Особенности развития рыбной промышленности и хозяйства до 1990 года

Основные производительные силы рыбохозяйственного комплекса нашей страны сформировались в советское время. В послевоенный период они представляли собой одну из самых динамично развивающихся отраслей народного хозяйства СССР. Об этом свидетельствовало почти восьмикратное увеличение среднегодовых уловов: с 1,3 млн. т за период 1946-1950 гг. до 10,4 млн. т в 1981-1990 гг. При этом в 1990 г. уловы в целом по СССР составили 10480, 3 тыс. т, в том числе РСФСР - 7879,2 тыс. т, или 75,2%1).

Перед началом перестройки экономики по объему добычи рыбы и нерыбных объектов промысла СССР являлся одним из лидеров мирового рыболовства. Последнее обеспечивалось в основном за счет быстрого развития экспедиционного промысла, который осуществлялся практически во всех районах Мирового океана, включая приантарктические моря. Кроме государственного экспедиционного промысла, успешно развивалось колхозное рыболовство, ориентированное преимущественно на промысел в прибрежных морях, а также рыбное хозяйство внутренних водоемов, перспективы, роста которого связывались с товарным рыбоводством.

За три послевоенных десятилетия количество крупных судов в рыбной промышленности страны возросло более чем в 5 раз, суммарная мощность их главных двигателей - почти в 6, емкость охлаждаемых трюмов - в 10, а производительность судовых морозильных установок - в 75 раз. Такая динамика развития стала возможной благодаря целенаправленной политике государства. Промысловый флот строился крупными сериями как внутри страны, так и за рубежом (в основном в Польше и ГДР). С ростом флота развивалась и береговая база (порты, судоремонтные и судостроительные заводы, холодильники, тарные и сетеснастные предприятия, специализированные транспортные средства, рыбообрабатывающие предприятия). Во второй половине 1970-х гг. по типовым проектам было развернуто строительство крупных региональных комплексов рыбной гастрономии, которые могли обеспечивать переработку мороженых полуфабрикатов в широкий ассортимент готовой продукции по потребностям областей, краев и республик СССР. Выпуск пищевой рыбной продукции достиг к 1990 г. 4,1 млн. т., включая консервы в объеме 2264 муб. В среднем из одной тонны уловов производилось полтонны пищевой продукции. Кроме того, народное хозяйство СССР ежегодно получало кормовые и технические продукты (в 1990 г.: 533,7 тыс. т. кормовой муки; 5150 тыс. кормовой рыбы; 105,9 тыс. т жира и 18,3 тыс. т технической продукции).

Высокий уровень темпов роста поддерживался разумной кадровой политикой. В отрасль ежегодно направлялись квалифицированные специалисты из высших и средних рыбохозяйственных учебных заведений открытого и полуоткрытого типа (мореходные училища). Во всех бассейнах действовали научно-исследовательские, проектно-конструкторские и научно-поисковые (промразведка) учреждения, обеспечивающие не только экспедиционные работы в различных районах Мирового океана, но и нужды прибрежного рыболовства и рыболовства во внутренних водоемах, пресноводной и морской аквакультуры. Минрыбхоз СССР имел представительства во многих прибрежных странах на всех континентах, был активным участником международных организаций и международных проектов, в той или иной форме связанных с рыболовством, деятельностью международных конференций, семинаров и других мероприятий.

Все это происходило не само по себе, а в силу четкой социальной ориентации отраслевой политики государства, которая преследовала две основные цели:

1) снижение дефицита белков животного происхождения в рационе питания населения наиболее эффективными способами;

2) поддержка цен на массовые (столовые) виды рыбы на уровне, доступном для всех слоев населения. Благодаря такой политике к 1990 г. среднедушевое потребление рыбных продуктов (в основном морского происхождения) достигло 20,3 кг (рекомендуемый размер потребления Институтом питания Академии медицинских наук составлял 23,7 кг).

