Понятие вещи. Права на вещи. (I) Юридическое понятие вещи.

(1) Право применяет понятие «вещь» (Sache) в его основном и самом важном смысле, а именно к тому, что в обычном языке именуется вещью – то есть к «безличным телесным частям внешнего мира». Поступая таким образом, право берет за основу точку зрения практической жизни, не пытаясь придерживаться категорий естественных наук. Sache не является эквивалентом естественного объекта – Naturgegenstand. Поэтому именно телесные вещи являются «вещами» по праву. Как говорили римляне: «res tangi possunt». Без сомнения германское право имело в качестве отправной точки это узкое понятие вещи.

(2) Но также как уже римское право, однако, установило res incorporales вдобавок к res corporales, также и средневековые и позднейшие люди обратились к понятию бестелесных вещей. Для римлян бестелесными вещами были права. Они включили в общее понятие res ( Vermцgensbestandteil, то есть любая часть имущества) как res corporales, так и res incorporales. Однако поступая таким образом они нарушали логику, идентифицируя телесные вещи с res tangi possunt. Они поступали так поскольку телесные вещи как таковые правом не рассматриваются. Как таковые они не относятся к «имуществу», но лишь постольку, поскольку им приписываются юридические права. Иными словами, опять же только как res incorporales. Это отличалось от средневековой точки зрения, которая, в высокой степени характеризовалась образной ясностью. Значение телесной вещи – земельного участка или животного – лежит в экономической полезности которую она имеет для того, кто имеет права на нее. Итак здесь также человек пришел к идентификации права с вещью. Человек рассматривал не только землю, но и право на нее, будь то право собственности или узуфрукта, как вещь. А именно, бестелесную вещь. Современные кодексы пошли даже еще дальше чем средневековая доктрина, распространив эту точку зрения с прав на вещи на все права вообще. Например Прусский Ландрехт (I.2, § 1.2) описывает как вещь «все что может быть объектом права или обязательства, включая действия людей, и равным образом их права, насколько они могут составлять объект других прав». Тем не менее распространение понятия вещи за пределы телесных вещей недавно было вполне определенно отвергнуто. Новый ГК Германии (§ 90) следуя прецеденту Коммерческого кодекса, понимает под Sachen только телесные вещи. В то же время он применяет нормы касающиеся телесных вещей к любым другим объектам, которые могут быть имуществом, а именно к имущественным правам. Так что в этом отношении категория бестелесных вещей продолжает быть необходима. (Гирке)

(II) Права на вещи (Sachenrechte). (1). Права отнесенные к телесным вещам называются вещными (dingliche) правами. Их содержание образует право вещей. Поскольку телесная вещь это непосредственный объект таких вещных прав, и поскольку они обеспечивают управомоченному лицу прямой контроль над ней в противопоставлении всем окружающим – хотя только в том негативном смысле, что оно может запрещать вмешательство третьих лиц в осуществление его власти над этой вещью – они противопоставляются личным правам, которые просто ставят волю определенного лица в определенном отношении под контроль управомоченного лица.

Средневековому праву было неизвестно это базовое и для римского и для современного права деление имущественных прав на 2 класса – вещные и личные права. Оно также знало понятие вещного права, хотя по понятным причинам не развило его теоретически. Существование категории вещных прав было отвергнуто некоторыми учеными (Laband, Stobbe), но безосновательно. Поскольку, как в ответ показал Heusler, средневековое право понимало все права, которые обеспечивали действительный контроль над вещами – или, на родном языке, «сейзину» (Gewere - §28 infra) как группу прав отличных от всех других. Любое право которое доказано сейзиной, было вещным. И любой иск который опирался на сейзину был вещным иском. Из этого следует, что сфера вещных прав не была жестко и прочно ограничена, как в римском праве, но что любое право, которое принимало форму сейзины, таким образом становилось вещным. В то время как личные права эффективны только против определенных обязанных, вещные права являются правами in rem, («абсолютными»), то есть эффективными против любого лица. Так обстояло дело в средние века, также как в Риме и у нас сейчас. Там где подобный эффект отсутствовал, например когда не был дозволен никакой иск против третьего лица собственнику заложенной или отданной в пользование вещи, это было потому, что сейзина, как существенный базис для вещного иска, здесь отсутствовала, и существовала только возможность личного иска против другой стороны в договоре. (infra §58).

(2). Распространение понятия вещи, как оно определено выше, на права постоянного узуфрукта привело логически к признанию существования вещных прав на такие узуфруктуарные права, рассматриваемые как бестелесные вещи. Поскольку по средневековой точке зрения эти вещные права (Gerechtsame) равным образом могли быть объектом сейзины. Так люди пришли к концепции права на права. Это было еще одно расширение понятия мало удовлетворительное для юридической логики, но оно было удовлетворительно приспособлено к расширению права вещей на вещи бестелесные, что требовалось возрастающими нуждами экономической жизни. Это привело в данном случае к замутнению четкой границы, установленной римским правом между правом вещей и правом обязательств.

