Некоторые предрассудки о труде и психике

Как свидетельствует опыт, среди тех, кому приходится обра­щаться к вопросам "человеческого фактора" труда, иногда скла­дываются определенные подходы к делу, имеющие небезупреч­ные основания. Опираясь в каждом случае на более или менее своеобразную "точку зрения", эти подходы как бы обрастают такими личностными образованиями, как "привычные ходы мысли", "склад ума", способы решения типичных задач, соот­ветствующая убежденность, специфические эмоциональные от­ношения к тем или иным сторонам действительности, касаю­щиеся людей, групп, коллективов, процесса и средств труда. В конечном счете на первый план у специалиста может выступать не сама по себе общая идея, а эмоциональная реакция на то или иное явление, событие или, наоборот, безучастное отношение и пр. Полагаем, что кратко характеризуемые ниже и очень ус­ловно обозначенные варианты указанного рода подходов помо­гут изучающему психологию труда лучше осознать основания и точнее выстраивать тактики, стратегии своей деятельности по оптимизации "человеческих факторов" в жизни общества.

1. Идеал "легкого труда". История труда есть, в частности, история освобождения человека от "пота", тягот, "докуки" (вопросы эксплуатации человека человеком относятся к области социально-экономических наук; нашему читателю они должны быть достаточно ясны, и мы здесь их не рассматриваем). Труд всегда был труден, а подчас и невыносимо тяжел. И не случайно распространенная картина управляющего общественного идеала, например, в христианской религии — картина загробного "рая", рисует людям блаженную жизнь вообще без труда. Для человека, принужденного к тяжелой, изматывающей работе, такой идеал может быть привлекательным.

Но странное дело: будучи высвобождены от борьбы за кусок хлеба, люди начинают "просто так" штурмовать горные верши­ны, спортивные снаряды, лезть на скальные стенки, "до седь­мого пота" репетировать концертный гопак или готовиться к полету в космос. А специальные гиподинамические эксперимен­ты (связанные с вынужденным многосуточным "бездельем", ог­раничением движений) показывают, что в отсутствии труда нет ни малейшего "блаженства". Наоборот, состояние бездеятельно­сти психологически невыносимо для нормального здорового че­ловека, не говоря уже о том, что оно вредно для здоровья в це­лом. Поэтому не следует думать, что задача психологии труда и связанных с ней областей науки и техники, стоящих на страже благ для "человеческого фактора", состоит именно в поисках путей и средств бесконечного "облегчения труда", изживания его как чего-то нежелательного.

Так, например, известно, что после существенной автомати­зации рабочего места станочника труд его, конечно, облегчается. Но иному человеку становится при этом работать невмоготу: неинтересно, не о чем самостоятельно подумать, не к чему руки приложить — станок с числовым программным управлением почти все делает "сам" и притом быстрее человека. Скучно, да­же обидно: для чего столько лет учился, набирался опыта, ста­новился "асом"? И человек рвется на другое рабочее место — в инструментальный, ремонтный цех, в гараж, туда, где ему при­дется думать над нестандартными и, следовательно, интересны­ми задачами, хотя это и трудно. Не трудности и тяжести работы сами по себе, а ее психологическая бессодержательность и субъ­ективная бессмысленность, отсутствие возможности "подумать и сделать" отталкивают человека, снижают его трудовую актив­ность. Поэтому, замышляя, проектируя новое оборудование, но­вые трудовые посты, рабочие места, важно позаботиться о той зоне самостоятельности — зоне неопределенности, оставляемой

на здравое разумение работника, без которой работа не может быть привлекательной.

Основные составляющие психологической "начинки" труда — обдумывание, построение образа будущего продукта, резуль­тата, эффекта, способов его получения в наилучшем варианте, положительные эмоциональные переживания и от сознания ценности результата труда, и от самого процесса работы, от сво­их умелых действий (пусть это действия по наблюдению, как, скажем, у летчика-наблюдателя лесного или рыбного хозяйства или контролера ткани на ткацкой фабрике), удовлетворение от личного вклада в общее дело и от складывающихся межлюдских отношений в связи с трудом (будь то улыбка мастера или штамп контролера ОТК, если речь идет о токаре, или аплодисменты слушателей, если речь идет о труде пианиста-исполнителя).

Материальное производство входит в систему жизнеобеспе­чения общества, и логика его подчас сурова — есть необходи­мость и в тяжелых так называемых "физических" работах (на самом деле любое исполнение обслуживается познанием, и чис­то "физической" работы быть не может), и работах в условиях тягостного однообразия. В этом случае перед психологом могут стоять двоякого рода задачи. Важное значение имеет тщательное изучение действий, операций, функций работающего человека, чтобы, в частности, на этой основе можно было выделить те, которые целесообразно в будущем передать машине, технике. Вопрос о распределении и перераспределении функций между человеком и техническими средствами его труда далеко не прост, и мы к нему не раз вернемся. В первую очередь передают технике функции человека, требующие больших затрат физиче­ской силы, энергии, однообразно и часто повторяющиеся, вы­полняемые в неблагоприятной среде. Наряду с изучением опе­рационального состава трудовой деятельности важная задача психолога состоит в том, чтобы помогать работникам, в особен­ности начинающим, насыщать труд полезным внутренним смыслом: промежуточными привлекательными целями, умст­венными операциями по анализу способов своей работы, поло­жительными эмоциональными переживаниями в связи с пер­спективным и системным осмыслением тех или иных сторон работы, трудового жизненного пути.

И еще: в психологии доказано и приобрело силу аксиомы утверждение о том, что психика проявляется и формируется в деятельности. Развитие личности и, в частности, способностей человека происходит не в любой активности, но в деятельности, нормально напряженной за счет инициативы, мотивов (простая внешняя стимуляция такого эффекта не дает, ибо в таком случае труд "из-под палки" был бы благоприятным для развития лич­ности, а это не подтверждается историей). Под нормально на­пряженной деятельностью мы понимаем здесь такую, которая осуществляется глубоко заинтересованным, "любящим дело" человеком (напряженность здесь — следствие не стечения внешних обстоятельств или чьего-либо "нажима", но оптималь­ного сочетания мотивов разного уровня — от переживания при­ятности самого процесса, например труда, до понимания его значения для человечества). "Легкий труд", граничащий с без­дельем, был бы условием, крайне неблагоприятным для решения задач разностороннего, гармоничного развития человека. Идеал "легкого труда" не согласуется с идеалом человека будущего. Одна из задач психологии состоит в том, чтобы исследовать и помогать человеку строить оптимальную мотивацию и содержа­тельную насыщенность своего труда (подчеркиваем: речь идет не об утонченном искусстве "погонять других", а о путях и средст­вах регуляции мотивов, которыми психолог помог бы воору­житься человеку как субъекту труда, т. е. системе саморегули­рующейся, "самочинной").

2. Наивный антиэнтропизм. Человеку свойственно упорядочи­вать, перестраивать окружающую среду по своему разумению, замыслу, "образу и подобию". Более того, поскольку психика возникла в ходе эволюции живых существ как регулятор взаимо­действия организма и сложной изменчивой среды, как регулятор поведения в такой среде, то совершенно не случайно, что акты успешного регулирования и управления, принятия и реализации хороших решений разных уровней сопровождаются положитель­ными эмоциональными переживаниями. Даже если общаясь с двухлетним ребенком, вы будете в ответ на какие-либо его дви­жения или звуки совершать всякий раз определенные действия (скажем, выглядывать из-за шторки или прятаться, вставать, са­диться или просто явно "вздрагивать"), то дитя непременно бу­дет много раз повторять свои "управляющие команды" и обна­руживать признаки несказанного удовольствия от их успеха. Фигурально выражаясь, нервная система не только может (для того она природой и создана), но и "любит" управлять, преодо­левать неопределенность.