Вместе с тем, несмотря на впечатляющие темпы роста рыбной промышленности и хозяйства, было бы опрометчиво утверждать, что советский период развития отрасли был отмечен одними достижениями. К сожалению, именно тогда были допущены серьезные стратегические ошибки, которые в последующем роковым образом усугубили сложность реформирования отрасли в условиях становления и развития рыночных отношений. Главная ошибка - структурный перекос в развитии рыбной промышленности и хозяйства, при котором львиная доля капитальных вложений направлялась во флот, в том числе экспедиционное рыболовство, то есть в развитие рыболовства вдали от отечественных берегов. Серьезно недооценивалась необходимость вложений в прибрежную рыбохозяйственную деятельность и морскую и пресноводную аквакультуру, развивавшихся сравнительно низкими темпами, чем это позволяли имеющиеся потенциальные возможности.

Индустриализация береговой рыбохозяйственной основной производственной структуры и производственной инфраструктуры (в особенности формирование перерабатывающего комплекса, морских рыбных портов, судоремонтных предприятий и т.п.) также осуществлялась с отставанием от развития океанического флота и роста уловов и преимущественно в достаточно обустроенных районах (на Украине, в Прибалтике), без должной оценки возможных изменений в социальных, экономических и политических сферах.

Ошибки, допущенные в советский период, и отсутствие четкой стратегии развития отрасли в последующие годы свидетельствовали о недостаточном учете особенностей функционирования рыбной промышленности и хозяйства, особенно в процессе формирования и развития системы государственного управления ими.

Рыбохозяйственный комплекс России – исключительно сложный и проблемный сектор экономики. Его устойчивое функционирование всецело зависило от состояния его ресурсного потенциала, в том числе сырьевой базы, которая обуславливала как уровень обеспечения водными биоресурсами, так и направление и масштабы развития флота и береговой производственной основной структуры (переработка гидробионтов и хранение рыбной продукции) и инфраструктуры (системы транспортировки, судоремонта, судостроения, портового хозяйства, сетеснастного и тарного производств и т.д.).

Благополучие таких крупных приморских городов, как Калининград, Мурманск, Владивосток, Петропавловск-Камчатский, Астрахань, а также множества небольших муниципальных образований и поселений, в которых рыболовство и связанные с ним рыбохозяйственные производства являлись главным, а для некоторых и единственным видом хозяйственной деятельности, также определялись состоянием сырьевой базы, надежностью системы охраны водных биоресурсов от истощения и эффективностью их использования.

Для рыбохозяйственной деятельности характерен значительный временнóй разрыв между получением экономического эффекта и предшествующими капитальными вложениями и иными затратами на подготовку к ней, в том числе к промыслу и связанным с ним производствам. К тому же период привлечения и освоения значительных капитальных вложений в отраслевое производство предваряли длительные водные биологические и иные исследования, продолжительные периоды проектирования совершенствования и развития основных производственных мощностей. Кроме того, нельзя было пренебрегать тем, что рыбная продукция - скоропортящийся продукт. К тому же промышленное рыболовство велось вдали от мест переработки и длительного хранения сырья, предоставляя весьма ограниченные возможности для промежуточного складирования полуфабрикатов на стыках смежных производственных мощностей. Все это повышало требования к увязке элементов технологической цепочки: «научное исследование → добыча водных биоресурсов → их обработка на промысле и транспортировка → переработка сырья на берегу → реализация». Такой подход являлся стержневым при определении стратегии устойчивого развития промышленного рыболовства и отрасли в целом. Его основой было требование системной взаимосвязи всех звеньев этой цепочки. Иными словами, они должны быть четко сбалансированы по мощностям и функциям управления использованием ими.

Рыбохозяйственная деятельность (в первую очередь связанная с морским промышленным рыболовством) к тому же относилась к сфере с повышенным риском не только в связи с природными факторами. Ее риски во многом обуславливались нестабильностью международных условий использования водных биоресурсов. Постоянная угроза изменения их (а вслед за этим и внутреннего законодательства, норм и правил деятельности) изначально закладывала в долгосрочные прогнозы развития факторы значительной неопределенности.