(3). Сходное смешение мы видим в том, что люди называли ius ad rem (Recht zur Sache), которое было независимо развито, правда в различных аспектах, как в феодальной, так и в канонической литературе в 1200-ые гг. В конечном итоге оно перешло в современные кодексы, и в частности в прусский Ландрехт. Этот термин был введен комментаторами феодального права для обозначения правового статуса того, кто был наделен феодом, но еще не получил физического владения. Помня о том, что приобретение вещных прав посредством инвеституры состояло в сейзине феода, могли быть колебания в приписывании лицу получившему инвеституру вещных прав на феод - ius in re. Однако, находившиеся под влиянием идей римского права итальянские комментаторы феодального права были не расположены признавать такие права как появляющиеся иначе чем через передачу действительного владения. Они поэтому рассматривали право лица, получившего инвеституру, но еще не введенного во владение, как просто «квази-вещное» (relativ-dingliches) право, и по контрасту с вполне действительным ius in re называли его ius ad rem. Это было право вассала в отношении господина феода быть введенным во владение. Как и комментаторы феодального права, канонисты сбились с пути, когда они обозначили как ius ad rem правоотношение, появляющееся из папских назначений доверенных лиц и отсрочек владения или пользования. Как в одном случае феод, так и здесь церковный приход вел к сходному отношению к ним. Это понятно, поскольку в обоих случаях проявлялся контраст между символической инвеститурой и реальным вводом во владение. Именно германская юридическая концепция в обоих случаях встала на пути полного развода, как это было в римском праве, между реальным юридическим актом и обязательственным договорным актом, его порождающим, и создала в конфликте с римским ius in re понятие ius ad rem. – «побужденное к этому, в случае канонического права, интересом папы в своих приходах, которые распространялись по всему миру». В позднейшем праве, яснее всего в прусском Ландрехте, из этого факта выросло допущение права на отказ от вещи, которое действовало не только против стороны договора обязанной к такой передаче, но и также (по крайней мере в определенном объеме), против всех третьих лиц. Из этого личное право на вещь здесь возникало посредством действительного ввода во владение вещным правом на вещь. Для нашего права в его более поздней форме такая излишняя предстадия вещного права неизвестна.

 

Недвижимые и движимые вещи. (I) Право на земли и право на движимости.

Телесные вещи могут подразделяться в зависимости от своей природы на недвижимые и движимые (Liegenschaften, Fahrnis). Право может в большей части, хотя и не полностью, игнорировать это естественное различие, и придать своим принципам столь общую и абстрактную форму, что они будут применимы равно к обоим классам вещей. Так сделало позднеримское право. Не так поступили правовые системы средних веков, которые напротив преобразовали естественное отличие в юридическое различие принципиальной важности. Что касается владения, приобретения собственности, вещных прав, залогового права, семейного имущества, наследования, оно подчинило недвижимости правовым нормам, отличным от норм применимых к движимостям. Конечно, можно сказать, что оно не знает права вещей, но что там существовала двойная система права – одна для недвижимых, вторая для движимых вещей. Наряду с правом на землю, самостоятельное право на движимости.

Основанием этого было не то, что с незапамятных времен наивысшая экономическая ценность приписывалась земле, по сравнению с движимостью. Во времена примитивной культуры, которая не знала индивидуальных прав на землю, богатство человека состояло в его боевом коне и оружии, рабах и скоте, золотых украшениях и одежде. Хотя эти объекты не потеряли своего значения после того как владение и собственность на землю стали индивидуальными, вскоре развился присущий Средним векам экономический порядок, при котором владельческие права на землю стали базой юридического, политического, и экономического статуса членов народа, и их классовых различий. При этом, средневековое право рассматривало иначе чем римское те факты, что земли являются нерушимой частью государственного домена. Что они являются базисом существования целых семей на протяжении поколений, и поэтому могут служить не только индивидам, но и обществу в целом. На протяжении существования сельскохозяйственной экономики гражданский оборот затрагивал только их использование. Но не как в случае с движимостями, их субстанцию. Правоотношения связанные с землей обязаны своим появлением и развитием более современной стадии исторического развития, чем правоотношения связанные с движимостями, которые уходят корнями в наиболее примитивные условия жизни общества. Но в конечном итоге они получили благодаря своей важности, более тщательную разработку именно в средние века.

Когда движимый капитал приобрел важность в городах, и личный статус там впервые стал независим от владения землей, - хотя новое богатство городов в своих основаниях по необходимости базировалось на аккумуляции земельной ренты – умышленно было установлено различное отношение к земле и движимостям. В интересах безопасности, столь существенных для юридических сделок с землей, и которую германское право развило в примитивных условиях, люди с радостью отказались от копирования римского права в ассимиляции владения землей торговой оборотоспособностью. Хотя поначалу лишь английское право сохранило в неприкосновенности (и до наших дней) старогерманский принцип, и среди всех правовых систем Западной Европы развило его наиболее непреклонно (Виноградов), в Германии в ius commune различие в правовой природе недвижимостей и движимостей в значительной мере было предано забвению благодаря рецепции римского права, и именно поэтому в партикулярных правовых системах держались стойко за это различие, и из них оно с новой силой перешло в современные кодексы. Результат был охарактеризован Гирке как «триумфальный прогресс германских идей».