В отношении мира вещей идея господства, власти человека над природой с давних времен культивировалась людьми как в высшей степени ценная, стимулирующая естествоиспытателей, работников науки и техники. Лишь в самое последнее время это "господство" стало давать опасные видимые многим следствия экологического порядка, и стали говорить о том, что лучше бы "сотрудничать" с природой, чем господствовать над ней, ибо ее, оказывается, можно и погубить; в результате возникло, как всем известно, мощное общественное движение, направленное на охрану природной среды и связанное с терминами "экология", "экологичность".

Что касается управления людьми, то "удовольствию власти" давно уже ставятся разного рода идеологические, научные, мо­ральные и юридические пределы, и высшей ценностью людей труда была и остается борьба за свободу, свободный труд. Мы не будем здесь касаться социально-экономической и политической стороны дела, относительно которой, полагаем, читатель имеет свою точку зрения. Однако заслуживает внимания чисто психо­логическое обстоятельство, состоящее в том, что в условиях сти­хийного развития личности как подрастающего, так и взрослого человека могут очень легко сложиться, закрепиться нежелатель­ные черты характера, связанные с отношением к людям, к сто­роннему человеку и проявляющиеся в недостаточно осознанном ("натуральном") властолюбии. Оно обнаруживается вовсе не обязательно в стремлении к роли официального или как-то при­знанного руководителя, организатора, а просто в "наивно-честной" позиции по отношению к любым сторонним людям: в попытках бесконечно упорядочивать, регламентировать поведе­ние, например, детей или взрослых, вводить не оправданные целью "порядки", "запреты" и "разрешения", культивировать и ценить стихию послушания и единообразия людей, навязывать им цели, предписывать правила, принципы поведения и хотя бы "ворчать" при их нарушении и т.п.

Оборотной стороной такого типа активности является душе-ведческая слепота (о ней подробнее будет сказано чуть ниже) — неспособность взглянуть на мир с какой-либо иной позиции, кроме своей, которая интуитивно понимается как единственно возможная и верная, "истинная". С этим не случайно связаны недоверие к разуму и самостоятельности других людей, недо­оценка самой идеи о том, что другие люди нуждаются в опреде­ленной "зоне самостоятельности" и что без этого им просто трудно жить. Применительно к области собственно труда это проявляется в неуемной жажде составлять предписания, полно­стью регламентирующие не только действия, но и отдельные движения работающих, например, в материальном производстве. Великий сатирик XIX в. М.Е. Салтыков-Щедрин едко высмеял "непреоборимую наклонность к законодательству" в образе од­ного из своих отрицательных персонажей, составлявшего по всякому поводу предписания — "о добропорядочном пирогов печении" и др. Социальной нормой, ставящей пределы тенден­ции описанного рода, должно быть формальное признание не­которой "зоны неопределенности" в труде, оставляемой на "произволение" "смышленого" (М.В. Ломоносов) человека, за­нятого тем или иным делом. Без этого не только закономерно губится актуальная (в данный момент) инициатива, активность занятого трудом человека, но и создаются неблагоприятные предпосылки развития подрастающих поколений, ведущие к возникновению либо пассивности, либо ложнонаправленной активности. Одна из задач психологии в связи со всем сказан­ным — находить и помогать строить условия, способствующие социально ценной инициативе, самоопределению и самостоя­тельности человека в труде.

3. Душеведческая "слепота". Чтобы думать о психике сторон­него человека, принимать ее в расчет (не говоря уже о том, что­бы "сопечалиться человеку и совеселиться ему" — А.Н. Радищев), надо ее, как минимум, мысленно выделять, а также "удерживать в голове" представление о ней. Это отнюдь не просто и это не простая функция от чтения научных психо­логических текстов. Даже образ вещественного наглядного предмета, отсутствующего перед глазами, представить себе не всегда легко, если он нам более или менее безразличен (попробуйте, не глядя на ваши часы, изобразить форму и детали циферблата, форму каждой цифры, цвет его элементов — не все получится точно, правдиво, а кое-что и не вспомнится совсем). Еще труднее построить в голове — в своем сознании — образ ранее не виденного предмета, который только еще предстоит сделать (как будет выглядеть комната, если переставить или за­менить в ней мебель, как будет выглядеть и будет ли удобна не сшитая еще пока рукавица и пр.). И уже совсем нелегко деталь­но, ясно и правдиво представить такую реальность, как психика, внутренний мир другого человека. Психика (и, в частности, об­ласть психических регуляторов труда) имеет по крайней мере три особенности, делающие ее не слишком удобным и легким предметом рассмотрения. Они состоят в следующем (читатель, имеющий общепсихологическую подготовку, может перейти да­лее сразу к п. 4).

• Психика — объект непосредственно не наблюдаемый. О ней можно узнать, наблюдая, сопоставляя ее проявления у человека в определенных обстоятельствах. Это могут быть факты поведения, реагирования на нечто, находящееся вне сознания, или некоторые внутренние "опознавательные" сигналы-переживания. Поясним последнее примером. Видя успех своего товарища, человек почувствовал досаду, скованность мышц своего лица и не смог порадоваться вместе со всеми этому успеху. Это прежде всего удивило его самого: "Ого! Вот я, оказывается, какой. Завистник, что ли?" О своих собственных душевных качествах мы уз­наем, отмечая свои состояния, движения в связи с теми или иными событиями, своими неудачами или успехами, а также принимая во внимание мнения, суждения окру­жающих (или их молчаливые реакции в ответ на наше по­ведение).

Правда, ненаблюдаемость объекта свойственна не только психологии. Электрический ток изучается физикой и широко используется в технике. А узнают о нем по показаниям прибо­ров или другим косвенным показателям. Такая существенная экономическая реальность, как производительность труда, тоже сама по себе незрима. О ней можно судить по некоторым коли­чественным показателям, извлекаемым из хозяйственной доку­ментации.

Подобным же образом психика, будучи незримой областью субъективных, т. е. свойственных субъекту, субъектных явлений, есть некоторая реальность и характеризуется вполне объектив­ными (в смысле не зависящими от предвзятости и произвола исследователя) закономерностями. Полезно учесть, что психиче­ские регуляторы поведения человека есть не что-то принципи­ально "хлипкое", ненадежное. Ради представлений об истине, о долге люди шли на костры, на амбразуры, воздушные тараны, на коренную перестройку жизненных путей. Весь вопрос в том, как распознать, откорректировать или построить должные регу­ляторы, например, трудовой активности у себя и у других.

• Психика — объект процессуальный, функциональный, т. е. течение, движение ("фильм", а "не стоп-кадр"). В этом смысле она сходна с другими отправлениями орга­низма и со многими физическими, техническими явле­ниями, процессами. Так, например, нельзя, конечно, по­трогать мощность, работу или экономичность двигателя внутреннего сгорания, взаимодействие потребления топ­лива и мощности, хотя все это несомненные реальности. Можно изучать устройство нервной системы, а можно "рассматривать" (точнее, мысленно иметь в виду, "держать в уме") другой объект — особенности работы мозга, находя в ней определенные свойства, особенности, закономерности; выделять факты и зависимости этой рабо­ты от окружающих условий, внутренних условий, предше­ствующих состояний и т.д.