Повышенный фактор природного риска рыбохозяйственной деятельности был обусловлен также и наличием значительных пробелов в знаниях о законах природы, в частности, о принципах функционирования морских экосистем, а также о связях естественных законов с общественными. Например, недоучет природных циклов вызвал в начале 1990-х годов так называемый глобальный "тресковый кризис", во время которого при очередном снижении численности популяции трески продолжался рост мощностей флота и промысловых нагрузок. В результате перекапитализации трескового флота и необходимости вывода излишних мощностей с промысла серьезно обострились проблемы в области занятости рыбаков, потребовались значительные субсидии для решения социальных проблем, связанных с развитием прибрежных поселений, а запасы трески подверглись небывалому в истории рыболовства перелову1).

По оценкам специалистов, ошибки научного прогнозирования вкупе с постоянным эгоистическим стремлением политиков завышать лимиты на вылов водных биоресурсов в ряде случаев вели к превышению общедоступных уловов (ОДУ) на 50-100%2). Существенное влияние на уровень природного риска в рыболовстве в последние два десятилетия оказывал быстрый рост техногенных нагрузок на морские и пресные водные экосистемы (в том числе и уровня промысловых нагрузок), что приводило к утрате биоразнообразия и быстрой деградации запасов наиболее ценных промысловых видов рыб.

С учетом высокой капиталоемкости и энергоемкости рыболовства, важной социальной значимости отрасли и при существенном влиянии результатов ее деятельности на благополучие прибрежных регионов, в экономике которых рыболовство и связанная с ним инфраструктура занимали высокий удельный вес, перечисленные факторы риска являлись убедительным доводом для повышенного внимания государства к судьбе отрасли. Вне зависимости от рыночной или плановой ориентации общественного уклада любое государство обязано проявлять заботу по обеспечению устойчивости рыболовства у собственных берегов, поскольку от этого во многом зависела продовольственная безопасность. Поэтому формирование условий для финансовой стабильности рыбохозяйственной деятельности по всей технологической цепочке являлось задачей первоочередной государственной важности и обязывало власти использовать в разумных пределах протекционистские меры. Примером такого протекционизма служила практика прибрежных государств, которая особенно проявилась в период радикального изменения международных условий рыболовства после подписания Конвенции ООН по морскому праву в 1982 г.

Поддержание стабильности морского рыболовства и жизнедеятельности прибрежных поселений требовало значительных средств на проведение превентивных мер. Эта задача могла быть реализована как за счет прямого государственного финансирования, так и за счет конкретной поддержки тех инвесторов и хозяйствующих субъектов, которые своей деятельностью в прибрежных регионах обеспечивали реализацию государственных интересов России и устойчивость рыбохозяйственной деятельности.

Промышленное рыболовство включало такие технологические этапы, которые вряд ли могли быть реализованы негосударственными (коммерческими) организациями. Речь идет о промысловой разведке, выполнении функций по обеспечению безопасности мореплавания в районах промышленного рыболовства и охране водных биоресурсов территориального моря, исключительной экономической зоны (ИЭЗ) и континентального шельфа России от перелова и нарушений правил рыболовства, а также других обязанностей, выполнить которые могло только государство - собственник этих ресурсов. К таким мероприятиям в той или иной форме должны были привлекаться и негосударственные хозяйствующие объекты, которые пользовались услугами соответствующих структур, выполняющих эти мероприятия. Понятно, что в условиях рыночной экономики все услуги должны оплачиваться их потребителями. Другой вопрос - форма и размер оплаты.

В непосредственном подчинении главного государственного органа управления рыбохозяйственным комплексом страны – Минрыбхоза СССР - находились государственные предприятия, включавшие НИИ, проектно-конструкторские организации, морские рыбные порты, предприятия связи, рыбодобывающие и рыбообрабатывающие, машиностроительные и судоремонтные предприятия. В отрасли функционировали структуры, в том числе организации по охране, воспроизводству рыбных запасов и регулированию рыболовства, учебные заведения. В целом же на эти структуры приходилось около трети стоимости отраслевых основных фондов. Они были заняты выполнением таких функций, как: исследование, воспроизводство и охрана водных биоресурсов, подготовка кадров, проведение социально-экономических и иных разработок и т.д. В их ведении находились научно-исследовательские суда, учебные парусные суда, аварийно-спасательные и рыбоохранные суда, которые обеспечива­ли технологическую устойчивость отрасли и способствовали ее эффективному функционированию.

