Реферат Курсовая Конспект
Часть первая - раздел История, События, описанные в этой книге, произошли почти месяц назад Раймонд Не Находил Себе Места. Еще Ни Одна Женщина Не Произво...
|
Раймонд не находил себе места. Еще ни одна женщина не производила на него столь сильного скорее или, столь ошеломляющего впечатления. Может быть, только Клорис? Но Клорис — это другое. Клорис — она его учитель, она — Мастер, гений. А в Нине Раймонд нашел друга. Понимающего, чуткого, увлеченного…
Они познакомились абсолютно случайно, в книжном магазине на 5‑й авеню. Она стояла у кассы. Даже не стояла, она двигалась. Она постоянно движется, словно переливается. Изящная, как пантера. В изысканном винтажном костюме — вязаная облегающая блуза, тонкие, почти воздушные брюки в полоску и джинсовая сумка через плечо.
Это особенная болезнь. Болезнь сердца. Ее симптом — бесчувственность. Когда ты не понимаешь, что вокруг тебя живые люди, что им может быть больно, что у них есть душа, что они — ценность. И если ты видишь только себя, только свое «я», если тебя заботит только собственное желание и личные цели — ты такой. Ты — Сад.
Идеальная фигура. Длинные, убранные назад вьющиеся волосы — темные, с тонким мелированием. Очень красивое лицо правильной формы. Огромные миндалевидные глаза, почти черные. Изогнутые брови. Вскинутые ресницы. Чувственные губы, слегка полный нос, ровные скулы. Завораживающая, словно нарисованная красота.
Она держала в руках новое издание Мисимы. Пьеса «Маркиз де Сад» — на глянцевой бумаге с иллюстрациями. И это было как знак, как тайный пароль. Все великое и значительное случается внезапно. Проведение приходит ниоткуда. Обрушивается на тебя, словно снежная лавина. Место и время предугадать невозможно. Просто нужно быть готовым…
— Хорошее издание, — сказал тогда Раймонд, взглядом указав на книгу.
— Вы читаете Мисиму? — Нина повернулась к нему вполоборота и оправила волосы.
Она говорила с небольшим, едва уловимым акцентом — усиливая и слегка протягивая гласные. Это придавало ее голосу особый шарм.
— Мы ставим эту пьесу… — ответил Раймонд и закраснелся.
Уже на протяжении года он участвует в постановке «Маркиза де Сада». Впрочем, это не совсем постановка. Скорее — эксперимент, театральный опыт. Клорис организовала в художественной мастерской своего покойного мужа студию для молодых актеров. И там они, действительно, живут этой пьесой. Проживают ее снова и снова…
Клорис считает, что публичные выступления портят актера. Поэтому случайных людей у нее не бывает, только члены студии. «Театр — это мистерия, — говорит Клорис. — Сакральный ритуал перевоплощения. Левитация души. Спиритический акт. Воскрешение прообраза». А публика… Публика не нужна. Она превращает театр в пошлый балаган.
— Ставите? — глаза Нины блеснули удивительным ярким светом. — Вы режиссер?
— Нет, я актер, — у Раймонда перехватило дыхание.
— Актер? — Нина чуть повела головой, словно сверяясь с тем, что услышала. — Но…
— Да, там нет мужских ролей, — поторопился Раймонд, опередил ее вопрос и бессмысленно уставился на книгу Мисимы. — У нас мужчины играют все женские роли.
— Не может быть! — воскликнула Нина и подалась назад, отпрянула. — Мужчины исполняют в «Саде» Мисимы женские роли?! Я не ослышалась? Это правда?!
Раймонд растерялся. Тогда он не придал этому значения. Но потом то же самое повторялось десятки, сотни раз: он не знал, как реагировать на ее слова. Нина выглядела так, словно была очарована, восхищена этой новостью. Но ее вопросы, тон ее голоса, интонации — все говорило об обратном. Будто она не верит, сомневается, даже сердится.
— Это такое режиссерское решение. Автор пьесы — мужчина. Его женские роли рождены мужским умом. И поэтому играть их должны тоже мужчины, — объяснял Раймонд, пытаясь понять, что именно он делает — оправдывается, успокаивает или просто хочет показаться хорошим.
— Прямо как в моей книге! — сказала Нина все тем же тоном и облокотилась на прилавок.
— В вашей книге? — не понял Раймонд.
— Да, я пишу книгу, — Нина словно пропускала через себя информацию. — Я писатель. Я пишу книгу о творческой группе, которая репетирует именно эту пьесу — «Маркиза де Сада» Юкио Мисимы.
— Какое странное совпадение, — удивился Раймонд.
— Вы верите в совпадения? — Нина повела бровью.
— Я…
Продавец прервал их разговор. Нина стала расплачиваться. Попутно она обменялась с работниками магазина любезностями. Те искренне предложили ей заходить к ним почаще. Нина пообещала, что обязательно воспользуется этим предложением.
Потом она лишь взглянула на Раймонда, улыбнулась и попрощалась.
Раймонд стоял у кассы и смотрел ей вслед. Он смотрел, как из его жизни уходит ангел. Сказочная фея. Она заглянула к нему всего лишь на одно мгновение. Просто что бы подарить свою улыбку. Дать частицу своей энергии. Поделиться светом. И ушла.
— Постойте! — Раймонд нагнал Нину уже на улице. — Простите. Простите меня за навязчивость. Может быть, я не должен… Мне, право, неловко. В общем, я не знаю… Могу ли я… Но…
Он стоял и блеял, нервно тряс руками, смотрел куда‑то по сторонам. А она — открытая и свободная — улыбалась, глядя ему прямо в лицо.
— Нет‑нет, пожалуйста… — сказала Нина, укутывая Раймонда своим взглядом. — Вы что‑то хотели мне сказать? Мы так нелепо расстались. Мне показалось, что я вам наскучила.
— Вы?! Мне?! Нет, что вы! — Раймонд растерялся, он никак не ожидал этого.
— Знаете, это странно, когда два человека встречаются в книжном магазине и начинают говорить об искусстве, — Нина, погружала Раймонда все в большее замешательство. — Вероятно, это не совсем удобно. Мало ли, что я пишу книгу… Почему это должно быть вам интересно?
— Да, странно. Конечно, — соглашался с ней Раймонд. — Да, но я… Я хотел… Я подумал… Вдруг…
Он совершенно закраснелся. И Нина вдруг рассмеялась — весело, легко, добродушно. Он и вправду выглядел круглым идиотом. Он ее позабавил. Ему было приятно.
Говорят, есть только один верный признак любви; если кто‑то над тобой смеется, а тебя радует его смех. Это значит, что твое «я» уже ни на что не претендует. Ты растворился, тебя больше нет. Ты стал любовью…
Раймонд влюбился?.. Не может быть! Еще пару лет назад он решил для себя, что с этим покончено. Он больше даже не будет пробовать. Женщина не может любить по‑настоящему. Любовь — это подвиг, это служение. А для женщины любовь — или игра, или развлечение, или формальность. Всего три варианта — «я без ума от этого парня», «мне прикольно с этим парнем», «этот парень меня устраивает». Во всех трех случаях — голый расчет.
