Исследовательские программы обществознания и частные науки

Методологические установки, представленные в натуралистической и культур-центристской исследовательских программах обществознания находятся в сложных отношениях с исследовательской деятельностью, осуществляемой в частных общественных науках. В методологических схемах особенности отдельных наук предстают в огрубленном виде, в виде тенденций. Можно говорить о своего рода методологической реальности, которая, подобно физической, биологической и пр. реальностям замещает изучаемую область с определенной степенью соответствия и полноты.

Сложность применения названных исследовательских программ к отдельным общественным наукам определена также тем, что, кроме общенаучных закономерностей и закономерностей, присущих системе обществознания, каждая из наук имеет свои собственные. Глобальные исследовательские программы обществознания находят в каждой из наук специфические трансформации, связанные с наличием собственных исследовательских программ каждой из них, с их собственными предметами, целями и методами.

Например, знакомясь с историей политико-экономических учений XX столетия, определяющих развитие других экономических дисциплин, ни в коей мере не представляется возможным разделить их все на натуралистические и культур-центристские (что, кстати, не имело бы эвристической ценности). Главной проблемой экономической науки является вопрос об экономической роли государства. Политико-экономические концепции могут быть подразделены на такие, в которых отрицается экономическая роль государства и предполагается неизменным стихийный характер капиталистической экономики, и те, которые считают необходимым государственное вмешательство в экономику. Первые концепции предполагают действие в экономической практике методов товарного хозяйства, вторые — методов централизованного управления экономикой. Неудачи того и другого подхода порождают до сих пор апологетику натурального хозяйства как естественной формы деятельности мелкого производителя. Натуралистический характер последней позиции самоочевиден.

Однако в основных противостоящих друг другу подходах — стихийной или регулируемой экономики — можно найти ориентации как на натурализм, так и на культур-центризм. Вполне очевидно, что концепции стихийной экономической деятельности создают больше предпосылок для обоснования естественного характера экономического процесса и применения их к анализу позитивистских подходов, а также математических моделей и методов.

1. Особенности взаимодействия натуралистической
и культур-центристской исследовательских
программ в экономическом знании

Развитие современного экономического знания проходит под знаком синтеза натуралистических и культур-центристских ориентаций в научном познании. Адекватное выражение плюралистического характера влияния социокультурных факторов на генезис экономической науки воплощено в основных исследовательских программах: натуралистической и культур-центристской. Успех использования исследовательских программ как методологического средства рассмотрения истории экономического знания состоит в отказе от попыток доказать детерминистический характер связи культуры, ценностно-мировоззренческих ориентаций ученых с внутринаучными характеристиками знания. Гибкий способ задания исходных идеализаций исследовательской программы акцентирует внимание на конкуренции и взаимодействии значимых экономических теорий, школ и направлений на протяжении длительного времени. Он предполагает поиск конкретных механизмов влияния социокультурного контекста на становление экономических теорий и позволяет дать ответ на вопрос: каким образом эти теории влияют на процесс принятия решений в экономической области и какими временными рамками ограничено это влияние.

1.1. Натуралистическая и культур-центристская
исследовательские программы в экономике

Как известно, классические экономические теории физиократов, А.Смита, Д.Рикардо и других экономистов, созданные на этапе становления капитализма, исследуют с макроэкономических позиций проблему функционирования рыночной экономики, исходя из заложенных в ней функций саморегулирования и саморазвития. Мировоззренческой предпосылкой этих теорий является идея естественного социального порядка, признающая достижение свободы экономической деятельности на основе макроэкономического равновесия, в первую очередь, совокупного платежеспособного спроса и произведенного национального продукта.

Универсальный характер классических экономических теорий четко вписывается в ценностные установки повседневного сознания индивидов эпохи свободного предпринимательства. Разумный эгоизм и индивидуализм, как выражение ценностных ориентаций субъектов экономических отношений, определяют главную цель хозяйственной деятельности — увеличение капитала и максимально полезное его использование.

Классические экономические теории абсолютизируют способность рыночной экономики к саморегулированию. Они утверждают, что макроравновесие рынка может нарушаться только под воздействием внеэкономических факторов — войн, политических катаклизмов. Поэтому роль государственного регулирования экономическими процессами сведена к обеспечению порядка и безопасности в условиях свободного рынка. При этом государство не вмешивается в механизм рыночной конкуренции. Эти положения характеризуют особенности натуралистической программы в экономической науке.

Ограниченность натуралистических ориентаций классической экономической теории была выявлена при переходе к монополистической стадии развития капитализма, когда на первый план вышла проблема экономической роли государства, разрешения социальных антагонизмов капиталистического общества и изучения мотивов поведения индивидов на рынке в условиях изменившейся социальной среды. Классическая экономическая теория не акцентировала внимание на социальных проблемах, интересах и политических разногласиях, что стало причиной ее кризиса во второй половине XIX века. Особенно наглядно кризис классической экономической теории проявился в тех странах континентальной Европы, где позднее развитие национальной государственности предполагало активное вмешательство в экономическую сферу.

С точки зрения внутринаучных критериев, необходимость выдвижения новых экономических теорий связана с критикой излишне сильных исходных идеализаций классического экономического знания. Таких, как совершенная конкуренция, саморегулируемость и саморазвитие рынка, тождественность частнособственнических интересов общественному благу и т.д.

Основной недостаток классической экономической теории точно сформулировал американский институционалист У.Митчел: “Классическая теория занималась лишь механическими законами спроса и предложения и не могла объяснить природу поведения людей при использовании денег”^[cx].

С точки зрения известного западного экономиста В.В.Леонтьева, классическая экономическая теория имеет два существенных недостатка: во-первых, она страдает “теоретической дальнозоркостью”, т.е. способна верно оценивать долгосрочные тенденции экономического развития, но беспомощна в описании краткосрочных изменений. Во-вторых, процесс экономического роста рассматривается в ней как раз и навсегда заданный и не зависящий от ситуации экономического выбора^[cxi].

Указанные недостатки классической экономической теории обусловлены ориентацией на механическую модель объяснения экономической системы. Объективация “человеческого измерения” экономической деятельности приводит к построению статичной вневременной теории экономического развития, которая слабо соответствует экономической реальности и социально-культурным условиям незападных стран.

Семидесятые годы прошлого века стали отправной точкой формирования культур-центристской исследовательской программы как альтернативы натуралистическим ориентациям классической экономической теории. Важная роль в этом процессе принадлежит, с одной стороны, марксизму и немецкой исторической школе в политической экономии, а с другой стороны, субъективной психологической школе (маржинализму).

С критикой основных положений классической экономической теории выступил К.Маркс. Мы остановимся лишь на тех моментах экономической теории Маркса, которые указывают на преемственность его экономической теории и классической теории буржуазных политэкономов, а так же — на те новшества и открытия К.Маркса, которые дают основание считать его одним из основоположников неклассической экономической теории.