Здесь мы должны воздержаться еще и от соблазна отождест­вить мозг с субъектом и приписывать свойства субъекта мозгу, а тем более объяснять активность субъекта только "механикой" или "химией" мозга. Стереотипы мысли, усвоенные при изуче­нии, например, физиологии, неправомерно переносить на об­ласть психологии. Мозг обеспечивает, но не предопределяет ак­тивность субъекта. Наука о человеке должна не только "разламывать свою игрушку", чтобы понять, как она работает. Психику нельзя понять, бесконечно детализируя представления о нервных механизмах, обеспечивающих ее; важно соотносить психику и с объемлющими системами. И требование такого хода мысли надо считать методологической нормой для психологии с ее безумно сложным и своеобразным предметом рассмотрения. Например, профессионал — "спец" вступает в конфликт с ад­министратором не потому, что дает "сбои" его мозг, а потому, что работник следует ценностям своей профессиональной общ­ности, а администратор — своей.

В любом случае ясно, что "держать в уме" представление о процессуальном, функциональном объекте, да еще и невоспри­нимаемом, "незримом", отнюдь не легко. Даже внешний облик человека не всегда легко удерживать мысленно, а тем более опе­рировать этим образом (скажем, представлять, как человек улы­бается, поворачивает голову, движется). Что же касается так на­зываемого "внутреннего облика" (душевных качеств), то возни­кает вопрос, из чего строить представление о них, если они не­воспринимаемы? И здесь нас ждет распространенная познава­тельная "ловушка", тенденция пользоваться "своим аршином" — приписывать стороннему человеку те психические явления, состояния, качества, которые свойственны нам самим, или каче­ства, свойственные уже известным нам "таким же, как этот", людям (по схеме: "Знаем мы вас!"). Геометрические и иные графические или табличные отображения психики широко ис-

пользуются в научной литературе; но тут тоже надо хорошо по­нимать их условность, возможности и ограничения. Вопрос о "строительном материале", из которого можно и нужно созда­вать представление о психике стороннего человека, очень сло­жен. Здесь мы ограничимся упоминанием его.

• Психика — объект в высшей степени не стандартный, имеющий огромное количество неповторимо своеобраз­ных вариантов, признаков, различных проявлений у раз­ных людей (в зависимости от возраста, пола, типа нерв­ной системы, условий среды и воспитания, накопленного опыта, конкретной жизненной ситуации и множества других возможных факторов, не поддающихся полному учету и счету). При этом индивидуальные различия тем значительнее, чем более сложные психические проявле­ния мы наблюдаем и чем выше, в частности, уровень профессионального мастерства человека. Так, если на уровне простейших реакций на сигналы, эмоциональных переживаний соответствующие показатели имеют все же более или менее четкие пределы варьирования, то на уровне характера, направленности личности, высших чувств и опыта личности закономерно возникает не "стандарт" (чего бы хотелось исследователю, стоящему на по­зициях естественно-научного мышления), а множество непо­вторимых индивидуальностей (композитор П. И. Чайковский

— один на весь мир, математик Н.И. Лобачевский — один, полководец М.И. Кутузов — один, механик-самоучка И.П. Кулибин — один, биолог-селекционер И.В. Мичурин

— один и так без конца). Приходится принять не как по­меху, а как норму, положение о том, что человек принци­пиально не стандартен. Более того, тенденция стандарти­зации (уместная и рациональная по отношению к техни­ческим объектам) по отношению к "человеческому фак­тору" труда оборачивается тенденцией обезличивания, бюрократизации, неуважения к личности, бестактности, подавления личности. Идея множества одинаковых людей противоестественна, поскольку противоречит идее коопе­рации, взаимодополнения людей в ходе социальных взаи­модействий и делает непонятным факт существования са­мого общества.

Человеку, умонастроение которого сложилось в преобла-«ощем опыте взаимодействия с "холодными" объектами, — природными неживыми, техническими, математическими, абст­рактно-теоретическими, важно помнить, где стандарт — благо, а где — несообразность и даже зло. Обсуждаемое обстоятельство порождает перед специалистом в области "человеческого факто­ра" производства ряд непростых проблем, поскольку важнейшая профессиональная цель такого специалиста — обеспечить опти­мальное соответствие техники и человека, т. е. систем стандар­тизуемых и нестандартизуемых.

Предрассудок душеведческой "слепоты" обнаруживается са­мым различным образом в "честном" (непредумышленном) иг­норировании замыслов, интересов, потребностей других людей, в отсутствии сочувствия к ним, непонимании того, что для них сейчас крайне важно, в неспособности взглянуть на ситуацию их глазами, в неприятии чьих-либо мнений, кроме своего, в раз­дражении или злобном отношении к тому, что люди имеют свои цели и интересы и в связи с этим "не слушаются", и пр. И на­оборот, если человек имеет в сознании четкую и истинную мыс­ленную модель психики тех, с кем взаимодействует, это позво­ляет ему строить данное взаимодействие наилучшим образом. ; Заметим, что интерес человека к вопросам психологической теории или к некоторым частным общепсихологическим про­блемам, сопровождаемый соответствующей эрудицией, или ин­терес к психологии, подкрепленный особым вниманием челове­ка к его собственному внутреннему миру, не гарантирует ни его интереса к "живой" личности, ни желания понять и принять ее своеобразие. Нужно специально культивировать в себе особое отношение именно к личности (а не просто к "сенсомоторике", "оперативной памяти" и т.п.) стороннего человека.

Задачи психологии труда не сводятся, конечно, только к личностному уровню анализа психики. В исторической тради­ции этой отрасли знания скорее преобладал отнюдь не личност­ный, а дробно-функциональный подход к трудящемуся. Но важно помнить, что трудится не "восприятие", не "память", не "мышление" или "психомоторика", а человек, которому свойст­венны подобного рода явления, процессы. Задача психологии в связи со сказанным — разрабатывать научно-психологическую картину труда во всех его проявлениях и обусловленностях, т. е. картину системную, а это обязательно предполагает некоторое "душелюбие", ибо, как справедливо говорят, то, что "открыто сердцу", не составит тайны для ума.

4. Презумпция превосходства "ученого" над "практиком". Ча­стное выражение ее — априорная идея превосходства психолога,

эргономиста как некоего "вразумителя" по отношению к пред­ставителю сферы того или иного труда. Эта идея не просто сто­ит вне категории истины, но и в своем роде злокачественна — она создает, может создать у начинающего или будущего спе­циалиста по "человеческому фактору" ложное, но приятное "сознание исключительности" (род самообмана) или поддержи­вает такое сознание, если оно по какой-либо причине сохрани­лось у человека, возникнув как возрастная черта подросткового (переходного) периода развития личности. В самом деле, разве приятно не щекочет самосознание мысль о том, что миссия психолга, эргономиста — вразумлять всех, кто работает: учить, как организовать свой труд, как регулировать свои состояния, как управлять другими людьми, кому какую профессию изби­рать и пр.? Мысль приятная, но ложная и даже аморальная, по­скольку предполагает не просто разделение функций (ты рабо­тай — я думаю, как надо работать), но и недооценку трудящего­ся как субъекта деятельности. Даже в системе "врач — больной" культивируется, поддерживается идея активности больного в борьбе за свое здоровье, идея сотрудничества врача с больным (каждого в своем аспекте), тем более аналогичная идея сотруд­ничества в деле профессионального развития и функционирова­ния человека должна культивироваться в системе "психолог тру­да — субъект труда", поскольку трудовые функции более под­контрольны сознанию, чем внутренние функции организма.