Специфика отрасли выдвигала на первый план требование к рассмотрению в государственной системе управления рыбохозяйственным комплексом биологии, экономики и политики в неразрывной связи. Поскольку знания об этих связях позволяли высвечивать как отраслевые проблемы, так и проявить управленческое искусство для их устранения или смягчения. Недоучет необходимости комплексного подхода к управлению отраслью был чреват самыми серьезными негативными социальными и экологическими последствиями. Свидетельством этому являлась мировая и отечественная практика государственного управления рыбохозяйственной деятельностью.

Более того, в условиях развивающегося экологического кризиса государство должно было расширить арсенал средств, форм и методов управления морской деятельностью других ведомств, прямо или косвенно воздействующих на состояние водных биоресурсов или имеющих отношение к рыболовству. При этом правовые, финансовые, организационные и другие средства управления должны были быть направлены на эффективное достижение конкретных четко обозначенных целей, обеспечивающих реализацию национальных интересов государства, общества и хозяйствующих субъектов.

Важной особенностью развития рыбной промышленности и хозяйства нашей страны следует считать многолетнее доминирование СССР в морском рыболовстве. Ему способствовало удачное совпадение ряда факторов.

К субъективным факторам следует отнести то, что, во-первых, руководство отрасли в период ее преимущественно океанического развития возглавил исключительно талантливый и дальновидный человек - А. А. Ишков. Во-вторых, с точки зрения концентрации средств на наиболее важных направлениях развития были максимально реализованы преимущества плановой экономики, которые позволили эффективно использовать возможность комплексного развития всех видов морской деятельности.

К числу объективных факторов, благоприятствовавших развитию советского рыболовства в послевоенный период, в первую очередь следует отнести режим свободного доступа к водным биоресурсам в разных районах Мирового океана, который был успешно и эффективно использован.

Вместе с тем успехи советского рыболовства и нахождение флота СССР (точно также как флотов других морских держав) вблизи чужих берегов, естественно, не могли не тревожить правительства прибрежных стран. Эти тревоги имели основания, поскольку первые послевоенные десятилетия характеризовались быстрым и недостаточно контролируемым ростом мощности промыслового флота. В результате этого роста уже в начале 1960-х годов наметилась тенденция к снижению вылова некоторых водных биоресурсов на единицу промыслового усилия. Стало нарастать число острых конфликтов, вовлекавших в них соответствующие государства. Так, начиная с первых послевоенных лет и вплоть до открытия III Конференции ООН по морскому праву, между государствами произошли 1180 конфликтов на почве рыболовства1). В их основе лежали попытки того или иного прибрежного государства ограничить или полностью прекратить доступ иностранных судов к эксплуатации водных биоресурсов в прибрежных морях. Принцип равного права на доступ к водным биологическим ресурсам, вытекавший из свобод открытого моря, начал рассматриваться многими странами как не соответствующий новым реалиям. Все больше прибрежных стран стали расширять в одностороннем порядке свои притязания на право контроля за добычей гидробионтов в водах открытых морей, и все больше голосов раздавалось в пользу пересмотра действующих норм международного регулирования рыболовства в силу их слабой эффективности.