— Меня зовут Нина, — сказала она через секунду.
Она улыбалась, как ангел.
— А я — Раймонд.
— Какое интересное имя! — покачала головой Нина.
— Да… ничего особенного, — растерялся Раймонд, пытаясь понять, что она имеет ввиду.
— Ну, и что вы хотели мне сказать? — Нина посмотрела куда‑то в сторону.
— Я подумал, может быть, вы… Может быть, вам будет интересно посмотреть на нашу постановку? — Раймонд стал белым, как полотно.
Привести незнакомку на занятие студии… Смелое решение. Клорис очень рассердится. Но что еще он может предложить Нине?.. Она пишет о творческой группе, которая ставит «Маркиза де Сада». Он покажет ей эту группу…
— Правда?! — обрадовалась Нина. — Вы думаете, это возможно?..
Нина поняла его… Поняла! Она почувствовала, что ему трудно далось это решение. Она словно прочитала его мысли! Увидела, что творится в его душе! Женщины никогда не понимают мужчин. Никогда. Они всему подыскивают свои объяснения, думают так, как им выгодно и как им хочется думать.
Если женщине невыгодно, она даже не попытается войти в твое положение. Кредо женщины — не понимать, а производить впечатление. Но Нина поняла! Сама! Раймонд даже не просил ее об этом. Нет, он хочет это сделать. Он хочет показать ей спектакль студии. Он обязательно это сделает. Он сделает это для нее!
— Да, конечно! Я буду очень рад! — залепетал Раймонд.
— Но это, наверное, нескоро. А я собираюсь уехать из Нью‑Йорка…
— Уехать? — забеспокоился Раймонд. — Но вы ведь вернетесь?
— Нет, я не хочу возвращаться в Нью‑Йорк, — Нина посмотрела вверх, на небоскребы. — Я поняла, это мертвый город. Я должна вернуться обратно.
— Так вы не из Нью‑Йорка?
— Нет, конечно! — рассмеялась Нина.
— Я из Англии. Старой, доброй Англии…
— Да… — мечтательно протянул Раймонд.
— Как это, наверное, прекрасно — жить в Англии… Но я, я бы очень хотел, чтобы у вас остались хорошие воспоминания о Нью‑Йорке. Это хороший город! Правда!
— Мне бы тоже этого хотелось, — улыбнулась прекрасная Нина. — Я люблю, когда все заканчивается красиво. Когда все красиво. Разговор продолжался и продолжался. Они провели вместе трое суток. И вдруг расстались на целых два дня! А у Раймонда даже нет ее телефона. Он не знает, где она живет. Ни одного адреса — ни нью‑йоркского, ни британского. Раймонд не знает, что и думать. Может быть, он что‑то сделал не так? Как‑то обидел? Нет, вряд ли. Раймонд судорожно прокручивает в голове события прошедших пяти дней…
— Вот манипулянтка! Не манипулянтка даже, а произведение искусства! — Андрей хлопнул ладонью по столу и развернулся в крутящемся кресле. — Пойду, кофе попью. Ерунда какая‑то… Кто со мной?
Данила как‑то странно посмотрел на Андрея.
Мы уже вторую неделю сидим у Гаптена и пытаемся угадать, где Тьма предпримет очередную попытку Своего воплощения. Информация стекается в центр Гаптена со всего мира. Обрабатывается и преобразуется с помощью специальных математических моделей.
Энергетическое поле планеты подвижно и неоднородно. Темные и светлые энергии, подобно зонам повышенного и пониженного атмосферного давления, покрывают всю поверхность Земли. Они взаимодействуют друг с другом, образуя сложные конфигурации силы. Дополнительные расчеты помогают найти людей, чьи астральные тела могут быть использованы Тьмой для воплощения. Сейчас мы ищем человека, который может стать вторым Всадником Тьмы и активизировать еще одну Печать, о которой говорится в Апокалипсисе.
Кто этот человек? Неизвестно. Претендентов много… Мы просматриваем информационную матрицу, которая соединяет в себе материальный и астральный миры. Она выводится на специальные экраны в виде изображений, слов и, в ряде случаев, даже мыслей.
Варианты, варианты, варианты… У меня складывается впечатление, что мы ловим кошку в темной комнате. Тьма то сгущается в какой‑то части астрального поля, то вдруг активизируется в другом месте. Мы словно играем с Ней в жмурки. Меня это пугает.
Темные пытаются сбить нас с толку. Я обсуждал это с Гаптеном. Оказалось, что и все Посвященные, стоящие на стороне Света, думают так же. Возможно, Темные пытаются таким образом выманить нас из бункера. Возможно — просто дезориентировать.
Андрей спокоен. Это для него как еще один научный эксперимент: сырые данные, математические модели, закономерности, гипотезы, их проверка, подтверждение или опровержение. Я думаю, так он защищается от мысли, что все это происходит на самом деле.
Данила все это время был собран и внимателен. Буквально сутками просиживал в демонстрационном залe. Но за последние несколько дней изменился. Погрустнел и осунулся. Сначала я думал, что он просто устал. Но теперь мне вдруг показалось, что причина в другом…
— Почему — «манипулянтка»? — спросил Данила сдавленным голосом.
— Почему манипулянтка? — удивился Андрей. — Ну, просто. Манипулянтка, и все.
— По‑че‑му… — процедил Данила сквозь зубы.
— Ну… — задумался Андрей. — Во‑первых, она дает этому Раймонду парадоксальные подкрепления. Во‑вторых, создает активный психологический вакуум.
— Что это значит? — спросил я.
— Парадоксальное подкрепление — это когда ты сначала обнадеживаешь человека, а потом лишаешь его надежды. И тут же — новая надежда, снова разочарование. И так далее. Таким образом человека можно привязать к себе. Девушка мило знакомится, кажется даже, что увлекается человеком, а потом вдруг резко бросает его, удаляется. И тут же радуется его появлению. В голове несчастного возникает сшибка. Он не понимает, что происходит. Он пытается добиться определенности и начинает проявлять дополнительную активность. И еще больше увязает в этих отношениях. Формула: счастье — смерть — счастье — смерть.
— Это «психологический вакуум»? — уточнил Гаптен.
— Почти, — улыбнулся Андрей. — Любая неопределенность — это психологический вакуум. Но здесь он строго рассчитан. Она заставила Раймонда проявить активность, следовательно, теперь на нем формально и лежит весь груз ответственности за эту активность. Но ведь это же она заставила Раймонда пригласить себя на спектакль! Или что у них там? Постановка? Пьеса?.. И как вам это нравится: «Правда, вы меня пригласите? Ой‑ой! Какое счастье!». И тут же — «Но я скоро уеду… Извините, до свиданья».