Следует признать, что любая практическая работа неизбежно сопряжена с накоплением и осмыслением уникального опыта. И это есть полный эквивалент повышения квалификации, обре­таемой человеком, занятым "по ученой части". "Ученый" лучше знает общее, хотя и не всегда узнает его "в лицо", когда сталки­вается с конкретной практической ситуацией. "Практик" (он учен, возможно, не меньшему множеству вещей в своей сфере) лучше знает конкретное, хотя и может затрудняться в осмысле­нии его с некоторых общих позиций. Поэтому разумнее исхо­дить из презумпции не превосходства одной из названных сто-рон, а их делового паритета — сотрудничества и взаимообогаще­ния полезной информацией. Из этого следует, что задача психо­лога, эргономиста не может состоять в том, чтобы пытаться встать "над" практиком, вразумлять и поучать его. Это, кстати, в Реальности и недостижимо.

Из сказанного вытекает некоторое требование к целям и мо­тивам профессионального самовоспитания человека, ориентиро­ванного на научное обслуживание сферы труда: важно хотеть и уметь вступать в деловые контакты с людьми, хотеть и уметь со­трудничать на условиях не доминирования, а паритета. По­скольку система "человек — средства труда — производственная среда" является объектом интереса комплекса дисциплин, обо­значаемых словами "эргономика", НОТ (научная организация труда), каждому участнику важно не только владеть своей спе­циальностью, но уметь взаимодействовать, сотрудничать с парт­нерами по эргономическому или "нотовскому" комплексу.

"Вопросы и темы для размышления и разработки

1. Нет ли у меня самого (самой) предвзятых мнений о труде?

2. Из каких источников можно получить достоверные обще-ориентирующие знания о разных видах труда.

3. Что я сам (сама) буду производить в роли профессионала?

Тема 1. Возможные последствия высокомерного обесценива­ния труда как области приложения физических и духовных сил человека.

Тема 2. Возможные последствия недооценки научных про­дуктов со стороны представителей практики.

Тема 3. Возможные последствия недооценки изобретений работников-практиков со стороны представителей науки.

1.3. Обзор психических, регуляторов труда

Читатель, имеющий общепсихологическую подготовку (в любом случае перед изучением психологии труда полезно про­штудировать какой-то общепсихологический курс), может опус­тить этот параграф и перейти сразу к §1.4.

Одним из фундаментальных понятий психологии является "образ" (как отображение субъектом некоторой реальности, включая и самого субъекта). Часто вместо слова "отображение" употребляют в том же смысле слово "отражение", которое ука­зывает скорее на "ответный удар" ("отразить"), чем на некое подобие одной реальности относительно другой. Не будем,

впрочем, нападать на слова, а постараемся вникать в их контек­стное значение.

Образ в психологическом смысле — это субъективная модель чего-либо. Отображение (субъективное моделирование) реально­сти может происходить не только в форме ясно сознаваемых представлений (мысленных "картинок" чего-то) или отвлечен­ных идей, но и разного рода реакций ("ответных" активностей, "отражений"), не вполне сознаваемых или даже не поддающих­ся осознанию психических состояний, процессов, а также в форме обнаруживающихся и складывающихся относительно ус­тойчивых свойств субъекта, его нервной системы, мозга.

Утверждение о психических регуляторах поведения, не под­отчетных сознанию человека, находящегося "в здравом уме и твердой памяти", не должно нас шокировать. Глаз не видит сам себя, и нас это не удивляет. Мы определяем на слух направле­ние источника звука и ни на кого не обижаемся, что нам неиз­вестен ни сложнейший механизм, ни процесс взаимодействия правого и левого уха, которые "срабатывают" при этом. Если бы факты, закономерности психической регуляции были бы чем-то "само собой разумеющимся", не нужна была бы психология. В отношении психики, внутреннего мира дело обстоит принципи­ально так же, как и в отношении мира внешнего: чтобы знать, надо прибегать к средствам науки.

Естественное существование языка привело к тому, что та­кие слова, как "субъект", "субъективное", будучи строгими тер­минами науки, одновременно используются и вне ее, приобре­тая новые и разные значения, становясь материалом для слово­образования. Если мы откроем соответствующие словари рус­ского языка (толковые, синонимические и др.), то легко убедим­ся, что слово, например, "субъект" применительно к человеку может употребляться и в отрицательном, ироническом, обесце­нивающем смысле ("субчик", "тип", "элемент", "молодчик", "Фрукт", "негодяй"). Слово "субъективность" может пониматься как "вкусовщина" (отсутствие объективности в оценках), при­страстность, предвзятость мнений, позиций. Это нормальная судьба слов. Не будем поддаваться житейской магии речи и ус­ловимся, что слово "субъект" будем далее понимать как 'инициатор" или "носитель" активности (до тех пор, пока не ^ознакомимся с более строгим определением этого понятия), а слова "субъективное", "субъективный", "субъективность" будем Понимать не в значении противопоставления объективному, объективности (как характеризующие только пристрастность, предвзятость или ненадежность), но как указывающие прежде всего на принадлежность субъекту. Что же касается специфики качеств субъективных (субъектных) явлений, она должна уста­навливаться научными методами, а не извлекаться из контекста житейского словоупотребления. Субъективные (субъектные) яв­ления подчиняются объективным (в смысле невымышленным, не зависящим от произвола исследователя) законам и столь же реальны, как любые явления материального мира.

Соображения о реальности психики могут, в частности, не­вольно навести на чисто инженерный ход мысли (не бесспор­ный в приложении к психике), т. е. на такой подход к понима­нию человека и управлению им, который приводит к успеху в области технических саморегулирующихся систем. Ведь и чело­век — это своего рода сложный саморегулирующийся автомат. Следует признать, что в наши дни сходство сложных техниче­ских автоматов и человека простирается очень далеко. Созданы приборы, машины, которые неусыпно следят за качеством про­дукции, безошибочно и быстро делают сложные вычисления, ведут по заданным профаммам технологические процессы, учат­ся на своем "опыте", сочиняют музыку, ифают в шахматы. Нельзя ли человека понять "по образу и подобию" современной автоматической машины, а значит, и управлять его поведением, обучением, приобретением опыта на основе передовой инже­нерно-технической мысли?

Знание об указанном сходстве полезно. Но есть в поведении, в регуляции поведения человека много таких закономерных осо­бенностей, которые, с одной стороны, нельзя упускать из виду, а с другой — нельзя понять и учитывать вне категорий психо­логии. Вот общепонятная зарисовка о четырнадцатилетних:

Однажды строили во дворе снежную крепость. Пришли ребята постарше и стали ее крушить. Олег бросился на них. Дома долго смывал кровь... а мама стояла с полотенцем и чуть не плакала. Она хотела бежать разбираться с обидчиками, но Олег не назвал никого.

— Я сам.... Сам разберусь (по П. Соловей [310, с. 41]).