Главным достижением буржуазных политэкономов XVIII века К.Маркс считал открытие трудовой теории стоимости, которая позволила выявить внутреннюю связь экономических явлений капиталистического производства. Экономическая теория К.Маркса сохранила классическую установку на поиск законов развития капитализма. Он развил классическую картину экономической реальности как мира общественного богатства и складывающихся на этой основе классовых антагонизмов.

К.Маркс смог ответить на вызов истории, интегрировав и переработав принцип историзма в построении собственной теории капитализма. Его взгляд на историю как на естественноисторический процесс, с выделением причины социокультурных изменений в сфере материального производства стал попыткой монистического обоснования взаимодействия всех сфер общества, социокультурной среды, в которую погружены экономические отношения.

Причину закономерных противоречий, с которыми столкнулась трудовая теория стоимости, К.Маркс видит в двух взаимосвязанных моментах. Во-первых, в некритическом использовании понятия “стоимость” буржуазными политэкономами. Никто из его теоретических предшественников не показал материальное бытие стоимости, заключенное в товаре. Во-вторых, никто ранее не различал понятия “прибыль” и “прибавочная стоимость”, следствием чего был затруднен показ роли труда как единственного источника стоимости, и прибавочной стоимости как основы прибыли^[cxii]. Введение Марксом понятий “абстрактный” и “конкретный” труд позволило найти основу измерения различных видов труда.

Методологической причиной таких результатов классической экономической теории он считал антиисторизм буржуазных политэкономов, который не позволил выйти за рамки рационализации объективных видимостей капиталистического процесса производства, возникающих в результате товарного фетишизма. Антиисторизм буржуазных политэкономов проявился также в их невнимании к генезису форм экономической мысли, в их неспособности определить институциональную основу своих теорий^[cxiii].

Разработав метод материалистической диалектики, К.Маркс перешел, как он сам считал, с уровня анализа обыденных представлений о капитализме к научному рассмотрению объективных законов его развития, которые проявляются в неадекватных формах. Этот метод позволил К.Марксу рефлексировать исходные посылки своей экономической теории, открыто заявить о том, что он стоит на позициях пролетариата.

С точки зрения современной методологии экономической теории, как считает В.В.Леонтьев, процесс построения экономической теории включает в себя два отдельных и принципиально различных типа анализа. Во-первых, в начале рассматривается поведение предпринимателей и потребителей с позиции их экономической мотиваций: это поведение объясняется на языке их собственных понятий. На первой стадии построения экономической теории ученый просто воспроизводит рациональные представления предпринимателей, занимающихся бизнесом с целью максимизации своих прибылей, и описывает реакции потребителей, стремящихся наилучшим образом удовлетворить свои желания. Для следующей стадии построения экономической теории характерна обратная ситуация. А именно, значительная часть теоретического анализа на этой стадии исследования основывается на предпосылке, что экономические субъекты ничего не знают об объективных последствиях своей деятельности. Здесь ученый показывает, как действия экономических субъектов независимо от их собственных желаний определяют форму и результаты их деятельности. Если К.Маркс, заключает В.В.Леонтьев, обвиняя буржуазных экономистов в фетишизме, хотел заявить, что вторая стадия теоретического исследования с необходимостью дополняет первую, то он прав. Если же его теорию фетишизма понимать как приговор, вынесенный первой стадии теоретического исследования, то эта теория должна быть отвергнута как принципиально ошибочная^[cxiv].

На наш взгляд, главным вкладом К.Маркса в экономическую теорию является понимание капитала как общественного отношения. Тем самым он адекватно сформулировал предмет исследования и, преодолев натуралистические ориентации в исследовании капитализма, показал необходимость исторического рассмотрения генезиса общества в экономической теории, как по своему содержанию, так и по формам мысли.

Выделим те положения марксистской экономической теории, которые выходят за рамки натуралистической исследовательской программы:

- исследование экономической реальности как общественных отношений между индивидами по поводу товаров;

- обусловленность экономических интересов и мотивов поведения индивидов их социальной стратификацией;

- исследование повседневных представлений индивидов, классов через историю буржуазной политической экономии;

- метод восхождения от абстрактного к конкретному, сочетающий количественные и качественные, статистические и динамические моменты экономического развития;

- исследование проблем экономической динамики: создание теории делового цикла и схем простого и расширенного воспроизводства капитала.

Представители немецкой исторической школы (В.Рошер, Б.Гильдербранд, К.Книс, Г.Шмоллер, В.Зомбарт, М.Вебер, А.Шпитгоф и др.) составили наиболее откровенную оппозицию классической политической экономии как источнику марксизма и самому марксизму. Исторические условия Германии начала века отличали ее от других стран: буржуазное государство уже тогда вмешивалось в экономику, а рассмотрение истории как духа народа, воплощенного в государстве, придавала этому вмешательству оправдание. Концепции исторической школы в экономике получают все большее влияние по мере роста государственного регулирования экономики в других странах.

Историческая школа в экономике сознательно ориентирована на культур-центристскую программу, в формировании которой представители этой школы приняли заметное участие. При всех конкретных экономических построениях общим для названных экономистов является убеждение в социально-культурной специфике экономической науки, которая в отличие от естествознания ищет не причинные связи и их объяснения, а понимает мотивы, цели, способы поведения действующего индивида. В экономике человек (общество) изучает сам себя, и тождество субъекта деятельности и субъекта познания как ведущий методологический принцип культур-центристской исследовательской программы полностью перенесено в методологию экономической науки. Историческая школа политэкономии использовала классификацию жизненных проявлений, данную В.Дильтеем. Согласно этой классификации, жизненные проявления могут быть представлены как логические построения (понятия, суждения и др.); как действия и как переживания.

Первый класс проявлений осуществляется в естественных науках и, по мнению Дильтея (признанному, правда, ошибочным), не предполагает понимания как особого метода, ибо в этом случае тот, кто понимает суждение, не может это сделать иначе, чем тот, кто его высказал. Содержание логических идей рассматривается Дильтеем как однозначно заданное. Здесь автоматически достигается полное понимание, имеющее элементарный характер. Область же собственно понимания, требующая овладения его высшими интуитивными формами — это переживание.

В согласии с таким подходом немецкая историческая школа считает, что экономическая наука изучает жизненные проявления второго рода, то есть действия людей как одностороннее выражение душевной жизни. Действие не предназначено для сообщения о мотивах, которые к нему привели, и все же может быть понято на основе предполагаемых мотивов.

Г.Шмоллер поставил себе задачу анализа меняющихся способов деятельности агентов экономических отношений с учетом совокупности психологических, географических, экономических и других факторов. Внешнеэкономические аспекты экономической деятельности были главным предметом его интереса. Экономические интересы рассматривались им как следствия изменений тех содержаний душевной жизни, которые человек проявляет в экономике.