Андрей очень забавно изобразил Нину, и мы с Гаптеном рассмеялись. А Данила вдруг вскочил с места и стремительно вышел в коридор. Дверь с силой захлопнулась. Мы трое переглянулись.
— Я что‑то не так сказал? — Андрей нахмурил брови.
И я, и Гаптен, не сговариваясь, недоуменно пожали плечами.
— Вы ничего не замечаете последние два дня? — Андрей задумчиво посмотрел на дверь.
— Я замечаю… — признался я.
— И я… — добавил Гаптен.
Андрей молча уставился на мерцающий экран, где только что мы видели Раймонда и Нину.
— Не нравится мне все это… — он помотал головой. — Гаптен, возьми эту даму на контроль.
— Я уже подумал, — согласился Гаптен. — Остальные варианты тоже будем смотреть. Но этот — особенно.
Раймонда потрясло, что Нина умеет слышать.
Большинство людей не умеют этого. Ты рассказываешь им что‑то, а они думают о своем — как им среагировать на твои слова, что сказать в ответ. Ты говоришь им, а они слышат себя — интерпретируют, переиначивают, составляют мнение, оценивают, критикуют, сомневаются. Все ради собственной выгоды. Ты открываешь им душу, а они…
— Я когда увидела тебя, — Нина встала, словно ветер пронеслась по его комнате и остановилась прямо напротив Раймонда — страстная, сосредоточенная. — Там, в книжном магазине. Я поняла, что ты страдаешь.
— Страдаю?.. — Раймонду вдруг показалось, что сейчас он расплачется.
— Ты не любишь себя, — Нина, казалось, смотрела ему прямо в душу.
Раймонд вздрогнул и прошептал:
— Не люблю себя?..
— Да. Раймонд, твоя жизнь — бесконечная борьба. Ты все время что‑то кому‑то доказываешь. Подсознательно. Все, что ты делаешь, ты делаешь, чтобы тебя оценили, похвалили, одобрили, сказали, что ты хороший. Я не для себя! Ты зависишь от чужой оценки. Раймонд, ты стесняешься себя! Тебе за себя неловко. Ты ведешь себя так, словно не достоин любви! Ты блокируешь свою энергию. Так ты не сможешь создать ничего великого!
— Я не достоин любви? — задумался Раймонд.
— Да. Иначе ты любил бы себя сам. Все отношения между людьми — это секс. Только секс. Все стоит на сексе. Секс — это то, что покупается и продается. Посмотри на обложки глянцевых журналов! Посмотри на суперзвезд. Все на сексе — кино, телевидение, реклама! Популярные книги, модные показы! Секс — это то, что всегда в цене. Таково общество. Оно живет сексом. Все люди — или садисты, или мазохисты. В основном — мазохисты. Один секс! А любовь… Любви нет.
— Ты правда так думаешь? — прошептал Раймонд.
— Секс — это низший уровень. Это самая примитивная энергия. Люди тратят себя на секс. Расплескивают свою энергию и становятся слабыми. Раймонд, ты должен любить себя! Ты должен наслаждаться собой, восхищаться! Нельзя зависеть от чужой оценки и чужого мнения! Свою энергию нужно четко направлять. Когда я смотрюсь в зеркало, когда я вижу эту красоту, я понимаю: я — центр Вселенной! И я всегда так чувствовала, с самого детства!
Раймонд слушал ее, завороженный. Нина говорила просто и проникновенно. Она говорила, как есть. Любовь и секс — это не одно и то же. А Раймонд действительно стесняется себя. Все время боится сделать что‑то не так, хочет показаться лучше, чем он есть на самом деле. И все это, конечно, признаки его нелюбви к себе. А если он себя не любит, как он может использовать свою энергию?!
— Раймонд, в тебе огромный потенциал! — Нина буквально светилась. — Это видно! Но великий актер — это не просто талантливый человек. Это человек, который смог влюбиться в самого себя! Заболеть собой! Только так можно стать сгустком энергии! Это приковывает взгляды. Влюбленный в себя человек так прекрасен, что люди просто не могут оторвать от него глаз. Он завораживает, пленяет. Любовь не раздает энергию, любовь — это энергия. Ее можно только накапливать!
И в эту секунду Раймонд внезапно понял причину всех своих прежних актерских неудач. Нина проникла в самую суть. Его всегда подводил страх. Выходя на сцену, он думал: какова будет реакция публики? примет ли она его? справится ли он с ролью? И из‑за этого страха он не мог играть в полную силу. Не мог прочувствовать роль. Но если бы он любил себя, восхищался собой… Все было бы по‑другому.
— По моей вере… — Нина запустила прекрасные, длинные пальцы в распавшиеся пряди, собрала волосы на затылке и повела плечами. — Любовь к себе…
Раймонд воспитывался в консервативной протестантской семье. Словосочетание «по моей вере»… Он едва повел бровью. Нина тут же заметила его удивление. И Раймонду почудилось, что на какой‑то миг ее сияющие глаза вдруг стали стеклянными.
— Я говорю «моя вера», — Нина ласково улыбнулась. — Но это не совсем «вера». Не религия, а ощущение мира. Все вокруг нас — иллюзия. Этого в действительности не существует, оно не настоящее. Если ты достигаешь высшего состояния сознания, ты начинаешь воспринимать мир особенным образом. Ты видишь не предметы, не людей, а код, своеобразную ДНК Мира.
— ДНК Мира?.. — переспросил Раймонд.
— Да, конечно! — воскликнула Нина. — Я расскажу, как это объясняет мой Учитель.
— Учитель?
— Да, у меня есть Учитель! Конечно! Так вот, каждая клеточка человеческого тела хранит в себе информацию обо всем организме. Эта информация зашифрована в цепочке ДНК. И жизнь предопределена этим кодом! В ДНК записаны все индивидуальные особенности человека, все его болезни и даже причина смерти. Там есть все — от начала и до конца. А если есть и начало, и конец, значит, времени не существует, оно — иллюзия. И пространства тоже не существует: ведь код — это шифр, то есть смысл. А смысл не локализован в пространстве…
Раймонд почувствовал, что теряет нить разговора. Ему хотелось что‑то уточнить у Нины, лучше разобраться в деталях, понять… Он попытался сосредоточиться, собраться с мыслями. Но Нина накрепко держала его своими глазами. Ни опомниться, ни сконцентрироваться Раймонду не удавалось.
И тут с ним вдруг что‑то произошло. Что‑то щелкнуло у него внутри. То ли сломалось, то ли, напротив, выправилось. Он перестал слышать слова, только некое звучание смысла. Его глаза больше не видели Нину, только ее движение — средоточие яркой энергии, наподобие шаровой молнии.
— Нет ни времени, ни пространства, важен только код, шифр, — говорила Нина. — И поэтому люди бывают двух типов. Одни — примитивные существа — они видят только то, что на поверхности. Они, как слепые котята, верят иллюзии. Высокоразвитые, духовные сущности воспринимают код. Люби себя, и ты увидишь эти коды. Не человека, а его код! Не ситуацию, а ее код! Не жизнь, а множество связанных друг с другом кодов!