(II) Разграничение двух классов вещей.

(1) недвижимости (liegendes Gut) это конечно в первую очередь земли (Grundstьсke, Liegenschaften, terra, res, possessio, hereditas, eigen, erbe etc. ). Но кроме Liegenschaften в собственном смысле слова – то есть определенной части поверхности земли - они также включают в себя все то что связано с почвой органически, например деревья, или механически, как дома. И все это поэтому может рассматриваться наравне с землей как нерушимые объекты. Конечно эти объекты могут быть классифицированы подобным образом только со времени, когда они на самом деле стали недвижимыми. Как и шатры, деревянные дома , распространенные по всей Германии до 1200-х гг., а в Северной Германии до 1500 г., и позднее, рассматривались как вещи движимые. Наоборот каменные дома везде рассматривались как недвижимость. Поначалу таковыми были церкви, замки, ратуши и дома богатых горожан. Это равным образом было правдой и в отношении мест продажи товаров (Verkaufsstдtte), с момента когда здание возведено на постоянной основе на определенном земельном участке. С другой стороны, временные постройки, такие как летние театры, торговые палатки, и при определенных обстоятельствах ветряные мельницы, признавались как и сейчас движимостями.

(2) Движимости (Fahrnis) – bewegliches или fahrendes (fahren в старом и широком смыле – ire, moveri) или treibendes, на севере также «loses», greifbares Gut, - были вещами способными к перемещению с места на место без изменения их экономической природы в результате перемещения. В юридической терминологии Франции и Англии применялись термины chattels, - cateux, (буквально голова крупного рогатого скота) catalla, capitalia, поскольку скот был типичной формой движимого имущества. Швабское зерцало дает следующее определение движимости: «золото, серебро, драгоценные камни, крупный рогатый скот, лошади, и все что можно двигать и переносить». Или говоря словами Гирке, животные и все неодушевленные предметы не связанные с землей.

(3) Однако, средневековое право не удовлетворилось сделав это естественное различие между землей и движимостями правовым. Напротив, временами оно классифицировало телесные предметы с технико-юридической точки зрения, сознательно игнорируя их естественные характеристики. Так было с деревянными домами, которые специальной нормой признали движимостями не обращая внимание на их естественную неподвижность, которая в боле поздние времена не подвергалась сомнению. Эта точка зрения нашла отражение в максиме: Was die Fackel verzehrt, ist Fahrnis: «Все что уничтожается факелом, то движимость». Конечно, правовые свойства движимого имущества могут быть приданы недвижимости по индивидуальному капризу. Такая «мобилизация» (Entliegenschaftung) в особенности практиковалась в Любеке, в 1200-х, 1300-х и 1400-х гг, чтобы придать Erbgut – наследственному имению, которое можно было передать только по общему согласию наследников, характер Kaufeigen, имущества, которое можно было покупать и обладать им как своим собственным. Другими словами, чтобы освободить его от оков фамильного достояния и подчинить свободному контролю собственника. В позднейшем праве Любека все такое ограниченное в распоряжении им наследственное имущество рассматривалось по закону как движимое, то есть оно могло свободно отчуждаться юридическим актом inter vivos, - хотя оно не могло завещаться. В праве Франции и Бадена юридическая сделка «мобилизации» (ameublissement) продолжает существовать до наших дней.

Более распространенной в Германии была «демобилизация» (Verliegenschaftung) движимостей. Самый древний пример – закрепление за землей рабов (servi casati), которые рассматривались как pars fundi и поэтому разделяли юридическую судьбу земли, которую они культивировали. Австрийский кодекс и в наши дни рассматривает как недвижимое имущество такие по природе подвижные создания как рыба в водоеме и дичь в лесу, пока они остаются на свободе. Опять же особенно ценные движимости из имения – такие как драгоценные камни, изделия из золота и серебра, коллекции картин, библиотеки, запасы товаров, далее, движимое имущество, принесенное в семью мужа женой, и капитал, полученный от продажи земли, законы часто объявляли недвижимостями для того чтобы затруднить передачу таких объектов. Даже в наши дни такая Immobilisirung встречается в случае больших кораблей. Они подчинены принципам права земли что касается приобретения титула на них и залога.

(4). Насколько глубоко средневековое право было затронуто разделением права земель и права движимостей видно из того факта, что оно применяло это различие и к бестелесным вещам. Права на вещи рассматривались как сами вещи, и поэтому было легко рассматривать права на землю как недвижимые вещи, поскольку они, как сама земля, были источником постоянного узуфрукта. Таким был результат в случае с сервитутами и земельными обременениями (Reallasten), относящимися к земле, которые рассматривались как сама земля. То же было в случае правомочий (Befugnisse) публичного права, таких как судебная юрисдикция, право чеканки монеты, обычные франшизы и т.д. Это «овеществление» прав было «самой средневековой частью средневекового права». Эти права гарантировали перманентный узуфрукт, и были объектом сейзины. Они применялись к определенной территории. В конечном счете они походили на вещные права.Вплоть до наших дней такие права рассматривались как недвижимость, и для них предусматривались отдельные страницы в земельном регистре. Нынешний ГК признает в этой категории прав только наследственное право застройки (1017), но другие были зарезервированы в законах отдельных государств (права наследственной аренды, права охоты и рыболовства и т.д.). В этом случае перманентность экономического использования была детерминантой юридической точки зрения. В других они определялась вопросом, была ли движимой или недвижимой вещь, которой были присущи эти права настолько, что она может показаться их обладателем. Эти первые, которые как правило обеспечивали собственнику господствующей недвижимости определенные привилегии (Befugnisse) – так называемые «субъективные вещные права» (Realrechte cf. Infra §27) – рассматривались как недвижимые вещи.