С чисто "технической" или "экономической" точки зрения здесь все в поведении Олега нерационально — снежная крепость не представляет ценности, тем более в сравнении с понесенны­ми потерями. А он, по-видимому, иначе не мог, а если бы встал в сторонке, "махнул рукой" — пусть ломают, то потерял бы не-

что большее, чем капли крови, — какую-то долю веры в спра­ведливость, стремление к активной позиции в конфликтных жизненных ситуациях. В основе поведения Олега лежат такие "нетехнические" регуляторы, как самоотверженность, самостоя­тельность, отвага — их успешное воспитание сделало бы честь любому педагогу.

Система регуляторов человеческого поведения своеобразна и представляет собой сложнейшую психическую структуру. Не приходится рассчитывать, что она стихийным образом всегда сформируется в наилучшем варианте. По сути дела центральная задача психологии труда как науки состоит в изучении фактов и закономерностей психической регуляции функционирования и формирования человека как субъекта труда, в создании инфор­мационных условий (содержательно-информационного обеспе­чения) для практики формирования должной системы соответ­ствующих психических регуляторов. Основные их фуппы:

I. Образ объекта (предмета труда, внешних средств, условий и проявлений трудовой деятельности):

1) чувственный образ (сенсорный, перцептивный),

2) репрезентативный конкретный образ (представления памя­ти, воображения),

3) репрезентативный отвлеченный образ (понятия, схемы, сис­темы понятий, усвоенные алгоритмы действий). П. Образ субъекта:

4) актуальный "Я-образ" (знание о своем функциональном состоянии в данный момент, своем месте в системе межлюдских отношений, своих возможностях и офаничениях),

5) обобщенный "Я-образ" ("Я — концепция" — я в прошлом, я ныне, я в будущем; я среди других, я как представитель про­фессиональной общности, я как организм, как индивидуаль­ность, как член общества).

III. Образ субъектно-объектных и субъектно-субъектных отно­шений:

6) потребности, потребностные состояния,

7) эмоции, чувства, эмоциональные отношения,

8) характер как свойственная человеку система устойчивых отношений к разным сторонам действительности,

9) направленность личности, мировоззрение.

Все названные выше регуляторы подводятся под категорию "субъективный образ". Ниже мы приводим краткие коммента­рии (в соответствии с п. 1), 2), 3) и т.д.), которые могут быть полезны читателю, не имеющему систематического психологи­ческого образования.

1) В соответствии с "речевым штампом" часто говорят, что "предмет действует на органы чувств", наделяя тем самым пред­мет свойствами субъекта, способностью направленно действовать. Хотя мы тоже будем пользоваться такого рода "штампами", счи­таясь с "эстетикой" и традициями речи, важно знать, что в дейст­вительности происходит нечто иное, чем "действие" предмета.

В ходе биологической эволюции и исторического развития, во-первых, наши органы чувств специализировались и выделя­ют, "выхватывают" из внешнего хаоса нечто определенное (ухо чувствительно к периодическим колебаниям воздуха, но "глухо" к тому, к чему чувствительны глаз или нервные окончания в слизистой оболочке носа и пр.); во-вторых, сообразно опыту, культуре, образованию, профессиональной принадлежности раз­ные люди выделяют и усматривают в среде очень разные цело­стности; в-третьих, тот или иной субъективный образ (пусть сенсорно-перцептивный — "чувственный", т. е. складывающий­ся во время работы воспринимающих систем организма, "органов чувств", "анализаторов") возникает только при неко­торой активности субъекта. Некоторые поясняющие примеры: для одного существует "маска Гиппократа", а другой не слыхал, что это такое; один слышит стук шатунной втулки двигателя трактора, а для другого существует только "шум"; специалист-товаровед, дегустатор, попробовав яблоко, воспринимает огром­ный набор признаков его вкусовых достоинств, привкусов (скажем, таких, как "пресное", "горьковатое", "кислое", "кисло-сладкое", винно-кислое" и пр.), консистенции (начиная от "плотной" или "рыхлой" и кончая "мучнистой" и "тающей"); в то же время данный, казалось бы, "общеизвестный" объект вы­зывает у неподготовленного в профессональном отношении че­ловека лишь диффузный, нерасчлененный образ, окрашенный общим аффективным (эмоционально приятным или неприятным) тоном: "вкусно" — "невкусно", "приятно" — "неприятно".

Точно так же обстоит дело с восприятием показаний прибо­ров, например, на пульте управления: опытный оператор смот­рит и видит (у него складывается перцептивный образ предъяв­ленного объекта), в то время как человек некомпетентный, в сущности, не видит находящегося перед ним комплекса прибо­ров (не говоря уже о том, что он, естественно, не может ничего дельного представить себе о том "заочном" объекте, например,

об энергоблоке электростанции, рабочие состояния которого отображены в показаниях приборов на пульте управления).

То обстоятельство, что, взаимодействуя с объектом, мы име­ем дело, строго говоря, не с ним, а с его отображением в нашем сознании, иллюстрируется фактами ложных восприятий, иллю­зий, галлюцинаций (например, человек с болезненными нару­шениями нервной системы или здоровый человек, работающий в необычных условиях, уверенно воспринимает то, чего нет, и действует сообразно этой несуществующей "обстановке"). Так, летчик в полете, полагаясь на ощущения, идущие от внутренних органов тела, мышц, может воспринимать свой собственный ле-1тательный аппарат как находящийся в обычном горизонтальном полете, тогда как на самом деле находится в вираже или даже в перевернутом положении. Это объясняется тем, что на образ пространственного положения самолета, складывающийся в сознании летчика, влияют результирующие перегрузки при ис-|кривлении траектории полета и подобные этому факторы [267].

Отдельные люди в разной степени чувствительны к внешним (факторам различных "модальностей" (оптических, акустических, пространственного положения тела и его частей, а также хими­ческих, вызывающих ощущения запахов, вкусов, температурных, тактильных, вызывающих ощущения прикосновения, давления ]на кожу и др.). Это, в частности, приводит к закономерным раз-|личиям между ними в так называемой "сенсорной организации" (трудовой деятельности: одному плотнику или столяру важнее разглядеть древесину, а другому — понюхать или послушать, как она звучит при ударе, чтобы уверенно оценить ее качество, хотя каждый делает и первое, и второе, и третье.

Указанного рода факты ставят задачу специального изучения закономерностей формирования, динамики, а также стойких индивидуальных различий чувственных образов объективной ситуации, складывающейся в процессе труда.

К сведению новичков: сенсорикой называют область ощущений, ^т- е. отображения относительно разрозненных свойств объектов; ^пеРЦепцией — область восприятий, т. е. отображения целостностей; различие между указанными областями, как мы могли заметить, относительно, кроме того, сенсорный образ может "хлопком" пре­вратиться в перцептивный, когда анализируя разрозненные впечат­ления, человек вдруг опознает целостный предмет.

Недооценка роли и значения сенсорно-перцептивных, чувст-^Венных образов в труде нередко приводит в практике к построе-

 

нию неэффективных или даже ложных стратегий профессио­нального обучения: вместо того, чтобы культивировать умение видеть, слышать, замечать существенные стороны трудового процесса и строить соответствующие субъективные образы, ин­структоры, мастера, наставники "налегают" на формирование исполнительных движений. Но ученик плохо "делает" часто вовсе не потому, что у него не натренированы мышцы и "нетвердая рука", а потому, что он плохо выделяет в восприятии важные признаки ситуации, плохо различает градации этих признаков, а все это как раз и ориентирует исполнительную сторону ак­тивности.