— Множество кодов… — эхом повторил Раймонд, представляя себе гигантскую систему кодов, душу Вселенной.
— И теперь ты можешь сам создавать коды! Создавать ситуации! Мир начинает делать то, что ты хочешь. Это настоящее колдовство!
— Колдовство! — понял Раймонд.
Раньше бы это слово его напугало. Ведь колдовство ассоциируется с Дьяволом, с темными силами, со злом. Но сейчас все виделось ему в ином свете. Когда Нина произнесла это слово — «колдовство», Раймонд ощутил необыкновенный прилив сил. Словно она сказала — не «колдовство», а «чудо».
И правильно! Ведь «чудо» — это то, что происходит по «воле Божьей». А «колдовство» — это твое. Это твоя воплощенная воля. Мечта о чуде никогда не сделает тебя сильным. Но стоит перестать бояться колдовства, и ты ощущаешь силу, ты чувствуешь, что можешь управлять миром!
— Да, Раймонд! Да! — Нина вскочила с места и закружила по комнате. — По моей вере, у религии есть особый смысл. Она — испытание для человека! Религия и вера в Бога — это препятствия. Их нужно преодолеть. Религия утверждает: «Ты должен верить в Бога! Все в воле Божьей!» Но это искушение, Раймонд! Это искушение! Так Вселенная проверяет твой дух, испытывает твою волю! Хватит ли тебе храбрости отказаться от Бога? Хватит ли тебе мудрости возлюбить Себя, как ты любил до этого Бога?.. Хватит ли тебе сил быть первым из первых — Альфой и Омегой?.. Если хватит, Код Мира будет твоим. 1гсли нет — твоя жизнь превратится в жалкое существование.
На миг Раймонд почувствовал себя в центре Мира, в самом центре Вселенной, на вершине Мирозданья. Незабываемое, фантастическое ощущение! И к этому ощущению его привела Нина… Нина — волшебница. Она знает Код Мира. Она может все. Встреча Раймонда с Ниной — это дар Судьбы! Проведение одарило Раймонда за все его страдания, за все его муки, за все терзания Духа.
Все встало на свои места. Нужно полюбить себя… Нужно просто полюбить себя…
Нина удивительный человек! Удивительный! Пронзительный, тонкий, с потрясающим умом и талантом. И еще она волшебница. Да, Раймонд в этом абсолютно уверен. Она может считывать с человека информацию, интуитивно видеть будущее и влиять на события. Она волшебница, фея.
Ее книга… Нина долго не хотела о ней рассказывать. Раймонд боялся настаивать. Но все же ему очень хотелось узнать… Если Нина решила написать книгу — это должно быть что‑то особенное. Она сама — особенная. И ее книга непременно всколыхнет людей. Нине удастся то, о чем Раймонд мечтал всю свою жизнь — люди очнутся!
Люди пребывают во сне. Им кажется, что они любят, но на самом деле они только играют в любовь. Они убеждены, что они добрые, но на самом деле у них черствые сердца. Они едят гамбургеры, читают комиксы, смотрят блокбастеры и уверены, что это жизнь. Люди пребывают во сне. Кто‑то должен разбудить их!
И кто сделает это, если не Нина?! Мир страдает пороком аморфности и безликости. В мире не осталось ни одной индивидуальности. Кто разбудит людей, если не Нина?!
— Я написала ее в голове, — Нина рассказывала о своей книге, лежа на диване; ее тонкие, изящные пальцы словно кружились в танце. — Я пишу ее постоянно. Это бестселлер, Я знаю. Люди будут читать ее, не отрываясь. Она перевернет и изменит их жизнь, потому что в моей книге — правда. Нет ничего красноречивее правды. Абсолютная правда жизни. Но я собираюсь рассказать о ней так, что это изменит сознание людей.
— А о чем будет книга? — спросил Раймонд и сел в кресло рядом с диваном.
— О том, что произойдет в ближайшие несколько дней, — ответила Нина. — Я специально приехала в Нью‑Йорк…
— Но ты же уже написала эту книгу?.. — Раймонд почувствовал себя неловко, его удивила несогласованность времен. — Произойдет?..
Нина внимательно посмотрела на Раймонда. Перешла чуть подальше, собрала волосы в руку и потянула их назад. Черты ее лица вдруг заострились.
— Раймонд, времени и пространства не существует. И поэтому, если я придумала книгу, значит, она уже есть. И то, что написано в ней, — тоже уже есть. В этом магия — все написанное становится реальностью. А то, что ты видишь вокруг, этого не существует.
— Но ты ведь написала о какой‑то творческой группе, которая занимается постановкой «Маркиза де Сада»? — Раймонду стало не по себе.
— Да.
— И там все женские роли исполняют мужчины…
— Да, все, — Нина отпустила волосы и встряхнула головой, словно ощетинилась пышной гривой.
На миг Нина показалась Раймонду столь же красивой, сколь и страшной, пугающей. Он вздрогнул.
— И это должно произойти в Нью‑Йорке?.. — шепотом спросил он.
— Да, в Нью‑Йорке.
Повисла тяжелая пауза. Мысли судорожно пульсировали в голове Раймонда. По всему выходило, что книга Нины рассказывает о творческой мастерской Клорис. Значит, Нина написала книгу и о нем, о Раймонде?! Но что может быть в этой книге?.. Как она изменит этот мир и сознание людей?! Что такого особенного в их бесконечных и вполне будничных репетициях Сада? Какая правда потрясет читателей?..
— То, что вы сделаете друг с другом, — Нина отвернулась от Раймонда и опустила голову. Волосы блестящими струями сбежали вниз, обнажив ее длинную белую шею.
— А что мы сделаем друг с другом? — слетело с губ Раймонда.
— Еще никогда оглашение пророчества не смогло изменить реальности. Дельфийский оракул предупредил царя Лая о рождении сына, и что этот сын убьет его. Разве это что‑то изменило, Раймонд? Как ни старался Лай, он не смог избежать своей участи. Эдип убил отца. Пророчества создают реальность, и это нужно принять. А рассказывать о них бессмысленно.
— Но что должно случится, Нина?! Ты не скажешь мне?
— Кассандра лишь плакала, когда ее спрашивали о будущем Трои, — прошептала Нина, не глядя на Раймонда. — Слезы застилали глаза великой пророчице. Она ничего не могла сказать…
И в глазах Нины тоже стояли слезы. Она нервно потянула вбок блузку и схватила ртом воздух. Ей стало нечем дышать, она задыхалась. Крик застрял у нее в горле. Крик боли и отчаяния. Протяжный, мучительный крик.
Раймонд растерялся. Ему хотелось обнять Нину, прижать к себе, утешить, успокоить. Сказать, что все будет хорошо. Что он ее защитит. Но он не решался. Он боготворил Нину. Дотронуться до нее — все равно что взять в руки святыню…
Его сердце разрывалось от тоски. Раймонд не мог видеть ее слез. Это что‑то ужасное, страшное, несправедливое. Нина не должна плакать. Такая душа не должна страдать. Это неправильно. Этого просто не может быть… Нет.