В.Зомбарт отрицал экономические законы и ставил характер экономической деятельности и институтов в зависимости от места и времени: исходя из метода исследования “культуры”, он хотел обнаружить стремления и цели, характерные для каждого общества. Экономическая система, по Зомбарту, является воплощением хозяйственного духа, обладающего культурно-созидательной ролью. Поэтому экономическая деятельность должна быть не просто изучена, а понята.

Анализируя представления классических экономистов об индивидуально-психологической подоплеке экономических явлений, историческая школа категорически отрицает, что эгоистический интерес индивидов, их погоня за прибылью является единственным мотивом экономической деятельности. С точки зрения экономистов-историков, в экономической области, так же как и в других областях жизнедеятельности, индивид подчиняется самым разнообразным мотивам: честолюбию, чувству долга, жажде деятельности, милосердия или просто обычаю. Эти мотивы накладываются на эгоистическое поведение людей и видоизменяют цели экономических поступков.

Представители исторической школы стремились охватить экономическую реальность во всей ее сложности, исследуя больше особенное и типичное, чем общее и универсальное. Но они проигнорировали тот факт, что экономическая теория рассматривает массовые экономические явления. И если из всех мотивов, которым подчиняется человек, экономист в первую очередь изучает погоню за прибылью, то это происходит не потому, что он хочет свести экономическую теорию к "естественной истории эгоизма" (выражение Б.Гильдебранда), а потому что измеряемое в деньгах действие этого мотива поведения легче поддается научному изучению, чем другие побудительные причины экономических поступков индивидов.

Видя в человеческой деятельности только один побудительный мотив, классические экономисты, по словам экономистов-историков, считали возможным из этой единственной тенденции вывести путем априорных рассуждений все экономические законы. Недостаточность такого приема очевидна, если принять во внимание многообразие существующих в экономическом мире мотивов поведения. Для того, чтобы преодолеть расхождение между экономической реальностью и экономической теорией, с точки зрения исторической школы, необходимо отбросить всякую абстрактную теорию вместе с дедуктивным методом ее построения и сделать изображение действительности единственным предметом экономической науки. С этой целью преобладающим методом построения экономической теории и должен стать основанный на наблюдении, описательных и статистических материалах метод индукции.

Наиболее последовательно такого взгляда на методологию экономического исследования придерживались Г.Шмоллер и В.Зомбарт, которые сводили экономическое исследование к описанию истории экономических институтов, отношений и отдельных явлений. В сущности, здесь произошло смешение критики использования метода дедукции классическими экономистами и самого метода. Несомненно, что недостаточно точный анализ мотивации и потребностей индивидов, вступающих в экономические отношения, и использование логики здравого смысла для определения исходных постулатов экономической теории дает прово критиковать манеру использования дедуктивного метода классическими экономистами. Но в то же время такие видные экономисты-историки, как Шмоллер, Бюхер и М.Вебер, считали необходимым использовать силу абстракции и логического анализа как средства выделения типичных черт в разнообразии экономических процессов.

Самую разработанную экономическую теорию в рамках исторической школы предложил М.Вебер. Он выступил с либеральных позиций за превращение политической экономии в строгую науку. Либерализм М.Вебера состоял в том, что он рассматривал общество как обусловленное социальными закономерностями взаимодействие автономных индивидов. Причем его интересовали не столько сугубо экономические проблемы, сколько связь экономики, социологии и религии.

Развитие капитализма, по М.Веберу, представляет процесс усиления целерациональности в действиях индивидов, превращения качественных различий мотивации их экономического поведения в чисто количественные. Логическим завершением процесса формальной рационализации является полная калькулируемость всех поступков индивидов и исчезновение иррациональных, религиозных мотивов деятельности, составляющих “дух капитализма”.

Предвидя такой результат, М.Вебер старается максимально отойти от монистического взгляда на развитие капитализма и обращается к идее констелляции религиозных, правовых, этических и других факторов генезиса капитализма. В то же время он не разделял методологический индивидуализм Г.Шмоллера и В.Зомбарта, которые редуцировали понимание экономических процессов к описанию их генезиса. В уникальности экономических событий М.Вебер ищет закономерности, интерпретируя эмпирический материал с помощью идеальных типов. Метод идеального типизирования позволяет выделять среди поступков, представлений индивидов, возникающих в процессе экономической деятельности, лишь наиболее вероятные схематизмы поведения.

Противоречие между личными интересами и общественным благом, названное М.Вебером противоречием между формальной и содержательной рациональностью, нельзя решить в рамках классических представлений о естественном социальном порядке. Это противоречие фиксирует антагонизм бюрократической системы и свободы человека. С точки зрения М.Вебера, экономическая теория устанавливает смысл экономических действий индивидов и их связь, используя два типа понимания: объясняющее и актуальное. Объясняющее понимание раскрывает ситуационные, смысловые значения экономических поступков индивидов и характерно для начального этапа построения экономической теории. В то время как актуальное понимание находит общий смысл экономической деятельности, зафиксированный в макроэкономическом процессе.

Обращаясь к истории экономической мысли, мы не ставим своей целью воспроизвести в хронологическом порядке полемику различных школ и направлений, а тем более отдельных экономистов, связанную с попытками преодолеть ограниченность классической экономической теории. Наша задача состоит в том, чтобы показать, какие идеи, принципы, методы построения экономических теорий выходят за рамки натуралистической исследовательской программы, каким образом соотносится культур-центристская ориентация экономических теорий с натуралистической.

Все разновидности субъективной психологической школы (математическая, маржинализм и т.д.) исходят из субъективной теории стоимости, отвергая тем самым трудовую теорию стоимости классической политической экономии, однако различным образом развивают другие принципы классической теории. Характерной чертой субъективно-психологической школы является нахождение такого очевидного принципа, исходя из которого можно было бы обосновать экономическую теорию. Таким принципом для этой школы стал гедонистический принцип, то есть каждый индивид стремится получить максимум удовольствия и минимум неприятностей в ходе экономической деятельности. Этот принцип приходит на смену принципу разумного эгоизма и индивидуализма, на котором строится классическая экономическая теория. Сводя стимулы экономического поведения индивидов к гедонистическому принципу, субъективно-психологическая школа представила экономических субъектов схематично, в виде взаимодействующих сил. Целью экономической теории становится определение результатов их взаимодействия или их воздействия на внешний мир.

Соглашаясь с классической школой в том, что абсолютная свобода конкуренции реализует максимум удовлетворения для каждого индивида, субъективно-психологическая школа критикует классиков за их попытку установить причинно-следственную связь между основными экономическими явлениями (спросом, предложением и ценой, стоимостью производства и ценой, распределением дохода между заработной платой, процентом и рентой). Субъективно-психологическая школа исходит из того, что надо ограничиться исследованием отношений или однообразия между явлениями, отбросив напрасную попытку установить, какие из экономических явлений являются причинами, а какие следствием.

