Гумилев и война

Гумилев и война. Спустя 24 дня после объявления войны, 24 августа, несмотря на полученное ещ в 1907 году из-за косоглазия освобождение, он записывается добровольцем в лейб-гвардии уланский полк. В 1944 году Анна Ахматова напишет Две войны, мо поколение, Освещали твой страшный путь. Но первую войну он не воспринял как страшный путь. Другие ритмы и мотивы слышались ему Солдаты громко пели, и слова Невнятны были, сердце их ловило Скорей вперд Могила, так могила Нам ложем будет свежая трава, А пологом зелная листва, Союзником архангельская сила. Как и ко всему, что делал, к своему участию в войне Гумилв отнесся крайне серьзно.

Добившись зачисления охотником в армию и выбрав кавалерию, он тут же стал тренироваться, совершенствоваться в стрельбе, езде и фехтовании.

Служил Гумилв прилежно, отличался храбростью о том говорит и быстрое его продвижение до прапорщика, и два Георгиевских креста 5 и 3 степени, которые давались за исключительное мужество. Был в уланском полку, затем в гусарском. В Собрании сочинений Гумилва, кроме этого воспоминания, собрано и немало других, говорящих о том, что и в полку он старался не выходить из сферы творчества писал и читал стихи, рисовал, даже вл споры о поэтике, когда попадался собеседник.

Уйдя на фронт в 1914 году, Гумилв, естественно, выбрал из литературной жизни столицы, не мог на не влиять. В другом, военном мире создавалась и другая поэзия. Стихи, написанные им на фронте, значительно отличаются не только от Жемчугов, но и от Чужого неба достаточно прочесть хотя бы Наступление, чтобы увидеть отличие. Цех Поэтов распался, что ещ раз подтвердило Гумилв был в нм стержнем, основным звеном. Гумилв стал публиковать в Биржевых ведомостях свои Записки кавалериста, которые появились в течение года и привлекали внимание публики.

Всего состоялось 12 публикаций, сопровожднных пометкой От нашего специального военного корреспондента. Эти Записки да ещ письма и воспоминания товарищей свидетельствуют о том, что трагичности происходящего Гумилв не ощущал. Он жаждал героизма и потому героизм в первую очередь видел. В конце декабря 1925 года вышла книга стихов Колчан, в которую поэт включил и то, что было создано им на фронте.

Книга посвящена Татьяне Викторовне Адамович, с которой поэт познакомился до войны, в январе 1914 года. В этом же году Анна Ахматова написала посвящнное мужу стихотворение Колыбельная, в котором есть и е отношение к войне, и ощущение происходящего как именно горя Было горе, будет горе, Горю нет конца. Да хранит святой Егорий Твоего отца. В книге же Гумилва, вышедшей почти в это же время, читаем И воистину светло и свято Дело величавое войны. Серафимы, ясны и крылаты, За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих На полях, омоченных в крови, Подвиг сеющих и славу жнущих, Ныне, Господи, благослови. Вероятно, включай в себя сборник только подобные стихотворения, он и остался бы в том времени как его, времени как его, времени, знак. Но в книге много как довоенной, так и в 1914 годах созданной лирики, любовной и философской, и именно эти стихи определяют лицо нового сборника новое лицо поэта .44 Смерть Н.С. Гумилева как литературный факт - Мирошкин А.В Москва, 1998 г стр. 32. Колчан, собрал в себе, по замыслу автора, стрелы - стихи, передающие состояния человека на войне это и Война, и Пятистопные ямбы, и Наступление, и Смерть. Но не меньше в нм стрел Амура. И стрел острой философской мысли.

Открывающее книгу стихотворение Памяти Аннинского в некотором роде символично оно и памяти собственного ученичества, долгого, кропотливого, упорного, но завершившегося. Несколько итальянских стихотворений Венеция , Фра Беато Анджелико , Рим , Генуя - автобиографичны, в них нашли отражение впечатления, полученные во время поездки в Италию в 1912 году вместе с Ахматовой.

Но стихи эти, конечно, значительно глубже, чем просто дневниковые записи, как это нередко бывало раньше - наступил новый этап развития. До сих пор не всегда, естественно, но часто Гумилв строил сво творчество из того материала, который попадался под руку важно было соответствие форме. Теперь в материале со стороны особой нужды не было его с избытком давала душа, которой, слава Богу, было над чем трудиться и над африканскими, французскими, итальянскими встречами и над фронтовыми наблюдениями и над петербургскими событиями Происходило какое-то перераспределение ролей, о котором в Разговоре И вс идт душа, горда своим уделом, К несуществующим, но золотым полям, И вс спешит за ней, изнемогая, тело, И пахнет тлением заманчиво земля.

Если война и была важна для Гумилва, то в личном плане, как ещ один из способов вечного его самоутверждения, но никак не в плане творческом как, к примеру, та же Африка.

