагает материал для исследования того, как каждый из родствен­ных народов усвоил себе общее мифологическое достояние» [41]. Обра­щаясь к русским народным волшебным сказкам, широко распростра­ненным и на европейском севере нашей страны, мы отнюдь не ставим перед собой задачи систематизации их типов, что давно сделано А.Аарне, В.Я.Проппом и другими исследователями. Нас интересуют те мо­тивы, которые являются абсолютными аналогами древних индоиранс­ких мифологических сюжетов или расшифровываются на их основе. В связи с этим кругом задач имеет смысл прежде всего обратиться к по­этическим сказкам А.С.Пушкина.

В.Я.Пропп подчеркивал, что: «В истории русской художествен­ной культуры Пушкин был первым человеком, который от простой кре­стьянки стал записывать сказки с полным пониманием всей красоты народной сказки» [42]. Причем следует отметить, что А.С.Пушкин вос­принял не только красоту чисто литературной формы сказок, но и ту их глубинную сущность, то порой непонятное и таинственное в их образ­ном строе, что он бережно сохранял и передавал в своих поэтических сказках практически без изменений. Поэтому зачастую мы встречаем здесь такие образы, ситуации, символы, которые требуют специально­го анализа и расшифровки уже на уровне современных данных науки.

В связи с этим кругом задач имеет смысл обратиться к «Сказке о Царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре Князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной Царевне Лебеди», созданной А. С. Пуш­киным через одиннадцать лет после «Руслана и Людмилы» в 1831 году. Поэт трижды записывал текст этой сказки: в Кишиневе (1822 г.), от своей няни Арины Родионовны (1824 г.) и еще один раз, в 1828 г., прав­да, источник остался неизвестен [43]. Все это свидетельствует о том, что данный сюжет был достаточно широко распространен и стойко хранил­ся в народной памяти, так что вряд ли имеет смысл искать исходный вариант среди сказок братьев Гримм, как это иногда делается. Здесь стоит вспомнить русскую народную сказку «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре» из собрания А.Н.Афанасьева: У царя и царицы три дочери – три родные сестрицы. Они идут на посиделки к бабушке-задворенке, где старшая обещает, если на ней женится Иван-царевич, вышить ему ковер-самолет; вторая сулит подарить кота-баюна, а тре­тья – родить девять сыновей – «по колена ноги в золоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки». Иван-царевич женится на младшей царевне. Во время его отъезда царевна родила трех из обе­щанных девяти сыновей. Но Баба-Яга отобрала у царицы детей, а взамен оставила трех щенят. Царевич рассердился, но в первый раз жену простил. Во время следующей отлучки Ивана-царевича его жена вновь родила, но теперь уже шесть сыновей. Зная, что может прийти Баба-Яга, она спрятала одного сына в рукав. Баба-Яга заменила пятерых мальчиков на щенят. Приехавший домой царевич приказал посадить жену в бочку, заколотить, засмолить и бросить в океан-море. Сын Мар­фы-царевны растет не по дням, а по часам. Бочку выбрасывает на мель. На берегу по их пожеланию «устроилось великое царство». К царевне и ее сыну приходят нищие. Затем они идут в царство Ивана-царевича и рассказывают о виденном чуде. Баба-Яга говорит, что у нее в лесу, у старого дуба, живет восемь чудесных молодцов – «по колена ноги в зо­лоте, по локти руки в серебре, по косицам часты мелки звездочки». Уз­нав об этом, Марфа-царевна отправляет сына в лес, где в подземелье под старым дубом жили ее сыновья. Братья узнают хлеб, принесенный им от родной матери, и поднимаются на землю. Иван-царевич слышит от нищих о новом чуде и едет на него посмотреть. Узнает свою жену и сыновей, казнит Бабу-Ягу [44]. Таков сюжет этой сказки.