С точки зрения субъективно-психологической школы, для изучения каждого экономического явления необходимо установить между ними столько различных отношений, сколько существует неизвестных. Взаимодополнительность экономических явлений может быть изучена различными методами: либо с помощью уравнений и математических формул (математическая разновидность субъективно-психологической школы), либо прибегая к психологическим методам (как это делает психологическая, маржиналистическая школа).

Отличительной особенностью математической школы, наиболее известных ее представителей — С.Джевонса, Л.Вальраса, В.Парето, — является то, что обмен ставится в основание всей экономической теории, потому что всякий обмен предполагает отношение между обмениваемыми количествами, которое выражается и формулируется в цене. Задачей экономической теории становится нахождение отношений обмена, которые необходимо выразить в математическом виде и составить из них уравнение. Математическая школа не ограничивается исследованием отношений взаимной зависимости между изолированными экономическими явлениями, она стремится найти объединяющее их начало, в качестве которого выступает переработанная идея общего равновесия. Определение условий устойчивости равновесия становится целью экономической теории.

Так, математическая школа перевела на язык математических формул идею экономического равновесия, выдвинутую классической экономической теорией, и создала теорию общего равновесия. Теория общего равновесия исходит из простейшего эмпирического факта, что экономическое знание имеет дело с явлениями повседневной жизни индивидов, такими как:

- производство и потребление товаров;

- покупка и продажа товаров по определенным ценам.

Вальрас доказал взаимозависимость всех цен и количеств в экономике. Он распространил идею общего равновесия на рынок услуг и товарный рынок и выявил три закона определения цены на этих рынках:

- на рынке есть только одна цена для всех товаров одной и той же категории;

- эта цена устанавливает точное равновесие между предполагаемыми и спрашиваемыми количествами товаров;

- эта цена позволяет наибольшему количеству продавцов и покупателей возвращаться с рынка удовлетворенными.

Эти законы, выраженные в математической форме Вальрасом, сводят всю экономическую теорию к механике обмена. Они рассматривают гедонистический принцип “получать максимум удовлетворения при минимуме неприятности” как принцип чистой механики, принцип “наименьшего усилия” или “экономии сил”.

Другая проблема равновесия заключается в исследовании того, в каких пропорциях должны комбинироваться между собой различные элементы в ходе производства. Определение максимально эффективных пропорций соединения факторов производства задает предел линейному экономическому росту. В разработку этого закона внесли значительный вклад С.Джевонс и В.Парето.

Математическая школа в рамках субъективно-психологического направления во многих отношениях развивала основные положения классической теории, которые принимались ею без достаточного обоснования и доказательства. Так, классические экономисты утверждали, что режим свободной конкуренции — наилучший режим, но не могли доказать, при каких условиях это верно. А представители математической школы доказали, при каких условиях это положение классической школы выполняется и почему: при стремлении к максимальной полезности между обменивающимися сторонами свободная конкуренция уравновешивает максимум удовлетворения и минимум самопожертвования. Экономисты-математики смогли представить механику обменов через систему уравнений, их определяющих, органично, без неясных концепций. Макроэкономическое равновесие выражает принцип предельной полезности и доказывает необходимость количественных методов экономического анализа.

Наряду с этими концепциями широкое распространение получил маржинализм, исходящий из субъективной теории ценностей и психологизма. Маржиналисты (Ф.Визер, Е.Бем-Баварек и др.) заменили трудовую теорию стоимости классической буржуазной политической экономии, с их точки зрения, не отвечающую наиболее оптимальным режимам работы экономической системы, теорией предельной полезности и производительности, призванной рационализировать субъективные устремления агентов экономических отношений.

Они предполагали, что предприниматель стремится максимально увеличить свой доход, а покупатель — приобрести максимально полезную вещь Эти мотивы агентов экономических отношений представлялись маржиналистам столь простыми, что их выявление не требовало какого бы то ни было анализа. Поэтому в этих субъективистских концепциях метод понимания в сколь-нибудь разнообразном виде не используется.

Маржинализм как разновидность субъективно-психологической школы доказывает, что алгебраические уравнения и геометрические построения не могут помочь постигнуть качественную характеристику основных экономических явлений (рента, стоимость, прибыль и т.д.). Изменив ракурс рассмотрения экономической действительности с внешнего на внутренний, то есть с точки зрения мотивации, целей и средств агента экономических отношений, маржинализм выдвинул потребителя, а не капиталиста главной фигурой экономического развития. Субъективный мир рядового участника экономического процесса, его личные сбережения как основа инвестиций, его ментальность и мотивация выбора из альтернативных вариантов максимально полезного варианта с его точки зрения — вот что становится предметом экономического исследования. Метод интроспекции распространяется маржинализмом на область построения экономической теории.

Математическая школа явилась одной из ранних разновидностей неоклассической теории, в то время как маржинализм стал одним из родоначальников неклассических вариантов экономической теории, альтернативных натуралистическим ориентациям экономистов-классиков.

Субъективно-психологическая школа создала более гармоничную экономическую теорию, в сравнении с классической школой. Различные направления субъективно-психологической школы ослабили разрыв между экономической реальностью и теорией за счет более реалистичных принципов, лежащих в основании экономической теории, и менее сильных идеализаций. Эта школа показала ограниченность классических представлений об экономическом росте в условиях ограниченных ресурсов и альтернативных возможностей их использования.

Таким образом, в полемике между разновидностями субъективно-психологической школы, марксизмом и немецкой исторической школой выкристаллизовываются контуры культур-центристской исследовательской программы в экономическом знании. Основные положения культур-центристской исследовательской программы заключаются в следующем:

- фиксируется онтологический плюрализм экономической реальности, который проявляется как на уровне понимания экономических действий индивидов в повседневной жизни, так и на уровне государственного регулирования национальной экономики;

- выявляются ценностные установки индивидов, выходящие за рамки утилитаризма и гедонизма, фиксирующие стремление индивидов к личной свободе и реализации своих творческих интенций;

- экономика рассматривается как взаимодействие экономической динамики и статики и, исходя из принципа относительности, отдается приоритет экономической динамике;

- критически относится к количественным методам построения экономической теории, подчеркивая роль качественных, индивидуализирующих, типизирующих методов исследования;

- признается первичность экономических действий индивидов над экономическими институтами;

- выделяется коллективный характер экономической деятельности и экономического исследования.