2) Забывать не менее важно, чем запоминать и помнить. И особенно важно оперировать образами, удержанными в памяти (слово "соображать" имеет в качестве корневого значения имен­но "образ"). Значительная часть конкретных представлений, во­влекаемых "в оборот" в процессе труда, должна удерживаться в памяти ограниченное время (в связи с этим культ "прочного за­поминания", создаваемый время от времени в системе общего и профессионального образования, является, по крайней мере, не единственно ценным). Так, жестянщик, изготавливающий слож­ный элемент промышленной вентиляции, должен, конечно, помнить в ходе работы, какие бортики листа металла и под ка­ким углом он уже загнул, а какие еще предстоит загнуть не­сколько позднее; где, сколько и когда надо будет подрезать, что и как согнуть, закрепить временно или постоянно, что "простучать" и пр. Но, как ясно, вовсе не значит, что весь сложный массив представлений, которыми рабочий оперировал, пока изготовлял изделие, он должен "запомнить на всю жизнь". Наоборот, все или очень многие результаты анализа "вот этой" заготовки и хода данной работы нужны в сознании только до завершения изделия. Они относятся к представлениям так называемой опе­ративной памяти и "выветриваются" из сознания, когда в них отпадает необходимость.

Явления оперативной памяти имеют место в любом труде (а не только в труде "оператора" как такового, т. е. специалиста, осуществляющего функции взаимодействия с непосредственно не воспринимаемым объектом труда, отображенном в показани­ях приборов). Разные виды труда требуют разных объемов и разных составов (по признаку модальности представлений) опе­ративной памяти. В "цикл" оперативной памяти вовлекаются как представления, сформированные непосредственно в ходе

актуальной работы, так и представления, понятия, понятийные _и иные мысленные схемы, "извлекаемые" из так называемой долговременной памяти (тот же жестянщик оперирует знаниями планиметрии, стереометрии, технологии обработки листового ме­талла — мысленными схемами, стратегиями и тактиками правки, гибки, клепки и т.д.). Эта часть содержания ("начинки") системы оперативной памяти, удаляясь после завершения работы из зоны ясного актуального сознания, продолжает сохраняться в то же время в долговременной памяти.

Процессы оперирования представлениями, а также более или менее обобщенными, отвлеченными идеями, знаниями в ходе работы подмечены в психологии давно, но не всегда их относят к понятию оперативной памяти. Иногда они выступают в лите­ратуре под именем воображения (воссоздающего или творче­ского), иногда — мышления (образного, художественного, прак­тического, причем либо творческого, либо репродуктивного), поскольку и в самом деле эти процессы, строго говоря, не явля­ются просто "следами впечатлений", а характеризуются некото­рым единством образа и действия. Памятью же стремятся назы­вать процессы запечатления, сохранения и воспроизведения не­которого психического содержания (другой вопрос: возможна ли память как простое "складирование материала" и не является ли слишком искусственной "вырезка" из целостной психики процессов памяти, вображения, мышления? Если и так, то указан­ные различения позволяют более дифференцированно видеть психику, чем если бы их не было. Мы ими будем пользоваться). Разные люди существенно различаются по характеристикам того, что мы называем здесь "оперативной памятью", — по объ­ему удерживаемого в сознании материала, модальности пред­ставлений (запоминать можно образцы объектов, процессов, свои собственные движения, состояния, чувства, а также сло­весно-логический — "вербальный", знаково-символический материал, не говоря уже о запахах, прикосновениях, звуках, шероховатостях" и т.д.), по яркости и деталированности субъ­ективных моделей, представлений и т.д. Так, способный кули­нар может мысленно представить, что произойдет с целостным ^вкусовым букетом" фирменного блюда, если туда добавить лук, обжаренный до "золотистого колера", в то время как некомпетентный в данной области человек едва ли может представить

еое вкус такого лука самого по себе.

Для чего нужна оперативная память? Человек как система необозримо много степеней свободы исполнительного

 

поведения. И единственный способ упорядочить это поведение — задать управляющую программу (читатель заметит, что мы говорим на языке "компьютерной метафоры", полагая что он понятен и здесь не затемняет психологической сути дела). Сис­тема образов оперативной памяти (субъективных моделей того "мира", "мирка", который в данной ситуации существует для человека) и является такой непосредственной программой пове­дения человека в актуальной трудовой ситуации (в целом же роль программы жизненной активности человека выполняет вся система присущих ему субъективных образов). Сказанным и оп­ределяется важность задач по изучению оперативной памяти.

3) Понятие отражает общие и существенные признаки неко­торой реальности и поэтому также есть "образ" в широком зна­чении этого термина. Существует распространенное заблужде­ние, что точные, определенные понятия — это область только теории; в то же время со знаниями практическими иногда мало считаются как с "житейскими", в смысле — второсортными. Полагаем, это слишком пристрастная продукция честолюбивого сознания некоторых представителей "ученого сословия". Верно лишь то, что в теории оперировать понятиями несколько проще, чем в практике, поскольку в теории они как бы оторваны от жизни, очищены от сопутствующих практическому труду пер­цептивных образов и конкретных представлений; тем самым субъект как бы удален от многих противоречий, несвязностей, которые возникают при сличении мысленных моделей с непо­вторимыми жизненными ситуациями. Однако в практическом труде, когда человек смотрит не в книгу, а в "жизнь", он все время находится в потоке более или менее "неотвязных" кон­кретных впечатлений и в то же время должен удерживать в уме общее и существенное, т. е. должен фактически оперировать и понятийным знанием ответственно и строго (цена ошибки мо­жет быть очень высокой), причем оперировать в затрудненных условиях.

Другой распространенный ошибочный ход мысли состоит в том, что понятийное знание в основном понимается как постро­енное на материале зрительных впечатлений (так сказать, "геометрическая" или "знаково-символическая" метафора понятийного знания). Полагают, что теория есть там, где есть фор­мальный язык или хотя бы "чертежи", "схемы". В общеобразова­тельной школе, которая традиционно логоцентрична (преобладает "мир слов"), это, возможно, и так, но в школе профессиональ-

ной и в различных видах труда могут быть загружены самые разные сенсорные каналы человека, поставляющие сознанию чувственную основу для обобщений, понятий. Так, скорняк-раскройщик может категоризовать заготовки меховых изделий «на ощупь", регулировщик пианино и роялей — руководство­ваться общими и существенными (т. е. понятийными) призна­ками изделий "на слух" и т.д. Эта область субъективных моде­лей изучена в психологии мало, но это не основание для того, чтобы априори лишать такого рода модели статуса понятийного, теоретического знания.

Понятия, понятийные (концептуальные, как иной раз выра­жаются) схемы, как и конкретные образы, вовлекаются в "циклы" оперативной памяти, о чем сказано в предыдущем пункте.

4), 5) В наши дни даже технические системы (например, робото-технологические комплексы, гибкие производственные системы, компьютеры) оснащаются средствами специальной (внутрисистем­ной) диагностики, сигнализирующими о состояниях и, в частно­сти, неполадках, об износе инструмента и т.п. Техническая сис­тема благодаря этому начинает как бы "знать" самое себя и мо­жет либо сообщать об этом оператору, либо вносить на основе полученной информации поправки в работу (сигнализирует, на­пример, о необходимости замены резца, сверла или компенси­рует соответствующим движением износ обрабатывающего ин­струмента).