Этот перелом и в то же время нерасторжимое единство всего, что отражено в Колчане автор воплотил в одном из лучших произведений сборника поэме Пятистопные ямбы, где взаимодополняющие сосуществует вс, что собрано в душевном мире поэта и путешествия, и экзотика, и любовь, и война, и раздумья над смыслом жизни. Да, душа вс ещ Глас Бога слышит в воинской тревоге И Божьими зовт свои дороги, но она уже помышляет и о другом о том даже, чтобы самой собою распоряжаться Есть на море пустынном монастырь Из камня белого, золотоглавый, Он озарн немеркнущею славой.

Туда б уйти, покинув мир лукавый, Смотреть на ширь воды и неба ширь В тот золотой и белый монастырь Достигший высокого косноязычья , Гумилв в Колчане окончательно выходит на собственный свой путь. Произошла переоценка ценностей, о которой можно догадаться по строчкам Я не прожил, я протомился Половину жизни земной. Ясно, что путь конквистадорства в том его виде, как до сих пор, уже отринут окончательно.

После неудачной сдачи экзаменов на офицерское звание и болезни Гумилв получил назначение в экспедиционный корпус за границу и в июле 1917 года прибыл в Париж. Позднее высказывалось предположение, что был он разведчиком. Как всякий военный человек, Гумилв в этой поездке был занят в первую очередь военными хлопотами, которых в 1917 году, особенно после прошедшей в России Февральской революции, было немало. Лондонский период связан с именем Б.В. Анрепа художника, близкого знакомого Ахматовой.

Именно он помог Гумилву войти в новый ритм, познакомив его с английскими писателями ему же, уезжая, Гумилв оставил свои записные книжки и черновики, которые Анреп впоследствии передал Г.П. Струве. Октябрьская революция, естественно, изменила планы и экспедиционного корпуса, и бывших союзников России. Коснулось это и планов Гумилва. 1917 год был и годом интенсивных творческих раздумий, чему в немалой степени способствовало парижское окружение. Вернувшись из Лондона, он с головой ушл в литературную деятельность, не сомневаясь в том, что сможет возглавить литературную жизнь Петрограда.

По возращении его ждали не только лавры прекратил существование едва дотянувший до осени 1917 года второй Цех Поэтов, надо было возрождать Гиперборей. Организаторские способности Гумилва, его деятельная энергия, соединнная с признанным к тому времени мастерством, не могли остаться незамеченными хотя бы по той простой причине, что сам он этого бы не позволил.

Духовный его подъм, объясняемый возращение в литературу, счастливо совпал с открывшимися возможностями. Он переиздат свои книги Жемчуга , Романтические цветы, издат одну за другой новые Мик , Фарфоровый павильон , Костер, читает лекции в многочисленных студиях и объединениях, занимается активной переводческой деятельностью, снова воз вращается к литературной критике. Творческая и общественная деятельность Гумилва в первые же годы после возвращения из-за границы сделала его одним из самых значительных литературных авторитетов.

Десятки выступлений в институтах, студиях, на вечерах принесли ему широкую известность и сформировали вокруг него довольно широкий круг учеников. Все укрепляющийся авторитет Гумилва не мог не оказывать определнного влияния на литературную политику, тем более что и сам Гумилв не только не был от не в стороне, но всячески старался на не воздействовать. Гумилв постепенно оттеснял Блока. Подойдя к 20-м годам как основатель акмеизма, интересный критик, оригинальный драматург трагедия Отравленная туника, драмы Дон Жуан в Египте , Актеон , Игра , Гондла , Дитя Аллаха , Гумилв, конечно, в первую очередь воспринимался как поэт, чь мастерство становилось вс совершенней.

Однако вышедший в 1918 году сборник Костер не привлк особого внимания критики. Эта книга, во многом не похожа на прежние, вызывает интерес тем, что энергия, ранее обращаемая поэтом в экзотику, теперь направлена в иное русло. Это самая русская по содержанию из всех книг Гумилва.

В Котре поэт продолжает размышлять о тайнах творчества Творчество, но это уже не те безапелляционные размышления, что ещ несколько лет назад выходили из-под пера убежднного акмеиста. И Норвежские горы , Стокгольм , Эзбекие - не экзотика, а углублнный опыт души поэт не препарирует чувство, а пытается его выразить и это тоже необычно для былого Гумилва. Но иначе и не могли бы появиться такие поистине жемчужины его лирики, как О тебе и Сон. В то же время зимою 1918-1919 годов Гумилв много пишет об Африке.

Это своего рода прощальный вздох, воспоминание о том, чему не суждено повториться. История развития творчества Гумилва история опозданий. Как поздно закончил он обучение в гимназии, так поздно завершил и поэтическое ученичество, и затем события, происходящие вне, находили в нм отражение лишь спустя время. Книга Шатр была посвящена племяннику, выходила дважды, в очень отличающихся вариантах севастопольское издание и Ревельское. Совершая с В.А. Павловым, флаг секретарем наркома морских сил, поездку в Крым в 1921 году, буквально за месяц до гибели, Гумилв издал е в Севастополе, в серии Издания Цеха Поэтов. Уезжая, он уже увозил с собой тираж.