В то же время все права обеспеченнные коммерческой бумагой (Wertpapiere), оборотной или необоротной, рассматривались как относящиеся к движимым вещам, и сами рассматривались как таковые. Наконец, было еще одно деление, вытекающее из физического характера соответствующих объектов, которыми определялось содержание таких прав. С этой точки зрения вещные права на землю считались недвижимыми вещами. Хотя в общем праве и современном зак-ве гос-в существовало исключение применительно к ипотечным правам, которые нынешний ГК Германии также размещает среди движимых (§§1237 и далее). С другой стороны, к вещным права на движимости применялись принципы права на движимое имущество. Сходным образом рассматривались правовые притязания. Право требовать передачи участка земли или узуфрукта на него это недвижимое имущество. Права требовать передачи движимостей – особенно денег, прав установленных в судебном процессе, и в общем любых прав не включающих в себя передачу вещи, являются движимым имуществом.

 

Ограниченно оборотоспособные вещи.

(I). Есть вещи к которым имущественное право не может применяться во всей полноте, поскольку они предназначены особой цели (Zweckwidmung), которая должна быть защищена в публичном интересе. Это предназначение вызывает «объективное стеснение» (objective Gebundenheit) проявляющееся в большем или меньшем стеснении возможности отчуждения. В германском праве как и в других правовых системах, с древних времен существовал этот феномен. Большие военные дороги, река облегчавшие торговлю, общинные леса, существовали либо в интересах публичных, или в интересах больших союзных образований, и по этой причине не могли быть переданы в частную собственность не принимая во внимание их целевого назначения. Не могли они сделаться и объектом любой и всякой юридической сделки, такой как например залога или «правовой» (rechte) сейзины.

Римская доктрина res extra commercium во многих отношениях не удовлетворяла новым условиям. В Средние века теоретически эта проблема была не разработана. Лишь в конце 19-го века появилась теория Zweckbestimmung – установленной цели. Согласно ей различные группы таких ограниченно оборотоспособных вещей должны различаться в зависимости от природы цели, которой они служат. Именно в зависимости от этого определяется уровень их обротоспособности.

(1) Т.н. «публичные» вещи или имущество.

(А) Вещи предназначенные для общего использования (Gemeingebrauch) = res publico usui destinatae римского права. Такое использование может быть либо всех – как в случае с публичными реками (infra § 40), морскими берегами, озерами, каналами, гаванями, улицами, дорогами и площадями, мостами, парками, почтовыми ящиками и общественными туалетами. Или для использования большей или меньшей группой людей – использования не зависимое от специального разрешения для такой группы – например здания рынков, книги публичной библиотеки, музейные коллекции. Особую группу вещей второго рода составляют res divini iuris. Это храмы (res sacrae) и кладбища (loci religiosi). Хотя res divini iuris в древней и современной Германии являются объектом права собственности, а не res nullius, историческое объяснение этого факта в законе относящемся к немецкой «собственнической» (Eigen-) церкви.

(В) Вещи служащие общественным нуждам, но не способные быть объектом общего пользования: например городские валы, фортификационные сооружения, общественные здания и их обстановка.

С другой стороны, вещи которыми обладают на праве частной собственности юридические лица публичного права не попадают в категорию «публичных» вещей. Таковы земли государства и более мелких политических образований (Gemeinden, communes), деньги в государственном казначействе. И то же равным образом относится к предприятиям учрежденным такими лицами как частные предприятия – например городские газовые заводы или электростанции.

Публичные вещи всегда были и все еще являются собственностью государства, коммун, религиозных обществ и т.п. Такова доктрина которая получила в конце концов преобладание в общем праве и большинстве партикулярных правовых систем, и которую Келлер и Иеринг напрасно пытались ниспровергнуть в знаменитой контроверзе касающейся фортификационных сооружений Базеля. Не было согласия по поводу публичных рек (infra §40). И французское право, с его теорией ‘domaine public” остается на абсолютно иной позиции. Но эта собственность, которая – кроме как во французском праве – должна рассматриваться как частная собственность, не дает правомочий обычно ею предполагаемых. Пока эти вещи остаются посвященными своим особым целям, с ними нельзя поступать вопреки этим целям, и на них нельзя устанавливать права, которые препятствуют достижению этих целей. Действующий ГК не сделал никаких существенных изменений в более раннем праве. Он не содержит никаких специальных предписаний на этот счет, поскольку вопрос о том, какие вещи являются публичными должен решаться публичным правом.