Образы самосознания человека (наряду с образами окру­жающего мира) — необходимая основа целесообразной регуля­ции, саморегуляции его трудовой деятельности и взаимодейст­вия с окружающими людьми (ибо это взаимодействие сущест­венно определяется тем, как человек понимает свое место среди людей, "за кого себя принимает", что думает о том, как он вы­глядит "в глазах" окружающих). Здесь пора заметить, что, говоря °б "окружающем" мире и, в частности, "окружающих" людях, не следует попадаться в "ловушку" представлений о простом геометрическом пространстве. Что именно для данного человека является "окружающим", зависит'не просто от того, что физиче­ски его окружает, а от того, как он категоризует и как видит это окружающее. В результате разные люди живут в разных мирах (подробнее о понятии "жизненный мир" см.: Василкж Ф.Е. психология переживания. Анализ преодоления критических си-. М., 1984). Биолога волнуют (значит, для него существу-

ют) процессы в почве, о которых физик может годами не ду­мать, хотя ходит по этой самой почве. Для политика реальны, как кирпичи, незримые социальные процессы; математик живет в мире чисел, формул; художника все это мало волнует (значит для него не существует), зато он в окружающем видит, скажем, растительное обрамление городской площади, мимо которого, не замечая его, проходят многие другие.

Далее без специальных оговорок мы будем иметь в виду, го­воря об "окружающем" мире, тот реальный и уникальный, или "оперативный", или "жизненный", мир, который выделяет для себя и в котором фактически действует человек как субъект. Вернемся к вопросам самосознания.

Человек планирует и строит свою трудовую деятельность с учетом не только внешних обстоятельств и вероятности ожидае­мых внешних событий, но и своих личных качеств, функцио­нальных состояний. Так, отдавая себе отчет в степени утомле­ния, человек регулирует свою рабочую нагрузку, изыскивает возможности для кратковременных передышек (а возможно, и для применения специальных внутренних средств расслабления, психологической релаксации, если он ими владеет) и тем самым сохраняет оптимальный или хотя бы минимальный уровень ра­ботоспособности (вот, в частности, почему нецелесообразно ре­комендовать всем и разным людям единый микрорежим смены труда и отдыха; хорошо, если вам не доводилось работать в уч­реждении, где руководители, заботясь о вашем здоровье, вводи­ли огульный — единый для всех — режим каких-нибудь "физкультпауз" и пр.; одному такая пауза как раз нужна, а дру­гой — только сосредоточился, и — бац! Звонок — полагается выходить в общий коридор "дрыгать" ногами и руками).

Человек, отдавая себе отчет в том, что на него "находит","накатывает"состояние сонливости из-за однообразия обстанов­ки на работе, применяет средства, помогающие именно ему (а не обязательно всем) преодолеть это неблагоприятное состояние(одному надо напевать, другому — что-нибудь пожевать-пососать, третьему — поговорить вслух с самим собой, четвертому по­могает то, что он начинает представлять предметы, например, изготовляемые или сортируемые металлические детали или электролампы, окрашенными в разные цвета. "Игра"? Баловство"? Но это помогает данному человеку сохранить ра­ботоспособность и никому не приносит вреда. Значит, это Хорошо

Развитое самосознание — одно из условий формирования оптимального индивидуального стиля ("своего почерка") в ре­шении трудовых задач, связанного с максимальным использова­нием человеком своих сильных сторон и компенсацией или иным преодолением недостатков. Так, рабочий, зная, что, увле­каясь скоростью обработки материала, он может сделать ошиб­ку, периодически напоминает себе об этом и избегает ошибок именно в труде, хотя в прочих делах может быть "торопыгой", небрежным. В труде он природную торопливость компенсирует (возмещает) и подавляет привычкой повышенного самоконтроля.

Образы самосознания — одно из необходимых условий на­хождения человеком наиболее подходящего для него места, в частности, в профессиональной общности, а также условие пла­нирования и построения личных профессиональных планов на этапе выбора профессии. Выраженное профессиональное само­сознание, окрашенное положительным эмоциональным отношением к делу, чувством гордости за "свою", "нашу" сферу тру­да — важный критерий подготовленности специалиста. Профес­сионал — это не просто тот, кто хорошо обучен делу, но кто с гордостью причисляет себя к определенной общности трудящихся: "Мы, швейники, всех одеваем!", "Мы, слесари, будем нужны и при самом высоком уровне автоматизации производст­ва", "Мы, экскурсоводы, помогаем людям увидеть удивительное рядом" и т.п.

Одна из задач психологии труда — изучение структуры и ди­намики (развития) профессионального самосознания как важ­нейшего регулятора труда и построения профессиональных жиз­ненных путей, "карьер", "трудовых судеб" людей.

6) Может возникнуть вопрос: "При чем тут образ?" Как от­мечалось, под образом в широком смысле мы понимаем не обя­зательно некую визуализацию, но любую субъектную модель ре­альности.

Потребность — сложное психическое образование, вклю­чающее три рода субъектных моделей-образов: а) сознаваемое человеком переживание беспокойства, напряжения; б) более или ^Менее ясное представление желаемого состояния субъекта и в) представление видов активности, объектов, посредством кото­рых могут быть устранены указанные беспокойство, напряжение Достигнуто желаемое состояние.

Поскольку названные виды субъектных моделей-образов являются в сущности процессами, т. е. характеризуются временем

 

возникновения, протекания, имеют "начало" и "конец", то фактически мы имеем здесь то или иное потребностное состояние психики как системы, хотя для краткости говорим "потребность", как бы давая "моментальный снимок" потребностного состоя­ния. Пусть это будет, в частности, потребность в отдыхе, выра­жающаяся в чувстве усталости, или потребность в дополнитель­ной информации, выражающаяся в состоянии тревожности, и т.п.

Потребности — это своего рода переживания человеком сво­ей нужды в чем-либо. Как известно, "не хлебом единым жив человек". Потребности очень разнообразны. Это и природные (влечение к новизне, деятельности, активности, пище, половое влечение, влечение самосохранения), и так называемые социо­генные (потребность в определенных, "излюбленных" предметах питания, одежды, в одобрении окружающих, потребность занять достойное место среди людей, иметь семью, воспитать детей, потребность в познании специальной области действительности и др.). Трудовая деятельность побуждается обычно целым "спектром" потребностей, в котором всякий раз неплохо бы разбираться. Интересы и склонности являются конкретными формами выражения потребностей.

Удовлетворение одних потребностей приводит к возникно­вению новых, содержание которых существенно зависит от на­личных, доступных способов удовлетворения нужд человека (будет ли, например, подрастающий человек в дальнейшем ин­тересоваться техническими новинками или тонкостями стихо­сложения, зависит немало от того, какими средствами удовле­творяются его природные влечения к новизне, к активности). Доставляя определенного рода средства удовлетворения потреб­ностей, можно как бы управлять их развитием у человека (по отношению к человеку более уместен термин "руководить", а не "управлять", поскольку в идеале важно, чтобы человек созна­тельно и самостоятельно выбирал линию поведения, а не был просто "техническим", "тупым" объектом управления со сторо­ны какого-либо другого субъекта. "Руководство" — это форма делового общения, а притязания на "управление" выдают пози­цию, "презумпцию" неуважения к разумности и самостоятель­ности себе подобных).