К началу открытия 111 Конференции ООН по морскому праву, юридически закрепившей новый институт международного морского права - 200-мильную исключительную экономическую зону (ИЭЗ), который ограничил свободный доступ иностранных судов к морским водным биоресурсам прибрежных стран. Ряд государств в той или иной форме уже распространили свой суверенитет над использованием водных биоресурсов прибрежных районов в самых различных пределах: 200 миль - Чили (1947), Перу (1947), Гондурас (1951), Никарагуа (1965), Эквадор (1966), Аргентина (1966), Панама (1967) и др.; 130-150 миль - Гана (1963), Гвинея (1964 и 1969), Габон (1973), Мадагаскар (1973); 100-150 миль - Гамбия (1972), Оман (1972), Французская Гвиана (1972), Танзания (1973), Ирак (1973), Марокко (1973), 15-50 миль - Нигерия (1971), Конго (1971), Гаити (1972), Маври-тания (1972); 12 миль - 56 государств1). В апреле 1976 г. США в одностороннем порядке приняли закон об охране и управлении рыболовством, распространив его действие на 200-мильные пространства2).

В результате решений III Конференции ООН по морскому праву 1982 г. более половины общей акватории 200-мильных зон оказалось под контролем восьми стран (США, Великобритании, Австралии, Канады, Франции, Новой Зеландии, Японии, Дании). И хотя с юридической точки зрения нельзя говорить о том, что указанные решения привели к возникновению у прибрежного государства права собственности на водные биоресурсы Мирового океана, в соответствующих законодательных актах большинства стран речь шла о суверенных правах на ресурсы ИЭЗ и их эксплуатации, об исключительных правах в отношении того или иного вида деятельности и т. п. То есть по существу прибрежные страны присвоили себе право владения, пользования и распоряжения водными биоресурсами экономических зон в своих интересах. Иными словами, тот объем полномочий, который вытекал из конвенционных формул "суверенные права" и "исключительные права", оказался достаточным для того, чтобы привести к глубочайшим экономическим последствиям, связанным с изменением международных производственных отношений по поводу освоения водных биоресурсов в Мировом океане.

Важнейшим элементом процесса ограничения доступа иностранных судов к эксплуатации водных биоресурсов в ИЭЗ стали политические, правовые и экономические правила, устанавливаемые самими прибрежными государствами. Они формировались из множества требований, выдвигаемых достаточно произвольно. Причем диапазон этих требований постоянно расширялся. Многие прибрежные страны, ранее не препятствующие доступу к водным биоресурсам своих экономических зон, начали предъявлять к экспедиционным судам такие требования, ко­торые весьма затрудняли возможности эксплуатации ресурсов. В одних случаях иностранным судовладельцам навязывались неприемлемые финансовые условия при выдаче (продаже) лицензий на право лова, в других случаях - целые комплексы обязательных правил, связанных с приобретением лицензий. Они предусматривали использование судов только определенных размеров, различные формы компенсации за допуск к ресурсам (платежи, поставки и передачу технологии и оборудования, подготовку кадров и т. д.), ограничения величины вылова, сроков промысла, строительство "под ключ" самых различных объектов (порой никак не связанных с развитием морской деятельности), финансирование иных внутренних мероприятий, переработка уловов или условия его реализации и т.д.

Для того, чтобы несколько ограничить правовой произвол в доступе к прибрежным ресурсам, III Конференция ООН по морскому праву попыталась придать этому процессу относительно унифицированный характер. В результате, была достигнута договоренность о том, чтобы прибрежные страны в законах и правилах, обусловливающих экономические условия доступа в ИЭЗ экспедиционных судов других государств, включали соответствующие положения.

Таким образом, решения Конференции ООН по морскому праву 1982 г. создали в Мировом океане радикально новую ситуацию, новые международные производственные отношения, новые международные условия морской хозяйственной деятельности и существенно повлияли на характер развития промышленного рыболовства в Мировом океане.

Однако до сих пор так и не сложилась практика долговременного закрепления промысловых участков в ИЭЗ. Прибрежные страны постоянно меняли систему и размеры платежей и ставки налогообложения, объемы переводимых прибылей и вывоза капитала или продукции, квоты на вылов и т.д. Все это оказывало негативное влияние на деятельность смешанных компаний, в первую очередь - на инвестиционный климат.