(2) вещи посвященные специальным целям далее включают в себя вещи предназначенные для погребения умершего, само тело и объекты с ним погребенные. В старые времена это считалось собственностью умершего и давалось ему с тем, чтобы это служило ему после смерти. Несомненно сегодня надо предполагать собственность лица осуществляющего погребение, которая ограничена специальной целью. Здесь оборотоспособность еще более ограничена чем в случае с публичными вещами.

(II) res communes omnium – это те части природы которые находятся за пределами влияния человека, и следовательно постоянно исключены от контроля права. Это солнце, луна, звезды, открытое море, свободный воздух, текущие воды, и т.п. Они не принадлежат к числу вещей ограниченной оборотоспособности. В юридическом смысле они вообще не являются вещами. Сходным образом живое человеческое тело не является вещью. У него отсутствует существенная характеристика юридического понятия вещи – безличность.

(III) res nullius. – это например дикие животные, которые являются вещами в юридическом смысле, поскольку способны находиться под тем же юридическим контролем, что и остальные вещи, но лишь фактически временно находятся вне правовых отношений. Бесхозяйность неизвестна многим правовым системам, например французской. Собственность на такие вещи приписывается государству.

 

Индивидуальные и составные вещи. (I) Простые вещи и составные части.

(1) Также как субъектами прав в юридических сделках обычно являются отдельные лица, так и объектами прав являются главным образом простые или отдельные вещи, Они рассматриваются правом как единые, несмотря на то, что они могут состоять физически из частей. Простые или отдельные вещи в юридическом смысле существуют не только когда природа создала органически индивидуальные вещи, как например животное, но также когда существует вещь в коммерческом смысле. Соответственно, например утварь, одежда вещи без упаковки (например куча зерна) и для некоторых целей земельные участки рассматриваются правом как простые вещи. (2)Составные части простых вещей поэтому не являются вещами в юридическом смысле, но лишь частями вещей. С точки зрения права они сами по себе не существуют. Они скорее составляют действительное экономическое и юридическое единство с главной вещью. В то же время вещи не «индивидуальны» в том же самом строгом смысле как лица. Если разделение возможно, то в результате его отдельная вещь может превратиться в несколько вещей, части вещи могут стать самостоятельными вещами, и самостоятельные вещи могут путем их комбинирования стать простыми частями. Даже частям вещей может быть приписана определенная юридическая обособленность. Средневековое право предлагает различные примеры этого принципа.

(А) Здания могут находиться в собственности лица другого чем собственник земли. Этот принцип несомненно прекликается с теми примитивными условиями, когда деревянные дома не были прочно связаны с землей и рассматривались как движимые вещи, следовательно не составляя части земли. Но это установилось далеко за пределы этого раннего периода. Дом который средневековый бюргер построил на участке земли данном ему в держание (leihen) господином города становился собственностью застройщика. Он мог продавать его, завещать (bestow it as a morgive), etc. Сходным образом, по Саксонскому Зерцалу жена становилась собственницей дома возведенного на земле мужа из дерева данного ей на дом и ограду мужем as here morgive (I.20, §1,2). То что немецкое право в других отношениях – то есть когда естестченные характеристики структуры не были вовлечены – рассматривало здания как составные части земли, таким образом по примеру римского права признавая принцип superficies solo cedit, доказано законом о проприетарных церквях (proprietary church). Такие церкви, как все остальные церкви, должны были иметь каменный алтарь, прочно связанный с землей, и господство над почвой под алтарем, право на почву, находилось также в распоряжении церкви. Старое правило, происходящее от характеристики примитивных деревянных зданий и не соответствующее принципу superficies solo cedit, сохранилось в некоторых местностях и после рецепции. В частности оно было широко распространено в Швейцарии и Шлезвиг-Гольштейне. Оно было прямо признано в прусском Ландрехте, Code Civil и Баденском Ландрехте. Знакомо с ним и английское право.

В том же духе как старогерманское право рассматривало случаи, когда лицо иное чем собственник земли построило здание и приобрело на него собственность, оно рассматривало очень похожие в которых заключались не дома, но другие сооружения и постройки, присоединенные к земле другого. Мясник на первом этаже арендованного им дома расположил мясную лавку, пивовар врыл или прикрепил к стенам тяжелые металлические котлы или pans. Доказательства первого существуют особенно во Франкфурте и Бреслау, второго в Любеке. Эти прочно установленные приспособления не рассматривались как составные части, поскольку если здание само по себе не было специально предназначено для целей этой деятельности, они не служили экономическим целям здания, но личным целям соответствующего ремесленника или торговца, обеспечивая ему постоянное использование. Поэтому по аналогии с примитивными деревянными домами они рассматривались как независимые части земли. Они могли закладываться, отчуждаться и вносились в городской регистр (Stadtbuch) на имя их собственника, и таким образом становились объектом земельной ренты. Исключительная позиция, которую ГК Германии приписывает просто «кажущимся составным частям» (scheinbare Bestandteile) должна рассматриваться как признание и дальнейшее развитие этих ростков происходящих из германского права.