Так называемые функциональные состояния человека в тру­де можно рассматривать как некоторый результирующий эффект потребностных состояний человека. Поэтому их изучение очень

важно, в частности, для того, чтобы понять, что же нужно улуч­шить в процессе труда, его условиях, чтобы человек чувствовал себя и проявлял себя на оптимальном уровне дееспособности, трудоспособности.

7) Каждому так или иначе интуитивно понятно, когда речь идет о чувствах; известны или понятны выражения такого, ска­жем, рода — "приятный цвет", "веселый ситец", "отвратительный запах". Правда, здесь предмету, объекту приписывается признак, которого у него, конечно, нет. Не ситец "веселый", а человеку "весело", когда он на него смотрит (известный феномен проек­ции чувства, эмоции на объект). Тем не менее, никакого взаимо­непонимания в обыденном общении здесь, как правило, не происходит; а по поводу возможных несогласованностей вполне "успокаивает" народная мудрость — "на вкус и на цвет товари­щей нет".

Не только сенсорно-перцептивные образы, но и общие по­нятия, практические и мысленные действия тоже сопровожда­ются эмоциональными переживаниями, которые мы обозначаем как "аффективный тон" (образов или действий любого уровня). Иногда эмоциональный "аккомпанемент" мысленных действий, являющийся одновременно и одним из их регуляторов, называ­ют "интеллектуальными чувствами", а в связи с практическими действиями говорят о "праксических чувствах". Мы будем из­бегать в этих случаях слова "чувства" и пользоваться термином "аффективный тон".

И аффективный тон различных образов, действий, и эмо­циональные реакции человека на происходящие в его организме или внешней среде более или менее сложные события, явления (такие, например, реакции, как удивление, радость, страх, гнев страдание, презрение) как бы сигнализируют человеку (дают знание) о благоприятности или неблагоприятности для него со­ответствующих обстоятельств, сигнализируют еще до того, как он Успел обдумать, "взвесить" рационально все "за" и "против". ⁴³¹⁰ одно из существенных проявлений отображательной функ­ции описываемых эмоциональных переживаний, выступающих в Роли специфической субъективной модели — образа — объективных обстоятельств (образа очень интегрального).

Если эмоциональное переживание длится относительно про­должительное время — часы или дни, его обозначают как эмоциональное состояние (в отличие от кратковременных реакций). ^и состояния менее ярко выражены внешне, чем эмоциональ-

 

ные реакции, и человек менее определенно осознает их связь с теми или иными причинными обстоятельствами, событиями (состояние бодрости, тоска, радостное настроение и пр.)- Эмо­циональные состояния, настроения входят как компонент в так называемые функциональные состояния человека в труде (такие_; как "состояние адекватной мобилизации", "напряженности", "монотонны", "утомления", "стресса", "вдохновения", "наслаж­дения" и др. [41]; [193]; [194]; [195]).

Кроме эмоциональных реакций и состояний (настроений выделяют также эмоциональные отношения личности (или высшие чувства). Это переживания избирательного отношения к внешним или мыслимым (включая и отвлеченные идеи) объек­там, опирающиеся на ясное осознание этих объектов, на созна­ваемые доводы, принципы. Особенность эмоциональных отно­шений в том, что они могут, так или иначе, сохраняться у чело­века очень долго, даже в течение всей жизни (например, чувство патриотического долга, ответственности, чувства дружбы, любви к человеку, интернационализма, гордости за свою профессию, любовь к труду и т.д.).

8) Словом "характер" обозначают устойчиво присущую дан­ному человеку систему эмоциональных отношений к существен­ным сторонам действительности (к людям, коллективу, общест­ву, к труду, вещественному окружению, самому себе). Эта сис­тема отношений, как и личность в целом (о ней несколько ни­же), характеризуется некоторым единством социально-типичных и индивидуально-неповторимых особенностей. Характер — очень интегральный регулятор деятельности, как бы приподни­мающий человека над конкретной ситуацией в том смысле, что он становится от нее относительно независим — благодаря сво­ему разумению дела и присущим устойчивым эмоциональным отношениям он может действовать вопреки мнению и сопротив­лению окружающих, не взирать на опасность и т.д. Наличие ха­рактера как регулятора деятельности — одно из условий, позво­ляющих человеку преследовать далекие во временной перспек­тиве цели, осуществлять жизненные планы.

9) Системообразующим звеном мировоззрения, его "ядром" являются убеждения личности — твердые, сознательно обосно­ванные определенными доводами взгляды человека на природу, общество, самого себя. Убеждения составляют основу характера и вместе с ним обеспечивают, прежде всего "надситуативную" регуляцию поведения, придают поведению и деятельности чело-

века устойчивую направленность независимо от частных обстоя­тельств.

Черты направленности, характера и самосознания составля­ют у данного определенного человека относительно устойчивую "конструкцию", в результате чего он становится способным к инициативной, активной деятельности, способным сохранять "свое лицо" (свою качественную определенность как члена общности и деятеля, "делателя" чего-то полезного) в самых раз­ных частных обстоятельствах, преследовать далекие обществен­но важные цели (а не просто "грести к себе"). Иначе говоря, человек оказывается личностью. Личность — это психическое образование ("конструкция"), являющееся наиболее интеграль­ным регулятором поведения и всей общественно значимой ак­тивности человека. Может возникнуть вопрос: для чего нужна еще и такого рода регуляция? Есть же у человека "глаза", "голова" и "руки", т. е. процессы познания и исполнения! С таким вооружением можно и "гвозди забивать" и "книги пи­сать". Чего еще? Дело в том, что социальная среда настолько сложна, изменчива, многофакторно обусловлена, что природа не могла в ходе эволюции создать для ориентировки и поведения в "социуме" подходящую систему "готовых" регуляторов. Такая система должна прижизненно сложиться, и она начинает скла­дываться в ходе непростых кризисов развития уже с раннего и особенно явно — дошкольного возраста. Личность обнаруживает себя, начиная с разумного называния себя личным местоимени­ем "Я" (известно, что вначале дети говорят о себе в третьем ли­це — "Вове надо кису" и пр.), а затем и знаменитых упрямых заявлений "Я сама!" или "Я сам!".

Зная, что представляет собой данный человек как личность, можно с большой долей вероятности предвидеть его действия, поступки в той или иной обстановке. Вот почему важно созда­вать условия для развития и формирования человека, рассматривая его не как просто "вычислитель" или "сензомоторный аппарат", а как именно личность. Свойства человека, характеризую­щие процессы приема, переработки им информации, принятия Решений и их исполнение, закономерно связаны (как в разви­тии, так и в актуальном проявлении) со свойствами личности. Хорошо организованная группа, подлинный коллектив в разные периоды своего существования и в разных направлениях своей активности нуждается в разных, индивидуально своеобразных членах и этим стимулирует развитие не только социально-^ипичных, но и индивидуально неповторимых черт каждого из

них. В связи с этим руководить настоящим трудовым коллекти­вом нужно умно и тонко.

Упражнение

В связи с приводимым ниже описанием поведения людей сделайте предположения о том, какие виды психических регуляторов вероятнее всего действуют в тех или иных случаях.

Девочке-подростку первой доверили подойти к станку на празднике "первой стружки". "... Слегка побледневшая К