Естественно, изменение международных условий не могло не сказаться негативно на экономических результатах советского рыболовства и усугубило уже имеющиеся на этот момент ошибки, допущенные при формировании долговременных планов развития рыбной промышленности и хозяйства СССР. Самая главная из них - к началу реформирования экономики страны в структуре основных фондов отрасли преобладали достаточно изношенные и, в первую очередь крупнотоннажные океанические суда, мало приспособленные для ведения промысла в отечественной ИЭЗ. Не были сформированы и финансовые ресурсы, которые можно было бы использовать для развития морской и пресноводной аквакультуры.

Процесс перестройки системы управления рыбной промышленностью и хозяйством в ответ на постоянно нарастающие угрозы изменения международного правового режима свидетельствовал о недопустимой замедленности реакции на вызовы, несущие опасность для стабильности отечественного рыболовства, и об укореняющейся порочной практике реагирования на судьбоносные события постфактум. Из-за этого Россия (для нее Конвенция ООН по морскому праву 1982 г. вступила в силу 11 апреля 1997 года) стремительно утрачивала свои лидирующие позиции и былые достижения не только в рыбохозяйственной, но и в других видах морской деятельности.

Несмотря на то, что новый международный правовой порядок освоения и использования ресурсов и пространств Мирового океана закрепил за Россией огромные морские акватории и связанные с ними природные богатства, которые, согласно положениям Конвенции ООН по морскому праву 1982 г., могли принести значительные дивиденды для общества, процессы ограничения доступа к ресурсам и пространствам Мирового океана продолжались. При этом развивались они не в пользу России. Это происходило потому, что она не пыталась опережать кого-либо в идеях, а встала на путь заимствования чужого опыта или ожидания подсказки из-за рубежа. Такая политика (или ее отсутствие) несла в себе серьезные угрозы национальным интересам и безопасности с океанических и морских направлений, вела к закреплению роли аутсайдера в мировом рыболовстве. Россия нуждались в радикальных переменах своих подходов к развитию рыбной промышленности и хозяйства, в понимании необходимости оказания им государственной поддержки рыболовству в сложный для них период, в разработке долговременной государственной стратегии развития отрасли. Резоны для этого были достаточно весомые: именно так поступили в период перехода к новому международному правовому режиму те страны, которым Россия уступила место лидера в мировом рыболовстве.

Во второй половине XX века, по мере формирования новых международных условий рыбохозяйственной деятельности в Мировом океане, развитые страны предприняли серьезные усилия для изменения национальной морской политики. Основной составляющей ее стало решение государством двух главных задач по:

1) обеспечению продовольственной безопасности, в том числе путем гарантированных поставок рыбных продуктов, занятости населения и создания стимулов к развитию рыбохозяйственной деятельности;

2) проведению в жизнь требований устойчивого рыболовства, включая защиту водных биоресурсов от истощения, ограничение свободного иностранного доступа к зонам их суверенных прав, обеспечение контроля за ростом промысловых усилий.

Выполнение первой функции сопровождалось усилением таких способов государственной поддержки национального рыболовства, как широкое использование субсидий, льготных кредитов и т.д. Несущей конструкцией перехода к устойчивому рыболовству (вторая функция) стало ограничение доступа иностранных судов к ресурсам в ИЭЗ посредством создания государственной системы управления распределением водных биоресурсов квотами на вылов.

Изначально предполагалось, что будет соблюден разумный баланс в решении двух задач, поскольку главным доводом введения нового правового режима было сохранение водных биоресурсов от истощения. Однако доминирующим стало решение задачи по оказанию всемерной государственной поддержки развития национального промысла гидробионтов. Понятные для всех аргументы о важных социальных целях рыболовства позволили связать достижение этих целей с протекционистскими мерами по реализации программ экономической помощи, включающих предоставление субсидий, выдачу льготных кредитов, ссуд и т.д. Западное общество, воспитанное на либеральных рыночных ценностях, закрыло глаза на широкое использование явно нерыночных методов, поскольку за этим стояли благие намерения: быстрое вытеснение из ИЭЗ иностранного рыбопромыслового флота (не в последнюю очередь советского) и замена его национальным.