Вернувшись, значительно переработал сборник снова в короткий срок, менее чем за месяц и передал его Ревельскому издательству Библиофил, представитель которого находился тогда в Петрограде. Интересная как иллюстрация к биографии поэта и владению им техникой стиха, книга не стала и не могла стать заметным явлением в его творчестве, тем более что выпущена между двумя поистине вершинными сборниками Костром и Огненным столпом. Читая Огненный столп, даже не вспоминаешь об акмеизме.

Поэт оказался намного шире и глубже созданной им школы. Иной мир таинства души, чувств и пророчеств сходит с е страниц. В Огненном столпе есть только Гумилв. Как в первом свом сборнике Пути конквистадоров - Гумилв пытался найти маску, так в последнем Огненном столпе - стремится он понять тайну мироздания и движения души, зачастую независимые от человеческого желания.

Одну из своих книг Гумилв хотел назвать Посредине странствия земного. О выходе книги с таким названием даже сообщалось в газете Жизнь искусства - в те дни, когда Гумилев был уже арестован. Не назвал, боясь, что такое название сократит ему жизнь. Огненный столп и вышел как раз посредине нормального по срокам земного странствия автору известному поэту и путешественнику, профессору, неутомимому организатору и руководителю было 35 лет. Взлт. Расцвет.

Вершина. И книга, посвящнная второй жене, Анне Николаевне Энгельгардт, подтверждала это. Лучшей из всех книг Гумилва назвал е тогда же один из критиков. Эту, лучшую свою книгу ему уже не суждено увидеть напечатанной. Отказавшись от надуманных красивостей и книжности, в Огненном столпе поэт простыми словами, которых чурался раньше, размышляет о жизни и смерти, о любви и ненависти, о добре и зле, поднимаясь до философских высот и оставаясь при этом предельно земным. Его мысли о душе, пронизывающие почти все стихотворения потребность осмысления именно земного пути. Как и всякому большому поэту, Гумилву был присущ дар предвидения.

И потому стихотворение Память - это попытка итога и в то же время пророчества вот таким я был, вот этим жил, к этому стремился, но останется ли вс это, тем ли оно было, чтобы остаться И Заблудившийся трамвай - стремление осознать свой, тот самый земной пока ещ, путь Где я Так томно и так тревожно Сердце мо стучит в ответ Видишь вокзал, на котором можно В Индию Духа купить билет.

Как в Душе и теле, так и здесь, в Заблудившемся трамвае уже разъединяемое единство телесного и духовного 55 Посредине странствия земного - Иван Панкеев, Москва, 1991 г стр. 93 Об этом же земном и космическом, известном и непознанном, смерти и бессмертии стихотворение Звздный ужас. Как в Поэме начала мы видим, что только земной жизнью может возродиться жизнь иная, а значит, то, что нест в себе человек, уникально, неповторимо так и в Звздном ужасе открывается единственность человеческого я, которое не в силах.

Произошла и переоценка отношения к творчеству. Это уже не повторение готовой формулы Теофилия Готе из Искусства, это осознание, что Солнце останавливали словом, Словом разрушали города. А потому и откровение, которое в полной мере можно понять, только помня предыдущие манифесты Гумилва откровение Но забыли мы, что осияно Только слово средь земных тревог Сказано, сто слово это Бог. Грешно не то, что забыли, а то, что не вспомнили. В Огненном столпе идт как раз, лавинно нарастающий процесс таких воспоминаний, которые зачастую напрочь отрицают былые признания, вознося автора над собою недавним.

Я не оскорбляю их неврастенией, Не унижаю душевной теплотой, Не надоедаю многозначительными намками На содержимое выеденного яйца. Но когда вокруг свищут пули, Когда волны ломают борта, Я учу их, как не бояться, Не бояться и делать что надо. И когда женщина с прекрасным лицом, Единственно дорогим во Вселенной, Скажет Я не люблю Вас , Я учу их, как улыбнуться, И уйти, и не возвращаться больше.

А когда придт их последний час, Ровный, красный туман застелет взоры Я научу их сразу припомнить Всю жестокую, милую жизнь, Всю родную, странную Землю И, представ перед ликом Бога С простыми и мудрыми словами, Ждать спокойно его суда. Простые и мудрые слова, которыми написан этот своего рода нерукотворный памятник, безусловно, явились закономерным следствием другого миропонимания, к которому вс ближе и ближе подходил поэт. Не случайно вместо прежней мысли о том, что стихи ремесло, которым может овладеть любой, в Шестом чувстве появляется другое определение Что делать нам с бессмертными стихами И - другое отношение к творчеству, окончательный отказ от манифеста Готье Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилия Тварь скользкая, почуя на плечах Ещ не появившиеся крылья Так век за веком скоро ли, Господь - Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства.

Посредине странствия земного принято ставить вопросы.

Поэт поставил их своим творчеством, своей судьбой жизнью и смертью.