1.2. Конкуренция натуралистической и культур-центристской
исследовательских программ в экономической науке

Великая депрессия 1929—32 гг. показала неспособность полной саморегуляции рынка в условиях экономического кризиса. Она бросила вызов экономической теории, поставив под сомнение правомерность натуралистических разновидностей экономического знания. Укажем на философские и мировоззренческие предпосылки, базирующиеся на идеях классического либерализма:

- индивид должен быть единственным агентом экономического процесса, так как никто кроме него не может знать лучше его истинных интересов и не способен их реализовать;

- государство не должно вмешиваться в экономическую жизнь и регулировать ее ход;

- методологический индивидуализм при построении экономических теорий в рамках натуралистической программы оказался неспособен решать новые экономические проблемы, угрожавшие самому существованию общества (проблемы инфляции и массовой безработицы). В условиях резкого изменения внешней экономической среды и предпочтений экономических агентов наглядно обнаружилась ограниченность классической теории, описывавшей общее равновесие экономической системы, исходя из устойчивых потребительских вкусов.

В этой кризисной ситуации Кейнс сформулировал новые идеи, которые совершили научную революцию в экономической мысли XX века. Эта революция затронула как метафизические основания экономического знания, так и цели и методы его построения. Центральное положение кейнсианской теории состоит в том, что макроэкономическое равновесие достигается сочетанием саморегуляторов рынка с государственными регуляторами прямого и косвенного воздействия. В отличие от классической экономической теории, Кейнс показал, что в конкурентной экономике не существует механизма, который гарантирует полную занятость. Для того, чтобы достигнуть макроэкономического равновесия в условиях кризиса и безработицы, с точки зрения кейнсианской теории, необходимо стимулировать спрос. Роль государства состоит в помощи малоимущим и поддержании их спроса, в расширении сферы производства для удовлетворения общественных нужд (развитие инфраструктуры, обеспечение образования, медицинского обслуживания и т.д.)^[cxv].

Применение государством метода увеличения деловой активности через стимулирование инфляционного спроса затрагивает интересы и цели субъектов рынка, которые проходят процесс адаптации к изменившимся экономическим условиям. Реальность и возможность государственного регулирования экономики определяется не только несовершенством механизма рыночной саморегуляции, но и тем, что государство является крупнейшим собственником и в его руках сосредоточены правовые рычаги и структуры, реализующие его функцию собственника.

В теориях, допускающих вмешательство государства в экономику, роль человека по самой сути названных концепций представлена в большей мере. Но и здесь встречаются натуралистические тенденции. Так, Дж.Кейнс ищет объяснения неравномерности экономического процесса в изменчивости психологических мотивов предпринимателя и покупателя. И все же при всей этой изменчивости он находит “основной психологический закон”: люди увеличивают свое потребление с ростом дохода, но не прямо пропорционально его росту. Поэтому спрос зависит не столько от платежеспособности, сколько от психологической склонности к к потреблению и сбережению, соотношение которых является переменной величиной. Экономическая концепция Дж.Кейнса направлена на устранение этой переменчивости посредством мер государственно-монополистического регулирования (налоговой, инфляционной политики, субсидирования предпринимателей из госбюджета и др.).

Фундаментальные изменения в экономической теории, сделанные Кейнсом, выразились, в первую очередь, в политических выводах из его теории. Эти выводы фактически переориентировали экономистов на решение проблемы занятости с помощью общественных работ, а также недопущения существенного снижения заработной платы в период кризиса, так как это ведет к длительной депрессии экономики и политическим потрясениям.

Кейнсианская теория не смогла бы стать такой влиятельной среди экономистов, если бы она не отражала объективные противоречия между системой господства крупных трестов в старых отраслях хозяйства и нарождавшейся системой поточно-конвейерного производства для личного потребления широких масс людей. Кейнсианская модель переориентировала Запад на новую модель экономического роста — за счет увеличения потребления. Теория Кейнса была ориентирована на соответствующую технологическую основу — массовое поточно-конвейерное производство товаров длительного пользования для личного потребления и призывала к глубокой структурной перестройке американской экономики. Жизнеспособность этой теории во многом определила успехи “нового курса” Рузвельта, использовавшего экономические идеи Кейнса.

Кейнсианский идеал полной занятости без инфляции как цель экономической политики был подвергнут критике новейшими разновидностями неоклассической теории: “кривая Филлипса”, теория рациональных ожиданий, концепция естественной нормы безработицы М.Фридмана и т.д. Экономисты-неоклассики выступили против основной идеи Кейнса о том, что негибкость цены и заработной платы, характеризующая депрессивную экономику, быстро уступит место гибким ценам и подвижной зарплате, как только будет достигнуто состояние полной занятости. Проблема анализа природы инфляции становится основной в дискуссиях 50—60-х гг. нашего века. В этой дискуссии вскоре доминирующее положение заняла неоклассическая концепция “кривая Филлипса”, которая на основе разброса статистических данных вывела обратную связь между темпами изменения денежной зарплаты и долей безработных в общей величине рабочей силы в Англии.

Стабильность цен и безработица оказались несовместимыми конфликтующими целями экономической политики. Это открытие отрицает кейнсианский идеал полной занятости без инфляции. Надежда Кейнса и его последователей на одновременное достижение устойчивых цен и полной занятости уступила место понятию выбора между этими макроэкономическими переменными.

1.3. Попытка синтеза натурализма и культур-центризма

Однако в конце 60-х — начале 70-х гг. во многих развитых капиталистических странах стала наблюдаться новая ситуация одновременного роста инфляции и безработицы. Этот эмпирический факт поставил под сомнение истинность “кривой Филлипса”. Представители неоклассического направления уточнили свое понимание “кривой Филлипса”, пытаясь избежать противоречий с новыми экономическими реалиями. Они пришли к выводу, что существует не одна устойчивая кривая Филлипса, а целое семейство краткосрочных кривых, сдвигавшихся с течением времени в результате влияний, которые еще следовало определить.

Наиболее известной интерпретацией этих влияний является концепция естественной нормы безработицы М.Фридмана, предложенная им в 1967 г. в работе “Роль денежной политики”. Под естественной нормой безработицы М.Фридман понимал такой уровень безработицы, при котором уровень реальной заработной платы соответствует равновесию на всех рынках. Целью экономической политики, по М.Фридману, является достижение не полной занятости, а нулевой инфляции за счет естественной нормы безработицы.

Для достижения этой цели М.Фридман предложил политику снижения производственных мощностей и роста безработицы до тех пор, пока экономические агенты не начнут снижать свои инфляционные ожидания до уровня падающего темпа инфляции. Проблема оценки инфляционных ожиданий экономических субъектов, различной реакции капиталистов и рабочих на расширение спроса стала центральным пунктом критики концепции М.Фридмана.

Если все соглашения по уровню заработной платы носят долгосрочный характер, то как объяснить существование так называемых краткосрочных кривых Филлипса.

Неокейнсианцы предложили гипотезу относительной заработной платы для объяснения того, почему существует выбор между инфляцией и безработицей в краткосрочном периоде. С их точки, зрения рабочие готовы принять сокращение реальной зарлаты, вызванное инфляцией, поскольку главным считают постоянство относительной зарплаты, а инфляция не влияет на ее стабильность.