В качестве государственной поддержки национального рыболовства развитыми странами применялись и применяются сегодня разные виды субсидий (в диапазоне от налоговых предпочтений до прямой передачи денежных средств предпринимателям) и их вариаций. Цель такого субсидирования - поддержка занятости, конкурентоспособности продукции рыболовства на внешних рынках и направление промысла в те районы Мирового океана, освоение которых отвечало бы национальным политическим и экономическим интересам.

В рассматриваемый период Европейский Совет выплачивал рыбопромышленникам в качестве финансовой компенсации около 600 млн. долл. США в год. Около 20% этой суммы предназначалось для строительства новых судов и модернизации старых. По данным ФАО, в странах-членах ЕС субсидии в рыбную промышленность выросли с 80 млн. долл. США в 1983 г. до 580 млн. долл. в 1990г. Норвежские рыбаки пользовались ежегодной господдержкой в размере 150 млн. долл. США. В США (в последние годы рассматриваемого периода - и в КНР) государственная поддержка оказывалась компаниям, в которых не менее 75% капитала принадлежала собственным гражданам. В разнообразных формах субсидировалось рыболовство Японии и других стран1).

При этом широкому использованию и росту субсидий в мировом рыболовстве способствовал не только такой субъективный фактор, как стремление государств по возможности быстрее вытеснить иностранный флот из ИЭЗ. Для использования субсидий существовали и продолжают сегодня существовать и объективные причины. С 1938 по 1980 гг. мировой рыбный промысел развивался быстрыми темпами, и вылов водных биоресурсов за этот период вырос в 3,6 раза. Рост уловов шел за счет: освоения новых объектов промысла, зачастую менее ценных, чем прежде; расширения ареала промысла с перемещением в экстремальные широты и в воды с более разреженными популяциями промысловых объектов; увеличения мощности и тоннажа промысловых судов. Вместе с быстрыми темпами роста уловов в начале 1970-х годов стали появляться признаки истощения запасов, что привело к снижению эффективности промысла. Так, за 20 лет, начиная с 1960 г., улов на одно судно сократился более чем в 2 раза, а на единицу тоннажа брутто - в 2,5 раза2). Иными словами, в этот период появились и сохраняются до сих пор тенденции роста отрицательного баланса между затратами и результатами промысла.

Анализ эффективности использования мирового добывающего флота, выполненный в конце 90-х годов американскими исследователями, показал, что суммарные ежегодные издержки на содержание мирового рыбопромыслового флота (примерно 91 млрд. долл. США) на 20 млрд. долл. США превышали рыночную стоимость улова. Альтернативой использованию субсидий мог бы быть рост цен на рыбу-сырец примерно на 70% или же сокращение промысловых усилий на 43%.

Несомненно, проблемы в области эффективности рыболовства должны были обостриться в самом ближайшем будущем, поскольку, по прогнозам ФАО, спрос на рыбные товары в XXI веке должен был постоянно увеличиваться в связи с ростом народонаселения. Уже в рассматриваемый период разрыв между спросом и предложением на рыбные товары оценивался на уровне 10 млн. т, что составляло около 1/10 общего мирового улова1).

В условиях, когда другие страны шли на указанные выше протекционистские меры в отношении национальных промыслов гидробионтов, российское рыболовство вряд ли имело шанс сохранить достойное место среди лидеров мирового рыболовства и обеспечить конкурентоспособность своих товаров, не прибегая к демпинговым ценам и прочим противоправным ухищрениям. Однако, решая проблему в области государственной поддержки отечественных производителей, нельзя сбрасывать со счетов негативные проявления использования субсидий на поддержку рыбохозяйственной деятельности.

Практика предоставления субсидий и льгот все глубже проникала в рыбохозяйственную деятельность, усложняла ее и создавала непреодолимые трудности при попытках избавиться от протекционистских мер.

Практически во всех странах, использовавших субсидии для модернизации флота, за относительно небольшой исторический срок (10-15 лет) произошел неуправляемый рост числа промысловых судов и избыточных промысловых мощностей при тенденции быстрого снижения запасов рыбы и водных биоресурсов. Так, в странах-членах ЕС рост субсидий происходил, несмотря на то, что уже в начале 1980-х годов выделяемые субсидии в рыболовство (если соотнести их с состоянием запасов) почти в два раза превышали реальную потребность в них2).