Раймонд протянул руку и едва коснулся ее локтя. Кончиками пальцев. Это мгновение показалось ему вечностью. Он боялся вздохнуть. Словно своим вздохом он мог спугнуть чудо. Прекрасную райскую птицу, по какой‑то случайности навестившую землю.
Нина подалась в его сторону. И спрятавшись у Раймонда за спиной, прижалась щекой к его плечу. Нежная, трепетная, ранимая…
— Еще никто… Никто не относился ко мне так, как ты. Ни один мужчина. Ни один человек.
— Да что ты! — смутился Раймонд. — Я — ничего… Я…
— Нет, Раймонд, нет. Ты особенный. Ты чуткий. Ты внимательный. Ты заботливый. Никто, никто не относится ко мне так… — Нина говорила настолько проникновенно, что сердце Раймонда, казалось, вот‑вот порвется на части. От боли, от нежности, от отчаяния.
Но куда она теперь пропала? Не оставила ни адреса, ни телефона. Раймонд даже не знает ее фамилии. Может быть, уехала домой?.. Вот так? Не простившись? Или что‑то случилось? Одна, в чужом городе. Нет, не может быть. Бог ее защищает. Она — неземное существо. С ней ничего не может случиться…
Телефонный звонок вырвал Раймонда из состояния глубокой прострации. Сердце заколотилось в груди, словно после марафонской дистанции. Пот мгновенно покрыл лицо тонкой влажной пленкой. Дыхание прервалось. Ни слова не вымолвить…
— Але! Раймонд, ты? Ты там уснул, что ли? — раздалось в телефонной трубке. — Я тебя уже полчаса жду!
Это Мартин. Раймонд сам просил его сегодня о встрече. И забыл. Так скверно на душе… Хочется хоть с кем‑нибудь поговорить…
— Да, Мартин! Прости. Иду‑иду. Сейчас уже буду…
Изображение пропало.
Экран стал серым и замерцал. Снова какой‑то сбой в системе. Информации пока больше нет. Но мы — все четверо — продолжали сидеть за столом и молча смотреть на экран. Белые полосы по серой, дрожащей ряби.
— Странно, — сказал я. — Вроде бы все правильно, а что‑то не так…
— Да вообще ничего не понятно, — Гаптен заметно нервничал. — В Откровении говорится: «И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч». А тут и ухватиться вроде не за что… Мисима, Сад, актеры какого‑то авангардною театра. Нина эта книжку какую‑то пишет, античную мифологию поминает, про ДНК рассказывает.
— И еще непонятно, к чему все эти слова — «чудо», «пророчество», «колдовство», «волшебство», «фея», — поддержал я Гаптена. — Странное нагромождение. Андрей, а ты что думаешь?
И без того угрюмый Данила скрестил руки на груди, откинулся на спинку кресла и насупился.
Андрей не шелохнулся. Склонив голову, он рисовал на листе бумаги странные каракули.
— Я думаю, что это магический солипсизм, — ответил он.
— Магический солипсизм? — переспросил я. — Что это значит?
— Солипсизм — это философское направление, — сказал Андрей, не поднимая головы; судя по всему, он не был расположен к откровенному разговору. — Беркли, Фихте, отчасти Декарт… Суть солипсизма проста: все, что существует, существует лишь в сознании отдельного человека. То есть реальности нет. Есть только то, что в голове. Все субъективно, а объективные суждения невозможны. Теперь добавьте к солипсизму слово «магия», и вы поймете, что я имею в виду…
— Внешний мир зависит от того, что я думаю? Как подумаю, так и будет? — понял я.
— Да, — кивнул головой Андрей и тихо добавил: — И все люди вокруг — только марионетки. «Ментальные фантомы». Безчувств, без жизни, без любви… Как она придумала, так они и будут прыгать.
Данила выругался, встал и вышел. Мы с Гаптеном оцепенели.
— Плохо дело, ребята, — Андрей оторвался от своего занятия, поднял голову и посмотрел на нас печальными глазами. — Влюбился наш Данила. Влюбился.
— Влюбился?.. — мне показалось, что я ослышался. — В кого?!
— Ну, понятно в кого, — сухо констатировал Гаптен. — В нее.
— В Нину?! — я все еще не мог в это поверить. — Как?.. В ней же Тьма…
— Ну, во‑первых, это не факт… — протянул Андрей.
— А во‑вторых, боюсь, что скоро будет фактом. — отрубил Гаптен.
Мы с Андреем удивленно уставились на Гаптена.
— Светлые хотят что‑то обсудить, — Гаптен повернул к нам свой монитор. — Вот.
На экране высветилось приглашение.
После той Встречи Двадцати четырех, когда Свами Брахмананда объявил о низложении Баланса Силы, мы уже несколько раз общались со Светлыми. С шестью Посвященными, стоящими на стороне света. Раньше мы и не догадывались об их существовании. А ведь это именно благодаря этим людям, Даниле удалось добраться до Байкала и встретить там Схимника.
Светлые, как и Темные, лишь приверженцы Света и Тьмы. Можно сказать — их идеологические сторонники. Да, Светлые обладают знаниями, силой, возможностями, ресурсами. Они нас защищают, снабжают информацией, помогают в контактах с внешним миром. Но во всем остальном они обычные люди, только Посвященные.
И Темные — не Тьма. Они — люди. Посвященные, которые помогают Тьме. Свет и Тьма — это вообще не какой‑то определенный человек. Только сейчас Тьма предпринимает попытки воплотиться в конкретных людях, чтобы с их помощью установить на земле Свое господство. Впрочем, только сейчас у Нее и появились на это силы.
Во время одной из наших последних встреч со Светлыми Посвященный суфий Санаи сказал так:
«Подлинное счастье — это когда два Света становятся Одним. Когда Свет, живущий в твоей душе, открывается Свету, который царствует во Вселенной. Свет души, скрывающийся от Вселенского Света, напротив, обречен на страдание. А страдание и открывает путь Тьме. И то, что Тьма обрелa силу, означает только одно… Наступила эпоха великого страдания Духа».
Данила тогда удивился и спросил у Санаи: «Это странно. Ведь, люди живут все лучше и лучше. Почему вы думаете, что страданий стало больше?»
«Люди неправильно понимают слово страдание, — ответил Санаи. — У людей все больше сил и возможностей, чтобы бороться с голодом, бедностью и болезнями. Они думают, что в этих трех напастях и заключено их страдание. Им кажется, что, будь они чуть богаче, а их жизнь — чуть сытнее и здоровее, их страдания исчезнут сами собой. На борьбу с этим „злом“ люди бросают все свои силы. Все. А страдание — это другое. И потому сейчас человек слаб перед истинным страданием, как никогда».