Сторонники теории рациональных ожиданий отрицают механизм адаптивных ожиданий как средневзвешенных изменений цен за прошлый период, который постепенно приспосабливает ожидания капиталиста и рабочего к современным обстоятельствам, как упрощенную картину формирования ожиданий экономических агентов. Такая точка зрения стала реакцией на неудовлетворительные результаты эмпирической проверки.

Теория рационоальных ожиданий, получившая название “новой классической макроэкономики”, попыталась ответить на вопрос, почему ни одна экономическая модель не дает успешного прогноза изменения цены спроса и предложения. Дж.Ф.Мутт, Р.И.Лукас, Д.Дж.Сарджентс, Н.Уоллес увидели причину непредсказуемости движения цен и управления спросом и предложением в особенностях формирования ожиданий экономическими агентами, которые пользуются той же информацией, что и политики и действуют так, чтобы нейтрализовать любую попытку вмешательства политиков в экономику.

Экономические агенты, формируя прогноз ценовых изменений, делают это так же, как рынок определяет фактические цены. Это означает, что вероятностное распределение субъективных ожиданий ценовых изменений будет иметь то же среднее значение, что и объективное распределение. Таким образом, теория рациональных ожиданий объясняет изменение цен, спроса и предложения ограниченностью информации и разной скоростью ее поступления до экономических агентов, принимающих решения по конъюнктуре рынка.

Теорию рациональных ожиданий трудно проверить эмпирически, так как ожидания не наблюдаются непосредственно.

Существуют ограничения области применимости теории рациональных ожиданий, например, когда люди не формируют рациональных ожиданий по рациональной причине наличия противоречивой информации. Теория рациональных ожиданий не дает ответ на то, как формулируются ожидания на различных рынках (товарном, финансовом, услуг и т.д.).

Теория рациональных ожиданий означает отказ от любых концепций, допускающих выбор между инфляцией и безработицей, которые дают практические рекомендации политикам.

Несмотря на частные различия в решении тех или иных экономических проблем, все разновидности неоклассических теорий объединяет приверженность либеральным позициям свободной конкуренции. Неоклассическая школа возникла на стыке классической и субъективистской традиций как попытка синтеза двух основных направлений экономического исследования. Она рассматривает механизм рыночной саморегуляции через исследование краткосрочных, индивидуальных операций на рынке, которые приводят к достижению макроэкономического равновесия и определению общего интереса либерального общества.

Идея общего равновесия была взята и переработана неоклассиками из классической традиции. Так, если у экономистов-классиков макроравновесие достигалось согласованием материальных потоков и движением доходов, то для неоклассической школы это проблема согласования интересов между частными экономическими агентами.

Для достижения общего равновесия неоклассическая школа пыталась анализировать не только результаты деятельности хозяйствующих субъектов, но и их мотивы и цели в лучших традициях маржинализма. Пытаясь связать индивидуальное и массовое экономическое поведение, неоклассики предложили эмпирическую интерпретацию в статистике потребительских ожиданий и предпочтений понятия “субъективной полезности”, центрального понятия субъективно-психологической школы. В результате жизненный мир реального субъекта был редуцирован до его среднестатистического слепка, условного персонажа с его однозначно прогнозируемым поведением.

Построение вневременных экономических моделей неоклассической школой вывело за границы экономического исследования проблемы экономического роста и технического прогресса. Попытка использования этих моделей для предсказания реальной экономики, функционирующей в определенном историческом времени, ограничивалась качественными параметрами, то есть указывала на направление изменений. В то время как неоклассические модели призваны дать количественные параметры изменений.

В современной экономической науке усиливается плюрализм экономических школ и направлений, более размытой становится граница между сторонниками неоклассического подхода, сохраняющего свое лидирующее положение и вторгающегося в новые для себя области, усложняя институциональные предпосылки своих теорий, а также школ и направлений, альтернативных неоклассике (посткейнсианство, традиционный институционализм, неоавстрийская школа, неошумпетерианство, радикальная политэкономия). Натуралистические ориентации неоклассики взаимодополняются культур-центристской устремленностью альтернативных ей школ. И в этом диалоге научных подходов, идей, методологий проясняется место каждой экономической теории в системе экономической науки.

Появление культур-центристской исследовательской программы не отменяет натуралистических ориентаций экономического знания. Это связано с различными исследовательскими стратегиями построения экономической теории. В.Г.Федотова показала, что натуралистическая стратегия построения экономической теории направлена на выявление закономерностей экономической жизни и способов осуществления экономических целей. В то время как культур-центристская программа направлена на выяснение жизненно-смысловых мотивов экономических действий индивида^[cxvi]. Обе исследовательские стратегии имеют права на существование, так как обусловлены соответствующими социальными онтологиями. Натуралистическая исследовательская программа исходит из структурно-функционального характера экономического процесса, абсолютизируя такой момент реальной экономики, как взаимодействие человека с природой. Причем и человек, и природа рассматриваются абстрактно. Человек рассматривается как элемент социальной системы, которая полностью задает алгоритм его экономической деятельности. Природа — как часть производственного процесса, исходный материал производства товаров.

Культур-центристская исследовательская программа подчеркивает роль ценностно-смысловой мотивации экономической деятельности индивидов, невозможность устранить глубинный смысл экономического взаимодействия при построении экономической теории. При этом справедливо отмечается, что экономические институты созданы самими индивидами и их функции изменяются на основе изменения их ценностно-смысловых ориентаций. Иными словами, натурализм акцентирует внимание на моменте устойчивости экономики, на экономической статике. Культур-центризм подчеркивает относительность любых экономических институтов, схем экономической деятельности, рассматривая экономические процессы с позиций динамики. Поскольку речь идет о необходимых моментах функционирования экономики, то натурализм и культур-центризм взаимодополняют друг друга. Принцип взаимодополнительности обеих программ базируется на ценностно-мировоззренческих установках ученых-экономистов или этических норм научного сообщества.

Культур-центристская ориентация начального этапа построения экономической теории очевидна. Однако она ограничивается в данном случае областью субъективных мотиваций, убеждений, фетишей повседневного сознания индивидов.

Следующим этапом построения экономической теории является изучение экономической реальности с точки зрения объективных результатов, в которых воплотились индивидуальные устремления участников экономического процесса. Здесь происходит абстрагирование от индивидуальных особенностей субъектов и экономические изменения объясняются по типу причинно-следственной связи. Для этого типа экономического исследования характерна натуралистическая ориентация.