Зарубежные специалисты были категоричны во мнении, что принятая схема субсидирования рыболовства способствовала чрезмерному росту рыболовного флота и не могла не привести к перелову. К началу 90-х годов он коснулся более половины ключевых популяции водных биоресурсов в Мировом океане, многие из которых и сегодня находятся в состоянии глубокой депрессии. Более того, кроме сокращения запасов наиболее ценных объектов промысла, роста прилова и сбросов, субсидии стали причиной усиления коррупции, обусловили расслоение рыбаков по уровню доходов и концентрацию промысла в крупных компаниях. Это существенно обострило множество социальных проблем, касающихся небольших рыбацких общин.

В целях приведения размера и мощности промысловых судов в соответствие с запасами водных биоресурсов некоторые государства стали менять программы субсидий с учетом промысловых усилий, размера судов, предусматривали выкуп лицензий на право лова. И хотя эти программы были направлены на создание щадящих условий рыболовства и были достаточно эффективными, однако они предусматривали незначительные объемы вылова, не имели четкой целевой направленности, их результативность, как правило, существенно снижалась необходимостью использования субсидий, связанных с модернизацией действующего флота и строительством нового.

Вместе с тем нельзя было не видеть, что формы субсидирования рыболовства в развитых странах стали меняться. Подорвав запасы ценных промысловых рыб в собственных ИЭЗ и стремясь уменьшить промысловый пресс, развитые страны стали использовать субсидии для разворачивания супермощных судов в ИЭЗ других стран, включая Россию, и в открытые районы Мирового океана. Естественно, это не могло не представлять серьезной угрозы для экосистем прибрежных морей России. Как показывает история природопользования, исчерпав свои ресурсы, развитые государства не особенно церемонились с водными биоресурсами других стран. Они способствовали в местах концентрации природных богатств других стран социальному распаду, нищете и истощению природного потенциала1). Такое опустошение усиленно поддерживалось субсидиями, которые развитые государства могут себе позволить. Ибо их экономическое процветание во многом обеспечивалось благодаря дешевому природному сырью и присвоению ресурсной ренты слаборазвитых стран. Так, по подсчетам академика Д.С. Львова, и в рассматриваемый период, и в настоящее время развитыми странами присваивалось не менее 2/3 мировой природно-ресурсной ренты2).

В борьбе за господство в Мировом океане и получение сверхприбылей (для чего, собственно, и предназначались субсидии) проблемы в области соизмеримости роста промысловых нагрузок с состоянием запасов водных биоресурсов (особенно у чужих берегов) в расчет не принимались. Более того, за период с середины 1990-х гг. странами ЕС были заказаны 22 супермощных траулера-завода длиной более 100 м и около 50 траулеров длиной 60-90 м. Эти суда, которые строились на европейских судоверфях, отличались такими техническими параметрами, которые 20-25 лет назад специалистам показались бы фантастическими. К примеру, энерговооруженность таких траулеров составляла 1,7-2,5 кВт в расчете на тонну водоизмещения, скорость хода была на уровне 17-19 узлов, общая производительная мощность морозильных аппаратов - 250-330 т/сутки. Суда были вооружены 10-12 операционными промысловыми механизмами, управление которыми было возможно с единого пульта3).

Таким образом, результаты краткого анализа формирования национальной политики в области рыбохозяйственной деятельности развитых стран в новых международных условиях в период до 1990 г. свидетельствовали о наличии в них серьезных ошибок, которые не позволили соблюсти приемлемый баланс двух разновекторных направлений функционирования системы государственного управления рыбохозяйственной деятельностью: содействие развитию национального рыболовства и защите от истощения водных биоресурсов, создание правовых и иных гарантий для устойчивого промысла. Хотя, как отмечалось выше, обеспечение именно второго направления было одним из главных доводов мотивов расширения национальной юрисдикции в прибрежных морях с 12 до 200 морских миль.