В другом варианте, в сказке «Во лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звезды», три сестрицы по очереди обещают в случае женить­бы на них Ивана-царевича: напрясть на рубашку, «какой во всем свете не спрядут», «выткать кафтан из серебра и золота», «родить сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а на затылке месяц, по бокам звезды». Как и положено, Иван-царевич женится на третьей сестре. Старшие сестры завидуют ей и вместе с няньками и мамками подменяют одного за другим трех сыновей, показывая отцу сначала котенка, потом щенка и, наконец, обыкновенного ребенка. Иван-царевич приказал судить жену, ее вместе с подкидышем, выколов ей глаза, засмолили в бочку и бросили в море. Настоящие сыновья Ивана-царевича живут, тем вре­менем, тайно от отца, во дворце в отцовском саду. Подкидыш в бочке растет не по дням, а по часам. Он просит, чтобы бочка пристала к бере­гу, чтобы она лопнула, чтобы появилась баня, чтобы промытые глаза его приемной матери прозрели, чтобы там появился дворец с настоя­щими детьми царевны. Он относит трем братцам три лепешки, испе­ченные на материнском молоке, становится их названным братом. Во дворец к матери и четырем мальчикам приходят нищие старцы. Затем они идут в царство Ивана-царевича и рассказывают ему о чуде. Он едет к своей семье [45]. Имеется еще один вариант сказки «По колена ноги в зо­лоте, по локоть руки в серебре», где есть и одинокий остров в море-океане, и купцы на кораблях, и три чуда: первое – мельница, которая сама мелет, сама веет, около нее – золотой столб, на столбе висит зо­лотая клетка и «ходит по тому столбу ученый кот: вниз идет – песни поет, вверх поднимается – сказки сказывает». Второе чудо – золотая сосна, на которой сидят птицы и распевают райские песни. И, наконец, третье чудо – три брата, у которых «ноги по колена в серебре, по грудь в золоте, во лбу светел месяц, по бокам часты звезды». Здесь, правда, есть еще и четвертый царевич, не отмеченный этими чудесными при­знаками, но зато он летает в царство своего отца мухой и комаром [46].

Судя по всему, А.С.Пушкин использовал какой-то другой вари­ант этой сказки, причем исключительно архаичный в своей основе. Ос­нованием к такому выводу является четкая семантическая связь всех элементов повествования. Судя по всему, зачин «Сказки о царе Салтане» берет свое начало в древнейших пластах индоевропейской мифоло­гии. Действительно, идея трех изначальных нитей, творящих все во Все­ленной, трех богинь судьбы, известная еще ведической мифологической традиции, трех прях-Мойр древнегреческой мифологии, очень четко зафиксирована в сказке А.С.Пушкина. Дальнейшее развитие сюжета свидетельствует о том, что именно ведические мифологемы легли в ос­нову данной сказки. Вспомним, что сделали бояре с царицей-пряхой, матерью князя Гвидона и ее сыном-богатырем, «росшим не по дням, а по часам» (что обычному человеку не свойственно, а присуще только божественным персонажам, приходящим в человеческом облике в мир людей и обязательно возвращающимся в мир богов). В отличие от мно­гих, широко распространенных сюжетов с вынужденным отправлением младенца в лодке, коробе, корзине и т.д. по водам (во имя его спасения или с надеждой на возможность такого спасения), здесь совершается целенаправленное убийство. Бояре «царицу... в бочку с сыном посади­ли, засмолили, покатили и пустили в Окиян». Отданный стихии воды Гвидон именно в бочке начинает стремительно расти, именно ему, а не его матери, подчиняются волны. И это закономерно, ведь само его имя – Гвидон – говорит о связи с водой, водными глубинами: древнеиранское Дон, Днепр, Днестр и русское слово «дно» – родные братья. В дальнейшем сюжет строится таким образом, что убийство превращается в свою противоположность – вечную счастливую жизнь на чудесном острове Буяне, где сбываются все желания, где «все богаты, изоб нет, везде палаты».