Подводя итоги взаимодействия натуралистической и культур-центристской исследовательских программ в экономическом знании, выделим следующие положения:

- условность демаркации между этими программами в исследовании реальных экономических проблем;

2. Изменения в исследовательских программах
психологии конца ХIХ—ХХ веков

Анализ особенностей детерминации развития психологического знания предполагает выделение приоритетных факторов, оказывающих свое воздействие на различные уровни и формы знания в те или иные исторические периоды. Существенными факторами, воздействующими на науку, являются сдвиги в культурном облике эпохи, в философско-мировоззренческой рефлексии природных и общественных явлений в их непосредственном, а также представленном в языке науки виде и, наконец, принципиальные изменения в облике науки как целого, как социального феномена, как системы знаний, деятельности и отношений ученых, как системы норм, ценностей и идеалов. Перечисленные факторы представляют собой уровень макроидей, наиболее общих культурно-мировоззренческих, философских и общенаучных тенденций в сознании научного сообщества, а может быть, и в более широких масштабах общественного сознания конкретной эпохи. Для психологии в период ее становления в качестве самостоятельной науки детерминация на этом уровне ("макроидей") имеет особое значение. Во-первых, в конце Х1Х — начале ХХ века психология была еще недостаточно по сравнению с последующими этапами ее развития внутренне дифференцирована, чтобы зависеть более непосредственным образом от запросов общественной практики. Эта зависимость появится позднее, когда из недр психологических знаний выделятся многочисленные прикладные дисциплины, реагирующие непосредственно на социальный заказ. И хотя на рубеже ХХ века психология приобрела новую область практического приложения своих знаний: к педагогике и медицине добавилась производственная деятельность как стимул для развития психотехники, — применение психологических знаний в реальной жизни людей и общества в целом не сразу стало определять облик и направление развития психологической науки.

Поэтому макросоциальные изменения находят отражение в развитии психологической науки лишь будучи опосредствованы “макроидеями” эпохи. Именно эти макроидеи проникают в общетеоретические размышления ученых, продвигающихся в своих исследованиях по пути, предписанному внутренней логикой развития науки. И если на первых стадиях своего существования психологическая наука была в известном смысле “более удаленной” от прямого запроса общественной практики, чем другие области социально-гуманитарного знания — такие, как экономические, юридические науки, социология и пр., — то детерминирующее воздействие макроидей эпохи имело для ее развития принципиальное значение.

Причина этого заключается, на наш взгляд, в истории зарождения психологии — истории ее постепенного и очень длительного, по сравнению с другими социальными и гуманитарными науками, выделения из системы философского знания. Другой причиной приоритетности этого уровня детерминации психологической науки является, на наш взгляд, постоянно в той или иной степени присутствующая потребность представителей других сфер социально-гуманитарного знания в сведениях из области психологии: история, педагогика, литературоведение, искусствознание и т.п. находятся с психологией в процессе непрерывного взаимообмена идеями. Аналогичная потребность в психологии и взаимообмен информацией с нею существует и в медицине, физиологии человека и животных, биологии. Психология потенциально более богата “чужими” идеями и одновременно более щедра во взаимоотношениях с другими науками, причем не только социально-гуманитарными, но и естественными. Из этой тесной связи и взаимозависимости психологии с другими областями знания вытекает вариативность исследовательских программ, развивающихся в рамках психологической науки. Однако положение на границе между естествознанием и социально-гуманитарным познанием обусловливает постоянное присутствие двух основных возможностей — ориентации исследователей либо на натуралистическую, либо на гуманитарную (или “культур-центристскую”) парадигму.

Психологическая наука, быть может, острее, чем другие, нуждается в самоопределении относительно методологической и мировоззренческой ориентации на образцы естествознания либо гуманитарного знания. Острее, поскольку от этого выбора зависят способы работы с конкретными живыми людьми (а не с текстами, продуктами культуры, экономическими процессами или политическими организациями — как это происходит в других областях социально-гуманитарного знания). По мере развития психологии и расширения спектра возможностей ее влияния на практику, по мере совершенствования прикладных областей психологической науки вопрос об адекватности ее методологического инструментария объекту исследования, неотделимый от философско-мировоззренческих представлений о психической реальности, детерминантах ее развития и функционирования, приобретал все более актуальное звучание. При этом центральной проблемой, волновавшей психологию на протяжении всего времени ее существования, было понимание ее собственного предмета исследования. Душа, сознание, поведение, рефлексы, бессознательное, психические образы, переживания, смыслы, ориентировочная деятельность, целостная личность. Именно поиск действительного предмета психологии и связанные с ним вопросы о методах и научном статусе психологического познания объединяли и противопоставляли друг другу ученых, научные школы, а позднее и психотерапевтические сообщества. Между тем решение этих фундаментальных для любой науки, но обостренно значимых и перманентно актуальных для психологии проблем всегда так или иначе в явном или завуалированном виде выражало тенденцию к предпочтению естественнонаучной (натуралистической) либо гуманитарной (культур-центристской, гуманистической) парадигмы в мышлении психологов.

Во второй половине ХIХ века успехи естествознания и неудовлетворенность психологов ограниченностью возможностей прежней, во многом субъективной методологии познания психических явлений (сознания) привели к стремлению к разработке новых, объективных методов исследования в психологии. К концу ХIХ века поиски объективной методологии изучения психики привели к утверждению экспериментальных методов в качестве основного способа познания психологией своего предмета. Таким предметом новой психологии, ориентировавшейся на образцы построения естественных наук, стало поведение, фиксируемое во внешних реакциях организма на стимулы внешней среды. Стремление к математической точности, строгости описания реальности поведения, доступной эмпирическому наблюдению и количественным измерениям, приводило психологов к такому ограничению своего предмета, которое выводило за рамки научного исследования все те неосязаемые аспекты психической реальности, которые не поддавались изучению с помощью естественнонаучной методологии.

2.1. Натуралистический подход в психологии

Для основателя бихевиоризма Джона Уотсона психология представлялась @чисто объективной отраслью естественной науки@^[cxvii]. Целью психологической науки выступало предсказание поведения, контроль и управление им. При этом бихевиоризм не признавал демаркационной линии между человеком и животными. Изучение поведения человека рассматривалось как часть общей схемы психологического исследования. Уотсон полагал, что “во имя регулирования и управления эволюцией в будущем сегодня необходимо определить законы поведения разных видов живых организмов”. Посвятив многие годы экспериментам над животными, он счел возможным в итоге утверждать, что “человека и животных необходимо помещать по возможности в одинаковые экспериментальные условия” и при этом допустимо применять одинаковые методы^[cxviii]. Отказ от изучения сознания и его состояний в качестве объекта исследования, по мнению основателя бихевиоризма, уничтожает барьеры между психологией и другими науками. Данные психологии представляется возможным, с его точки зрения, сводить к объяснению в физико-химических терминах.

Критикуя традиционную интроспективную психологию (психологию сознания), Уотсон утверждал, что данные интроспекции не представляют научной ценности, так как зависят от степени подготовленности исследователей в области интерпретации этих данных в терминах сознания. Поэтому ошибочно считать объектом психологии явления сознания, требующие для своего постижения интроспективный метод, ибо эти явления не поддаются объективному экспериментальному исследованию. Интроспективная психология, по мнению Уотсона, опиравшегося в своих воззрениях на идеи позитивизма и прагматизма, запуталась в спекулятивных вопросах. Однако “вековые пережитки философских спекуляций также мало тревожат исследователя поведения, как мало тревожат физика”^[cxix].