Мне ответ Санаи показался и правиль1ным, и полным. А Данила вдруг начал спорить. Он стал говорить, что если у людей жизнь будет лучше, то они смогут больше времени уделять своей душе, внутреннему Свету.
Санаи ничего не ответил. Он только как‑то очень странно посмотрел на Данилу.
А Данила задумался.
Потом, уже вечером, он сказал мне: «Знаешь, Анхель, все‑таки я чего‑то не понимаю. Я хочу, чтобы люди не голодали, не болели, не бедствовали. Разве хорошо, если ребенок голоден, болен, и ему не на что купить игрушку? Почему здоровье и благосостояние несовместимы со счастьем и Светом?».
Я не знал, что ему ответить. И он прав. И Санаи, как мне казалось, тоже прав.
— Хорошенькое дело, — протянул Андрей, глядя на экран с приглашением к встрече.
— Да… И что мы им скажем? — Гаптен пожал мечами. — Что Данила у нас влюбился во Всадницу?..
И только в эту секунду до меня вдруг дошло. Тьма попытается завладеть сердцем Данилы через эту женщину! Мы совладали с Первой Печатью, и Тьма решила пойти ва‑банк — перетянуть на свою сторону Избранника! Ужас сковал все мое тело. Нет! Не может быть!
Экран Гаптена моргнул, и на нем появилось новое сообщение. Наше приглашение было аннулировано. Теперь Светлые приглашали на встречу только одного Гаптена.
— Не хотят встречаться с Данилой, — тихо сказал Андрей. — Испугались.
Клорис рвет и мечет, — безразличным тоном сообщил Мартин, потягивая пиво, из стройной кружки. — Что с вами со всеми стряслось? Сначала тебя не было. Теперь вот Сэм куда‑то запропастился…
Мартин высокий и полный. Не толстый, а именно полный, грузный. Лицо — один большой овал, с бессмысленными, неизвестно как попавшими на эту лунную поверхность деталями. Лицо обрюзгшей, уставшей от жизни пятидесятилетней женщины. Залысины и длинные волосы. А ведь ему еще и тридцати нет. Печальное зрелище. Клорис любит его в роли госпожи де Монтрей. Он играет круглую дуру, и у него это хорошо получается. Впрочем, сам Мартин считает, что он великий режиссер. Только его творческих замыслов никто не понимает…
Встретиться с ним в клубе — идея неудачная. Но Сэм действительно не отвечает на телефонные звонки, а больше просто не с кем поговорить.
— С Моникой что‑то стряслось? — вяло поинтересовался Мартин.
Они сидели за столиком на подвесной металлической конструкции, установленной вдоль четырех стен на уровне второго этажа, вокруг устроенного колодцем танцпола.
— С Моникой? — не понял Раймонд.
— Да… — глупо рассмеялся Мартин. — К доктору тебе надо, Раймонд! К доктору!
«Черт!» — мысленно обругал себя Раймонд. Моника — это же его девушка. Даже не сообразил сразу. Раймонд должен был позвонить ей еще неделю назад! Но сначала он не хотел, а потом… Потом он и вовсе отключил телефон.
— С Моникой все в порядке, — соврал Раймонд.
В конце концов, какое Мартину дело?! Вечно он во все лезет. У него всегда «свое видение» и «свое мнение» По любому поводу! А если ты это мнение не разделяешь, он взрывается, говорит гадости и уходит. Но его и слушать‑то невозможно — выражается путано, пространно. Начнет издалека и ни к чему не приходит. Перескакивает с темы на тему, вспоминает прежние обиды, кто кому что сказал… Все неправы, он прав. И любимая фраза: «Мне когда‑нибудь дадут сказать?!» При том, что он говорит в три раза больше всех остальных вместе взятых…
— Она в студию приходила… — ухмыльнулся Мартин. — Искала тебя.
Раймонд отпил свой скотч. Мартин относится к разряду людей, которые «все знают» и учат «как жить». Сейчас это прозвучало именно таким образом — ты, мол, Раймонд, как всегда все делаешь неправильно.
— Не так нужно с женщинами, Раймонд! — как и ожидалось, Мартин пустился в пространные рассуждения о жизни. — Ты женщин боготворишь. Ну, а если не боготворишь, то уважаешь, по крайней мере. Относишься к ним как к разумным существам. На разные умные темы говоришь. Что‑то втираешь им. Вьешься…
Раймонд почувствовал, что у него свело челюсти:
— Ты это к чему, Мартин?
— Да к тому, Раймонд… — продолжил Мартин тем же своим отвратительным, высокомерным тоном. — Не правильно ты с ними. Женщины бывают хорошие, а бывают плохие. И все. Как с ними разговаривать? Чего им объяснять? Они все как одна — про деньги думают да про длину твоей письки. Все.
— Ладно. Оставим это, — Раймонд допил скотч, повернулся к Мартину боком и уставился на танцпол.
Перед глазами стояла Нина. Прекрасная, умная, сильная. А рядом это существо — без пола и всего с одной извилиной. Впрочем, откуда Мартину знать, что такое настоящая женщина? Разве же она будет с ним встречаться? Разве обратит на него внимание? Удивительно, что у него вообще был хоть какой‑то сексуальный опыт. Какая женщина могла с ним спать?.. Бр‑р‑р…
— Ты, конечно, можешь мне не верить, — Мартин обиделся, — но я знаю, о чем говорю.
— Мартин, отвянь, — музыка стала громче, и Раймонду пришлось даже крикнуть.
Все тело вдруг стало чесаться. Уже два дня у него странный зуд. На предплечьях, кистях, на шее, туловище. Он растирает себя чуть не до крови. Что‑то нервное…
— Ты когда‑нибудь дашь мне сказать! — вспылил Мартин и дал традиционную для этого своего вопроса паузу.
— Скажи, — Раймонд отодвинулся еще дальше и почесал руку.
— Я тебя не учу жить, Раймонд, — от изрядного количества выпитого язык у Мартина стал заплетаться. — Но у меня есть свое мнение. Все женщины такие. Вот Моника, например. Хорошая она или плохая?.. Раз ты с ней встречаешься, значит, думаешь, что хорошая. А чего в ней хорошего? Ей просто приятно думать, что ты актер. Вон — в двух фильмах снялся, в спектакле играешь. Она так самоутверждается. За твой счет.
— А что, по‑другому не бывает?
Раймонд подумал о Нине. Она заинтересовалась им. Одно осознание этого факта вызывало у него ощущение щенячьего восторга и благоговейного трепета. Нина удивительная женщина, воплощенное божество. А как иначе?! Конечно, он счастлив. Но, если следовать логике Мартина, то получается, что Раймонд самоутверждается за ее счет. Это не правда. Это не так. Он просто любит. Он любит Нину. Это же так очевидно! Почему сразу всех обвинять?..
— Не бывает! — Мартин ударил кулаком по столу.
— Ты больной?.. — Раймонд посмотрел на Мартина — полное ничтожество.