(В) С 1100-х гг. мы уже находим широко распространенную в немецких городах т.н. «этажную» или «помещенческую» собственность. (Stockwerks-, Geschoss-, Gelass-, Etagen-eigentum). – собственность на отдельные помещения в здании. Дома были горизонтально разделены, и созданные таким образом отдельные части – этажи и подвалы были в отдельной собственности отдельных лиц. Как правило это ассоциировалось с общей собственностью на место на котором находилось здание и части здания находившиеся в общем пользовании (стены, лестницы, крыши).Хотя этот институт считался тотально несовместимым с римским правом, он остался частью права, но не обычного общего права, и по этой причине прусский Ландрехт, и Австрийский и Саксонский кодексы отказались его признать. Он остался партикулярным юридическим институтом во многих местностях, даже перед лицом законодательных запретов, особенно в Богемии и Южной Германии, и в Швейцарии. Он также был прямо признан ГК. Особенно ясный пример, как это право действует сегодня, дает договор заключенный в 1901 г. между муниципалитетом Фрейбурга и Зданием Святой Девы, пожертвованием на сооружение собора во Фрайбурге, для целей определения правоотношений между ними. Этим договором было установлено, что собор вместе со шпилем должен быть зарегистрирован как имущество пожертвования на сооружение собора. Но что касается завода по постройке собора (Mьnsterbauhьtte), что имущество двора и нижнего этажа должно быть зарегистрировано за пожертвованием на сооружение, а второй этаж и крыша – за городом.

Однако ГК признает римский принцип, согласно которому сооружения как составные части земли, с необходимостью следуют поверхности земли. И по этой причине он не признал самостоятельной собственности на их этажи. Римский принцип применяется к зданиям целиком, когда они действительно являются составными частями, и таким образом обнимает собой и этажи. С другой стороны, ГК признал продолжающееся существование собственности на этажи здания, существовавшей в момент его вступления в силу (EG, §128). Швейцарский ГК занял ту же позицию (§675,2;EB, 45 ).

(С) Наконец средневековое право приписало продуктам почвы – деревьям, зерну, фруктам – самостоятельное юридическое существование. Часто рассматривая их, даже до их отделения, как движимые вещи. Следовательно право собрать их может иметь другое лицо, а не собственник земли (infra §62). В системах отдельных государств, как например в Прусском Ландрехте, эта точка зрения была сохранена. Нередко допускаемая возможность отдельного залога плодов, которая также была признана в имперском Кодексе Гражданского процесса (§810), была следствием этого принципа.

(3). Современное право впервые резко различило понятие составной части (Bestandteil) относительно других институтов, и признало составной частью «то что может существовать без изменения своей природы только в союзе с другой определенной вещью, и находит в ней необходимую поддержку и сохранность» (Регельсбергер, Пандекты). Поэтому составная часть абсолютно подчинена правовой судьбе целого. ГК пошел дальше и наряду с «существенными» составными частями (§93) – которые соответствуют этому понятию общего права и как и те разделяют правовой статус целого – ввел понятие т.н. «несущественных» составных частей. Они также только части целого, и сами не являются вещами в юридическом смысле, но в то же время они сами могут быть объектом специальных прав, поскольку они могут быть отделены от целого без разрушения или существенного изменения того и другого. Несущественными частями являются например части поверхности земельного участка, и комплекты массы товаров (Warenmenge), как литры содержащиеся в бочке вина. Понятие «несущественных» составных частей было неизвестно раннему немецкому праву. В отличие от немецкого ГК швейцарский ГК воспринял единую концепцию. Согласно его определению, составная часть вещи это та: «которая по обыкновению данной местности является существенной для ее существования, и не может быть отделена от нее без разрушения, нанесения ущерба или ее изменения. Все такие части принадлежат тому, кто собственник целого (§642).

(II). Сложные вещи (Sachverbindungen). (1). Главная вещь и принадлежности.

Хотя средневековое право признавало в различных случаях независимые права на составные части вещи, это включало в себя – с точки зрения современной теории – смешение 2-х понятий - составных вещей и принадлежностных, которые в это время не различались. Современное право однако проводит четкую линию между этими двумя категориями. Поскольку в то время как часть которая соединяется с главной вещью (Hauptsache) теряет свою индивидуальность, как таковая больше не имеет правового статуса и на нее распространяется юридическое качество целого, принадлежности или придаточные вещи удерживают свое самостоятельное существование как вещи. Однако они по отношению к главной вещи находятся в отношении, в силу которого правовая судьба ее затрагивает и их. Придаточность вещи зависит от ее установленной экономической цели, которая состоит в том, чтобы увеличить полезность другой вещи, с которой она связана. Настолько она служит этой другой или главной вещи. Все эти характеристики ГК перечисляет в своем определении принадлежностей (§97). С нем согласуется по существу определение принятое в швейцарском ГК (§644 - Zugehцr).