И здесь имеет смысл вспомнить один из сюжетов зачина Махабхараты – рассказ о Бхишме. Суть его такова: за провинность перед Твор­цом Брахмой восемь бессмертных богов были наказаны тем, что каждый из них должен был в человеческом облике прожить человеческую жизнь в мире людей. Но они упросили богиню священных вод Гангу избавить их от этой участи. Она согласилась семерых богов вернуть на небо, однако один из них (в образе воина Бхишмы) должен был остать­ся среди людей. Став женой царя Шантану, Ганга родила ему одного за другим семь сыновей и каждого новорожденного она топила в реке. От­давая царю восьмого сына – Бхишму, царица сказала: «Знай, я богиня этой реки и мое имя Ганга. Блажен, кто оканчивает свою жизнь здесь, в волнах, – он обретает бессмертие и живет в обители богов» [47]. Таким образом, в сказке «О Царе Салтане» брошенные в море-океан (пред­ставление о котором в древности было связано с космическим, небес­ным океаном) мать и сын приплывают на остров Буян, к тому самому «Лукоморью», где находится «дуб зеленый» вступления к «Руслану и Людмиле». И здесь имеет смысл обратиться к русской фольклорной традиции и, в частности, к народным заговорам. Действие эпических заговоров происходит, как правило, «на море-океане, на острове Буя­не», во всяком случае именно такими словами начинается «кильный стих» 1647 года: «На море Окияне, на острове Буяне стоит сыр дуб крепколист...». Но в севернорусских диалектах «буян, буй, буево, буевище» – высокое место, холм, курган, кладбище, погост, то есть «тот свет». Примеров заговоров, в которых фигурирует «остров Буян» очень мно­го, вот некоторые из них:

«На море, на океане, на острове на Буяне

Стоит дуб таратынский...»;

 

«На море, на океане, на острове Буяне, растет дубище...»;

 

«На море-океане, на большом Буяне,

Стоит дуб, стародуб...»;

 

«На море Океане, на острове Кургане

Стоит сыр дуб...»;

 

«На море-океане, на острове Буяне стоит дуб-карколист,

вверх корнями, вниз ветвями...» [48]

И здесь уместно вспомнить строки древнеарийского текста: «Свет­лый помыслами, Царь Варуна (владыка вод, космического океана и хра­нитель вселенского закона. – С.Ж.) держит крону дерева в бездонном пространстве; корни – вверх, а ветви его вниз смотрят. Да проникнут Лучи их в сердце наше.» [49].