— Это ты больной, — Мартин расплылся в глупой улыбке. — Вот Моника тебе сразу дала?..
— Да я бы и не взял «сразу», — пробурчал Раймонд.
Вот, например, у них с Ниной ничего не было. Ничего. Ну и что с того? Если не было, значит, что они не любят друг друга? Или, может быть, у них нет совместного будущего? Какая глупость! За те три дня, пока они были вместе, они сблизились духовно. Нина говорит, что это «энергетический контакт». Это настоящие отношения — глубокие, искренние. Что бы изменилось, если бы у них был секс? Ничего. Чудо бы исчезло — вот что! Нет, Мартин глупость городит. Конечно. Глупость и пьяный бред.
Откуда Мартину знать? Что он вообще понимает в женской психологии? Ни одна женщина никогда бы не рассказала ему, что у нее на сердце. А ведь есть тысяча причин… Женщины живут своим прежним опытом. И если женщину обманули, если ее предали, обидели, унизили, она уже не может сразу же довериться мужчине, даже если она влюбилась в него с первого взгляда. Ей нужно время. Прежде он должен будет доказать ей свою верность, свою преданность, свою доброту и честность. Только тогда их отношения могут перерасти во что‑то большее…
— Ты это только так говоришь, — Мартин назидательно погрозил Раймонду пальцем. — Только говоришь! А это четкий критерий. Четкий! Если тетка тебе сразу дала, значит, ты ей запал. А если запал, то можно и дальше продолжать. А если нет, то какого черта! Хотела бы, так и понятно. А не хочет, так чего на нее силы‑то тратить?
Нина любила лишь однажды. Она была счастлива своей любовью. Но тот мужчина поднял на нее руку. Он издевался над ней, требовал от нее невозможного, унижал. А потом набил. Жестоко. Чудовищно жестоко. Он бил ее головой о каменный пол. Бил до тех пор, пока у нее не пошла кровь. До тех пор, пока Нина не потеряла сознание. Она кричала, она просила его: «Не бей, пожалуйста! Не бей меня! Только не голову!». Но он бил — жестоко, методично. Бил от бессилия, от неспособности подчинить ее, сломать ее волю.
Теперь Мартин говорит: «Если женщина тебя любит, она переспит с тобой в первый же день». Какой бред! Как может Нина переспать с незнакомым человеком, зная о том, как жестоки и несправедливы могут быть мужчины? Подумать только: кто‑то решился поднять на Нину руку?!..
«Знаешь, когда я увидела кровь, — рассказывала она Раймонду. — Я вдруг перестала бояться. Я поняла, что не умру. Никогда. Что моего тела не существует. И с того дня я начала писать свою книгу. С того самого дня…»
— Да, тратить силы это не в твоем духе, — сказал Раймонд сквозь зубы.
— Не в моем, — глаза Мартина как‑то странно заблестели. — Вот и Моника мне это сказала.
Раймонду весь этот разговор опротивел окончательно. Надо вставать, прощаться и уходить. Да, нужно вернуться домой. Вдруг Нина пришла к нему и ждет у дверей?.. Пора.
— Что Моника тебе сказала? — безразлично спросил Раймонд, вставая с кресла.
— Она сказала, что я не трачу сил. Просто беру и имею, — ответил Мартин.
— Ну и хорошо, — Раймонд пропустил его ответ мимо ушей, кивнул головой и поднялся. — А я пойду. Пора мне. Пока!
Раймонд направился к выходу. Нужно пройти между столиков, там лестница вниз. Спуститься на танцпол и слева дверь…
«Просто беру и имею», — прозвучало в голове Раймонда. Он остановился и замер. Потом обернулся, сделал несколько шагов назад и напряженно посмотрел на Мартина:
— Ты это про что?..
Мартин был метрах в трех от него. Он отвернулся и тупо смотрел на танцпол. Нет, он слышал Раймонда, но он отвернулся и тупо смотрел на танцпол.
— Что ты имеешь в виду, Мартин?! — заорал Раймонд, силясь перекричать заглушающий его слова рейв.
— Ты ей не звонил, — Мартин посмотрел на Раймонда своими пустыми, водянистыми глазами. — Она расстроилась. Хотела, чтобы кто‑нибудь ее утешил… А ты что думал? Хорошие бабы долго не залеживаются! Минет она классно делает. Повезло тебе.
Раймонду показалось, что за сотую долю секунды половина жизни промелькнула у него перед глазами.
— Ну, как вы тут? — спросил Гаптен.
Он вернулся после встречи со Светлыми. Пытается выглядеть благодушным и приветливым. Но на самом деле это не так. Он напряжен и сосредоточен. Я понимаю, что разговор был непростым. О чем они могли вести речь?..
— Да ничего особенного… — ответил Андрей. — Посмотрели еще одного персонажа из студии Раймонда. Зрелище печальное. И, судя по всему, обстановка в этом творческом коллективе как у клопов в банке. Раймонд, понятно, влюблен. Но платонически — голова полна фантазий и аллюзий. А Нина ему все «объяснила», чтобы он и о сексе не думал, и никаких прав на нее не высказывал. Жалость вызвала, патетики нагнала… В общем, пьеса в разгаре. Конец первого акта. Чувствуется, ждем второй. Поразительная, конечно, женщина! С уникальным потенциалом разрушительной силы…
Андрей говорил, как он часто это делал, с особенной, тонкой иронией. В первое время мне казалось это странным, даже пугало. Я не понимал — почему? Ведь я знаю, Андрей не такой! Он добрый и заботливый. Не может быть! Но нет, он частенько говорил о людях, акцентируя их ошибки и слабости. Исподволь, но вполне определенно. И всегда в самую точку.
Я же всегда рассуждал таким образом. Все люди несовершенны. Это нужно просто принять и игнорировать их недостатки. Смотреть на плюсы человека, подмечать его достоинства. Они ведь тоже есть у каждого. И тогда можно сохранить доброе отношение к человеку, даже сели он делает что‑то ужасное или неправильное.
И лишь совсем недавно я нашел ответ на свое «Почему?». Андрей очень четко разграничивает две вещи — человека и его поступки. Человек для него — святое. И если он иронизирует, то не над человеком. А если нападает, то не на человека. Он иронизирует над нелепым говерением человека. Андрей — бескомпромиссный враг поступков, которые делают человека несчастным.
Он враг наших врагов. В его мире нет трусов. Но есть люди, которые страдают от собственных страхов. В его мире нет и дураков. Но есть люди, которые страдают по собственной глупости. И так во всем. В его мире вообще нет зла, лишь несколько неправильных вещей, которые он в состоянии изменить ко всеобщему благу. И он воюет.
Чутким взглядом психолога он определяет, почему человек несчастлив, что он делает не так и что ему мешает быть счастливым. Он видит, переживает и наступает. Он ополчается против человеческих страхов, против отчаяния, против упрямства или бездеятельности. Но не против человека, а наоборот — за него, ради него, для него.