Точно определенная концепция принадлежности отсутствовала как в римском так и в старогерманском праве. С другой стороны, с давних пор в германском праве придаточные вещи играли гораздо более важную роль чем в римском или современном праве. Современная концепция принадлежности лишь бледная тень старогерманской концепции принадлежностей, которые – с особенным и непосредственным отношением к земле – имели гораздо более широкую сферу применения на практике и несравнимо большую важность, чем сегодня. В старом праве отношение принадлежности имело результаты, которые мы сейчас связываем с гораздо более искуственными творениями.

(А) Самые важные отношения принадлежности это были отношения в рамках которых движимости принадлежали земле. В случае с деревенскими землями они включали в себя все объекты которые служили для управления имением, весь инвентарь имения, особенно скот, утварь, фураж, удобрения. Все что выражаясь языком старинных документов образует mansus vestitus, все что составляет integritas имения, включая крепостных постоянно живущих на земле. Все это нужно хозяину имения для его использования. Поэтому его сейзина на имение включала в себя все эти объекты.

В случае со зданиями старые источники подчеркивают тесную связь движимостей с домом. Расхожей дефиницией было, что дому принадлежит все, что связано с землей, стеной, заклепками или гвоздями. Не было никакого различия между составными частями и принадлежностями. Но здесь также было необходимо вдобавок, чтобы зафиксированные таким образом вещи были предназначены служить экономическим целям главной вещи, и не только для использования временным владельцем. Поскольку в этом случае они будут даже по действующему ГК, лишь «кажущимися составными частями». С другой стороны придаточные вещи не нуждаются в крепкой фиксации, как например ставни, проивопожарные приспособления, инструменты, сундуки и т.п. Эти движимые вещи, которые несмотря на свой союз с землей не потеряли своих внутренних качеств движимостей, были многими правовыми системами ассимилированы с землей, и сами подчинены принципам земельного права. Среди современных кодексов так было с Code Civil (immeubles par destination) и в меньшей степени с прусским Ландрехтом. Эта идея исчезла из нашего права недавно. Согласно ГК придаточная вещь это всегда вещь движимая, и не может быть даже несущественной частью главной вещи (§97). В других отношениях ГК следует старогерманскому праву (§ 89. Z.2) в том что касается придатков сельских имений (Landgьter). В случае со зданиями, с другой стороны, все прочно закрепленные объекты являются составными частями, и даже больше того существенными частями (§ 94, 2). Также обстоит дело в отношении особых механизмов, согласно позиции имперского суда. Эта интерпретация права судом ведет к тяжелым несообразностям, поскольку делает невозможным резервирование титула продавцом машин. С точкой зрения германского права согласовывалось бы классифицировать машины как «кажущиеся составные части». Согласно ГК концепция придаточных вещей применима только к незакрепленным механизмам и инструментам, которые относятся к зданию, которое приспособлено для постоянного использования индустриальным предприятием (§ 98. Z.1).

(В). – Движимости принадлежащие движимостям появляются в современном праве в тех же случаях когда и в старом, то есть ключи от шкатулки и оборудование кораблей.

(С). С другой стороны земли рассматриваемые как принадлежности других земель были особенностью старого права, отвергнутой сейчас. В средневековых формулярах усадьба, имение часто обозначаются как главные вещи, придаточными по отношению к которым являются поля, луга, выпасы и т.д. и права участия (shares) в общих землях (Allmende) – marchis, viis, silvis, aquis aquarumque decursibus etc. Сходным образом commonty, разделенный на доли и неразделенный, рассматривался как придаток индивидуальных имений в деревне, или всей деревни рассматриваемой как целостность. Имения зависимые от поместья равным образом рассматривались как принадлежности. Это отношение многообразных отношений между господствующими и служащими землями исчезло с упадком средневековой экономики и социального порядка. Отношение к отдельным зависимым имениям (Nebengьter) и отдаленным фермам (Vorwerke) как принадлежностям главного имения, и к дворам и садам как принадлежностям дома сохранилось до настоящего времени. Однако, ГК уклонился от того чтобы признать такие отношения, поскольку здесь вмешалось созданное им понятие несущественных составных частей. Поверхностные части земельного участка могут как таковые и в отношении к нему, стать объектом специальных прав.

(D). Права как принадлежности. Для старого права было естественно перенести качество принадлежности с телесных вещей на бестелесные. Как было укзано в разделе (С), вместе с выделенными долями общей земли (commonty) права пользования общей дорогой принадлежали к числу принадлежностей индивидуальных владений. Другой пример – с т.н. вещными правами (Realrechten). В Средние века существовали бесчисленные множества прав отнесенных как неотъемлемые для определенного земельного участка. Любой обладатель участка автоматически получал и эти права. Это прежде всего политические права членства в определенных союзах, земельных и имперских советах, налогообложения и ренты, политические привилегии и т.д. Такие права земельного участка в сфере публичного права канули в лету вместе с феодализмом, однако сохранились права в сфере частного права – реальные сервитуты, преимущественные права покупки, права рыбалки, охоты, земельные обременения, членства в определнных экономических союзах (Genossenverband). Сам ГК признает среди вещных прав сервитуты, земельные обременения, вещные права продажи. Помимо этих есть еще многие урегулированные право государств. В Мекленбурге до сих пор политические вещные права быть избранным в местный парламент и совет все еще как в средние века связаны с собственностью на имение или его держанием.