В эпических заговорах с островом Буяном постоянно связано де­рево, как правило, это дуб. Общеизвестно, что в индоевропейской ми­фологии дуб – символ божества неба (грома и молнии). Дуб – дерево Перуна у славян, Перкунаса – у балтов, а в древнегреческой мифоло­гии Зевсу (в наиболее архаическом варианте) поклонялись в виде дуба у воды. Иногда, правда, в заговорах вместо дуба фигурирует «белая бе­реза» – также одно из священных, чистых деревьев у всех индоевропей­цев с глубочайшей древности. Образ острова Буяна и дерева на нем (дуба или березы) настолько устойчив в русских заговорах, что даже тысяче­летие христианства не смогло стереть его из народной памяти. И более того, христианские мотивы соединяются в заговорах с образом «свято­го острова» и «древа жизни» в самые невероятные сочетания. Напри­мер: «У этого Окияна-моря стоит дерево-карколист; на этом дереве карколисте висят: Козьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощни­ки...» [50]. Здесь невольно вспоминается Один – верховный бог скандинавской мифологии, изначально представлявший духовную власть, муд­рость и сакральное знание, владыка небесного царства мертвых, удивительно близкий к арийскому Варуне, также владыке космическо­го океана (т.е. небесного царства мертвых), царю закона и хранителю сакрального знания. Варуна, как было отмечено ранее, связан с дере­вом, крону которого он «держит в бездонном пространстве» и «корни которого вверх, а ветви вниз смотрят». В русском заговоре фигурирует дерево-карколист, о котором в одном из текстов говорится как о «дубе-карколисте, вверх корнями, вниз ветвями». Именно на таком перевер­нутом Вселенском космическом дереве и «висят» в русском народном заговоре, записанном в XIX веке В.Далем, христианские святые «Козь­ма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники». Не сидят поддере­вом, не, наконец, сидят на дереве, а именно висят. Вспомним, что Один (Водин или Вотан) сам себя принес в жертву и, пронзенный собствен­ным копьем, девять дней висел на мировом дереве, после чего испил священного меда поэзии и постиг руны – средоточие высшего знания и мудрости. Именно благодаря такой жертве Один-Водан соединяется с Мировым деревом и становится посредником между богами и людьми, то есть «великим помощником». О полнейшей перекодировке христианского образа свидетельствует и такой текст заговора: «На море на Окияне, на острове Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх кореньями; на той березе Мать Пресвятая Богородица шелковые нитки мотает, кровавые раны зашивает...» [51]. Связь Богородицы с мировым деревом в этом заговоре более чем очевидна, весь вопрос в том, что это за «Пресвятая Богородица». Судя по всему, перед нами тот самый древ­ний дохристианский образ Богини-Матери, которая «по представлени­ям индоиранцев ассоциировалась с мировым деревом» [52]. Образ Пре­святой Богоматери в заговорах очень часто соединяется и с находящимся на острове Буяне священным Алатырь или Апатр камнем – символом мировой горы. Вспомним, что в сказке «О Царе Салтане» дуб растет на холме (или кургане), который является аналогом мировой горы или Ала­тырь-камня. Причем именно на этот холм, под ду

– Конец работы –

Эта тема принадлежит разделу:

В. Жарникова

На сайте allrefs.net читайте: В. Жарникова. Золотая нить...

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Севернорусское диалектное Санскрит

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Н. Р. Гусева
Введение или нить знания     Русский Север – удивительный, сказочный край. Он воспет в на­ших древних песнях, былинах, преданиях и легендах. И не только в них.

Оставляли ему да ту полцяши всё.
………………………………………………………. Выпивал-то Илья да всё ись цяши тут. – Говорят ему калики перехожия, Перехожи калики, переброжия: – Ты ведь слышишь ли в собе теперь каку

Ай ведь попили они, немного этот раз оставили.
– Допивай, – ему сказали, – пиво сладкое. – Ты ведь много ли собе теперь имеешь всё силушки, Ай ты слышишь по своим-то могучим плецям? – Я ведь цюю в

Четвертый кубок, неприкосновенный, бессмертный
Пусть выпьет Дравинодас (как кубок) Дравинодаса!» [153].   Здесь хотар, потар и нештар – три жреца: главный жрец, жрец-очиститель и жрец-приводитель. Таким образом, три жреца

Пребывающего здесь, в трех лепешках.
Нет никого превыше меня, как же мне почитать другого? Кто в мире отец мне? Итак, я – Предок!»   «Я – отец деда (Брамы), я здесь – первопричина», – говорит Вишну в ми

Молоком травяным я тебя препоясал
на потомство препоясал на богатство препоясана да стяжаешь награду. ………………………………………. 73. Эти праотцы навстречу невесте вышед глянуть на эту свадьбу да п

Криница Река в Поочье
Агастья Агашка Акша Акша Апага Апака Арчика Арчиков Асита Асата Ахалья Ахаленка Вадава Вад Вамана Вамна Ванша Ванша

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?
Education Insider Sample
Подпишитесь на Нашу рассылку
Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail
Реклама
Соответствующий теме материал
  • Похожее
  • Популярное
  • Облако тегов
  • Здесь
  • Временно
  • Пусто
Теги