Уотсону казалось, что “пришло время, когда психологи должны отбросить всякие ссылки на сознание, когда больше не нужно вводить себя в заблуждение, думая, что психическое состояние можно сделать объектом наблюдения”^[cxx]. Трудность (а для бихевиоризма — и бесполезность) научного исследования неосязаемой и ненаблюдаемой психической реальности усугублялась в эпоху становления этого классического образца натуралистически ориентированной психологии разногласиями в толковании терминов, описывающих состояния сознания, что приводило к несоотносимости результатов и усугубляло субъективизм их интерпретаций. Вера Уотсона в возможность новой психологии подкреплялась убежденностью, что в науке о поведении никогда не будут использоваться термины “сознание”, “психическое состояние”, “ум”, “образ”, “устанавливаемое интроспективно” и др. Данные психологической науки можно, с его точки зрения, выражать в терминах стимула и ответной реакции, в терминах образования навыка, интеграции навыков и т.п. Отправной точкой исследования при этом должен выступать тот наблюдаемый факт, что организм как человека, так и животного приспосабливается к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора актов. При этом определенные стимулы вызывают определенные реакции, которые могут и должны предсказываться учеными. В этом — основа возможности управления поведением как животных, так и человека...

Как известно, идеи позитивизма и прагматизма, обусловившие формирование натуралистической исследовательской программы бихевиористов, имели опору в социальных реалиях американского индустриального общества конца ХIХ — начала ХХ века. Именно этот общественно-исторический контекст обусловил стремление приблизить психологию к реальной жизни, заставить служить практическим целям. Прикладная ориентация бихевиоризма побудила Уотсона обещать, что если психология последует предлагаемому им плану разработки новой науки — науки о поведении, то “педагог, физик, юрист, бизнесмен смогут использовать наши данные в практических целях, как только мы сможем экспериментально получить их”^[cxxi]. Время требует начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом исследования, ибо есть “достаточно проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе”^[cxxii].

Таким образом, детерминация развития психологического знания на уровне воздействия на познание макросоциальных процессов опосредствовалась в тенденциях динамики мировоззрения ученых той эпохи. Укрепление позиций позитивизма в философии, широкое распространение естественнонаучных знаний, осознание психологами общественной потребности в надежных, объективно проверяемых и обладающих предсказательной силой данных научного исследования, вера в познаваемость человеческого поведения как простого объекта природы и убежденность в его предсказуемости и в праве (чьем?!) управлять и манипулировать человеком... Все это послужило той питательной средой, на которой возникла и получила широкое развитие психология бихевиоризма.

Становление экспериментальной психологии в ее бихевиористском варианте означало ориентацию психологов на нормы и идеалы классического естествознания, для методологической рефлексии которого было характерно противопоставление субъекта объекту, стремление “очистить” процесс познания от всего субъективного, вера в возможность ценностно нейтральной науки и в безграничные возможности человеческого разума, приоритет точных математических методов, жестких причинно-следственных объяснений и однозначных предсказаний закономерно возникающих природных явлений.

Выбор естественнонаучной методологии в качестве образца исследовательской деятельности свидетельствовал об исключительной значимости натуралистической исследовательской программы для психологов-бихевиористов. И хотя детерминистический способ объяснения претерпевал в психологии конца ХIХ — начала ХХ века ряд существенных изменений, эволюционируя от физического к биологическому, биопсихологическому и, наконец, к собственно психологическому детерминизму^[cxxiii], психология бихевиоризма оставалась на протяжении этого времени на “твердой” почве натурализма.

Однако история психологии ХХ века является яркой иллюстрацией внутренней динамики натуралистической исследовательской программы, ее эволюции в направлении постепенной гуманитаризации и гуманизации. Этот путь просматривается и в изменениях, которые претерпели исходные установки бихевиоризма в отношении понимания предмета своего исследования, и в переменах, которые начались в гештальт-психологии с того времени, когда она вышла за рамки академической дисциплины и стала превращаться в эффективное психотерапевтическое направление, и в истории психоанализа, который в концепциях учеников З.Фрейда во многом преодолел изначальные способы объяснения человеческих мотивов с помощью биологических детерминант.

2.2. Эволюция натуралистической программы

Психоанализ занимает особое место среди психологических направлений, зародившихся под знаком натуралистической исследовательской программы. Отнести систему взглядов З.Фрейда к числу этих направлений, видимо, можно в ее первоначальном варианте. Основатель психоанализа начинал свои исследования с твердыми естественнонаучными установками. Система представлений о причинах и природе невротических расстройств складывалась у него в рамках медицинского подхода к человеку как объекту наблюдений и воздействий со стороны исследующего и исцеляющего врача. Стремясь постичь динамику скрытых неосознаваемых влечений, определяющих поведение человека, тщетно пытающегося совладать со своей биологической природой, не желающего до конца подчиняться неумолимым требованиям общественных норм, З.Фрейд постепенно вырабатывал концепцию, претендовавшую на статус “глубинной психологии”.

Причина успеха и того влияния, которое система З.Фрейда оказала как на последующее развитие психологии, так и на широкие пласты культурной жизни, на литературу и искусство ХХ века, коренится, на наш взгляд, не только в открытии бессознательного как особой и весьма существенной составляющей человеческой психики, но и в том, что для психоанализа предметом интереса стало не внешне наблюдаемое поведение, а скрытые мотивы, сложно организованная внутренняя жизнь отдельного человека. И хотя в подходе психоаналитиков к человеку присутствуют элементы натуралистической исследовательской программы (это те стороны учения З.Фрейда, которые традиционно выступали объектом критики в советской философско-психологической литературе: тенденция биологизации психической жизни индивида, внеисторический подход к психике и др.), натурализм, по-видимому, не является в психоанализе всеобъемлющим.

Исследования психоаналитического направления с известными оговорками могут быть рассмотрены в качестве аналога работы в неклассической науке. Описание объекта неклассического естествознания, как известно, предполагает учет влияния познавательных средств (приборов и др.) на результат исследования, включение этого влияния в содержание получаемой информации об объекте. По отношению к психологическим феноменам возможно формулировать нечто вроде боровского принципа “дополнительных описаний”: “Подобно тому, как в квантовой механике оказывается невозможным дать единообразное, в терминах одного языка, описание плана изучаемого объекта, — частиц и их взаимодействий (микромир), так и в психологии (в частности, в случае психоанализа, но также и в целом ряде исследований в научной психологии) оказывается невозможным дать единообразное описание плана изучаемых психических феноменов и плана психотехнических действий и средств их осуществления, благодаря которым осуществляются трансформации психики человека и ее изучение”^[cxxiv].

Сходство