В то время как вещные права по старому праву были принадлежностями, действующий ГК классифицирует их как составные части.

 

Все вышеупомянутые принципы, которые германское право развило уже в ранний период в регулировании принадлежностей, объяснены наиболее ясно результатами работы U. Stutz об имуществе проприетарных (Eigen-) церквей, извлеченных из традиций Фрейзинга 700-х – 800-х гг. Как показывают эти документы, установление проприетарных церквей обычно появлялось в следующей манере. Основатель – после того как земля была приготовлена, церковь сооружена, воздвигнут алтарь, и имело место освящение церкви - совершал традицию как бы в пользу церкви, и только после этого имущество передавалось в собственность епископату Фрейзинга. В этом акте традиции заключалось создания отношений принадлежности (Pertinenzierung), «посвящение на определенную цель, и в том что касается по крайней мере части действительных доходов, передача имущества на церковные цели». Придаточные вещи которыми церковь или алтарь снабжались включали в себя убранство церкви, проход, также права на церковные доходы, особенно десятину, помимо тех что имели чисто светскую природу. Все эти принадлежности были зависимыми или придаточными по отношению к главной вещи, и это была церковь, а точнее ее алтарь. Такое создание принадлежностей «было не юридической сделкой, а юридическим актом». Оно не переносило право собственности, которое оставалось там, где оно было. Никакое субъективное право им не разрушалось, не создавалось и не отчуждалось, поскольку лищь один обладатель прав принимал участие в этом акте. Менялись только объективные отношения. Основатель предпринимал изменение своих имущественных прав. Части его имущества до того разъединенные поставлены в зависимость друг от друга. Алтарь становится центральным объектом, от которого зависит остальное имущества переданное для этого. «Более того, эти проприетарные церкви, с их имуществом, могли в свою очередь сами быть придаточными вещами, а именно, поместья или большого имения». Когда впоследствии право относительно проприетарных церквей было заменено law of advowsons, churches were preserved as ecclesiastical (dingliche Patronate); и поскольку последние теперь сами стали субъектами прав, это право, вместо вещи, стало принадлежностью.

(3) Составные вещи (Gesamtsachen, Sachinbegriffe).

В смысле принадлежности в составных вещах нет главной и второстепенной вещи. Есть несколько самостоятельных вещей, которые по обычаю или коммерческой практике и в результате того что они служат общей цели, обычно составляют единство. Хотя для них не яявляется необходимостью появляться в такой форме. Здесь мы имеем дело с собраниями (Zusammenfassungen) нескольких телесных вещей, либо индивидуально установленными, либо неустойчивыми объединениями. Такие телесные совокупности с ранних времен известны германскому праву – стада, инвентарь имения, запасы товаров и т.д. Но право пошло дальше и создало такие агрегаты бестелесных вещей. Таким образом появилось понятие имущества как совокупности всего что принадлежит индивиду, и развились формы специализированного имущества (Sondervermцgen).

Так христиане передавали piae causae все свое движимое и недвижимое имущество, а по средневековому семейному праву все имущество жены переходило в сейзину мужа. И в прусском Ландрехте и в нашем ГК все имущество или его часть могут быть объектом наследования, узуфрукта, и общности.

Понятие целевого имущества (Sondervermцgen) появилось при отделении аллодиальных и феодальных владений и торгового капитала купца и капитала товарищей по мореплаванию (Reeder) от их собственного имущества. Как и принцип принадлежности и в тесной связи с ним, уже на ранней стадии он нашел свое ясное отражение в праве проприетарной церкви. Это имущество оставалось в собственности того, кому принадлежала церковь, но это владение было пожертвовано на нужды церкви. Собственность была опосредована целью существования имущественного комплекса, которую собственник изменить не мог и не мог уже произвести отчуждение этого имущества. В новое время отделение специального имущества товарищества, особенно специального имущества полного товарищества, от другого имущества товарищей, приобрело особую важность.

Научная литература общего права развила из этого феномена юридического развития доктрину universitates rerum, которые подразделяются на universitates facti, или комплексы телесных вещей, и universitates iuris, или искусственно созданные комплексы бестелесных имущественных прав (Vermцgensinbegriffe). Эта теория была успешно атакована как несоответствующая римским источникам. Была предпринята попытка доказать, что все понятие совокупностей вещей (Vermцgensinbegriffe) порочно, поскольку объектами права можно считать только единичные вещи. Эта по выражению Гирке «атомистическая идея» не получила преобладания. Даже по современному праву, хотя ГК об этом умалчивает, объектами права можно признать как совокупности телесных, так и бестелесных вещей. Этот телесный агрегат вещей (Sachinbegriffe) может быть объектом права собственности, узуфрукта, залога как целостность. Индивидуальные телесные вещи однако остаются в то же время самостоятельными объектами прав. Для бестелесных агрегатов вещей не было сформулировано сходных норм, но что унитарное право может существовать на них, как бестелесные вещи, не является невозможным.