Он борется с тем в человеке, что мешает этому человеку быть счастливым. А ведь эти препятствия, эти преграды — всегда внутри нас. Мы несчастны из‑за собственных страхов, из‑за своей глупости, предвзятости, слабости.
Со стороны может показаться, что Андрей борется с человеком. Но это не так, он борется с бедой человека. А это совсем не одно и то же. И как только человек понимает это, как только он видит в Андрее союзника, а не противника, от прежней иронии Андрея не остается и следа. Лишь доброта, чуткость, забота и поддержка.
Но до той поры, пока ты враг самому себе — держись, Андрей будет воевать с твоим врагом не на жизнь, а на смерть. За тебя.
— Неправда, — тихо и зло сказал Данила. — Нельзя так с людьми. Ты, Андрей, смотришь на них, будто бы они какие‑то интегралы, цифры, схемы. Считаешь, просчитываешь. Философствуешь. А они — живые. Понял, Андрей?! Они — живые!
На щеках Данилы мелькнули желваки. То, что он сказал — это неправда, и это жестоко. Андрей не заслужил этого. Данила должен извиниться. И тут я оторопел — вместо извинений Данила медленно и с силой сжал кулаки!
— Так я с этим и не спорю, — Андрей выглядел спокойным, доброжелательным и открытым. — Люди — живые. Но там, Данила, — Андрей показал на экран, — ими манипулируют. Меня как раз это и беспокоит. Нет ничего приятного в том, чтобы оказаться безвольным героем чьей‑то «книги». А они оказываются… И, судя по всему, в этой книге не планируется хеппи‑энд…
— Я просто не понимаю, что вы к ней привязались! — Данила говорил это с таким напряжением, с такой агрессией, что я вдруг по‑настоящему испугался. — Почему вы вообще думаете, что это она?!
— Мы пока ничего не думаем, мы пытаемся понять… — Андрей предпринял попытку объяснить нашу позицию, успокоить Данилу, но тщетно.
— Не надо! Вы уже все решили! — почти прокричал Данила. — А я ее чувствую! Понятно?! И это я — Избранник! Я! Я знаю!
— Данила, а ты не допускаешь мысли, что ты можешь ошибаться? — тихо спросил Андрей. — Ведь Избранник может и ошибаться. В тебе же еще и человек есть. А люди часто ошибаются. Ты точно уверен, что Нину в тебе чувствует Избранник, а не Данила?..
Данила растерялся и начал нервно трясти руками. Он был не готов к такому вопросу. И сам себе он его тоже не задавал. Действительно, Данила не только Избранник, он еще и человек — обычный, такой же, как и мы все. Разве не может он чувствовать любовь, ненависть или боль, как обычный человек? Может. А разве эти его чувства не могут войти в конфликт с Истиной, его миссией? Могут.
— Все равно, — грозно сказал Данила. — ты уже все для себя решили. Просто она вам не нравится, и все. И вы решили!
— Гаптен, покажи, пожалуйста, Даниле… — попросил Андрей.
Дополнительных объяснений не потребовалось. Гаптен быстро подошел к столу — озабоченный, напряженный. Взял пульт дистанционного управления и включил расположенный сбоку от нас прозрачный экран.
Общая характеристика астрального поля планеты. Карта, как метеорологов. Только вместо циклонов антициклонов — энергетические потоки.
Множественные точки турбулентности отрицательных энергий над всей поверхностью земли.
Гаптен произвел масштабирование. Мы увидели сначала увеличенное восточное полушарие, потом всю Северную Америку, Соединенные Штаты, штат Нью‑Йорк, город Нью‑Йорк, и сразу вслед за этим — Манхеттен.
Раздался резкий, неприятный звук — три коротких гудка и компьютерный голос: «Критическая масса сгущения! Критическая масса сгущения! Расчетное время воплощения — сорок восемь часов! Расчетное время воплощения — сорок восемь часов!».
Я вздрогнул. У Гаптена, кажется, подкосились ноги. Он медленно осел на стул. Видимо, не ожидал, что все случится так скоро. Данила побледнел и встал. За ним поднялся и Андрей. Я увидел, что они сосредоточенно смотрят друг на друга.
— Ты ничего не хочешь нам сказать? — тихо спросил у него Андрей. — Скажи…
Последнее время Данила практически ни с кем не разговаривает. Здоровается, прощается, говорит «да» и «нет», но в остальном — словно бойкот. Я даже думал, что у него снова начались видения. Так бывало — он сильно менялся, когда начинал чувствовать носителя Скрижали. А вдруг, он чувствует и потенциальных Всадников Тьмы?.. Но нет, это невозможно. Пока Тьма не воплотилась в конкретном человеке, Всадником может стать, в принципе, кто угодно. Достаточно просто оказаться в эпицентре сгущения.
— Что сказать? — Данила убрал руки в карманы штанов.
— Я не знаю, Данила, — честно сказал Андрей. — Тебе, наверное, лучше нас это известно…
— Просто она в опасности, — у Данилы дернулась верхняя губа. — Вот и все.
Я вдруг почувствовал, что Данила не верит себе. Что он говорит это только чтобы мы от него отстали. Боже мой, что же с ним случилось?!
— Я тоже так думаю, — спокойно и честно сказал Андрей. — Она в опасности. Давай вместе подумаем, что мы можем сделать.
— Нет! — отрезал Данила. — Вы ничего не сможете сделать.
Я вздрогнул:
— Данила…
— Повторяю, — Данила говорил жестко и громко, но, если вслушиваться, можно было заметить, что у него дрожит голос. — Вы ничего не сможете сделать. Мне надо ехать.
— Куда? — не понял я.
— Мне надо ехать в Нью‑Йорк! — в глазах Данилы мелькнула сумасшедшинка.
— Исключено, — Гаптен смотрит в стол и говорит об этом как о деле уже решенном. — Это просто невозможно. Опасно. Очень опасно. Абсолютно исключено.
— А мне плевать! Слышите — мне плевать! — закричал. Данила. — Достали!
Смерчем он проносится по комнате и вылетает в коридор. Звук грохнувшей двери ударяет нам по ушам.
Если сказать, что мы находимся в состоянии шока, это значит ничего не сказать. Я почти в панике. У меня ком в горле. Гаптен, видимо, сам того не замечая, судорожно барабанит пальцами по столу.
Я поднимаю глаза и с мольбой смотрю на Андрея. Мне кажется, что только он может повлиять на Данилу. Нельзя, чтобы мы остались один на один с Тьмой в момент ее воплощения! Мы не можем без Избранника. Это невозможно.
Я поднимаю глаза. Я знаю, что в них мольба, ужас. Я смотрю на Андрея. У него спокойное и ровное лицо. А в глазах слезы.
— Ничего нельзя сделать, — тихо говорит он. — Ничего.
Я начинаю задыхаться.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Вавилонская блудница... И когда Он снял вторую печать я слышал второе животное говорящее иди и смотри...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Часть первая
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов