Рационализация Проекция Перемещение Отрицание реальности

5.6. «Психологическая защита» и преступное поведение

Использование психологических защитных механизмов пра­вонарушителями учитывается в некоторых социологических тео­риях преступности.

Из гл. 4 известно, что теория делинквентных субкультур объясняет нарушение преступниками общепринятых норм нали­чием у них особой, асоциальной, системы ценностей и норм, противостоящих официальным (это реальный факт). Но почему некоторые преступники, особенно несовершеннолетние, нару­шают правовой запрет, необходимость которого они в принци­пе признают (и это тоже реальный факт)? Почему, не отрицая самого факта содеянного, преступник не признает свою вину'¹ Один из возможных ответов на этот вопрос содержится в тео­рии нейтрализации американских криминологов Грешэма Сайк-са и Дэвида Матзы.

Данная теория исходит из того, что социальные нормы, призывающие к должному поведению, в большинстве своем не выражаются в категорической форме. Нормативная система — отнюдь не жесткий свод правил, выполнение которых обяза тельно для любого в любых обстоятельствах, она обладает свой­ством гибкости. Есть заповедь «не лги». Но ведь морально оп­равдана и «ложь во спасение». Даже заповедь «не убий» не яв­ляется абсолютной: она не распространяется на действия солдата на войне.

Подобного рода гибкость присуща и уголовному закону. В нем содержатся нормы, устраняющие ответственность по такого

рода основаниям, как невменяемость, необходимая оборона, крайняя необходимость, неодолимая сила и т. д. Преступное по­ведение в значительной степени определяется сознательным или бессознательным расширением сферы действия подобных смяг­чающих обстоятельств. Правонарушители не вырабатывают свою систему норм, а используют особенности существующей норма­тивной системы для оправдания своего поведения. Распростра­няя смягчающие обстоятельства на свой конкретный случай, они «нейтрализуют» действие правовых норм в отношении себя. Оправдание своего поступка снимает для правонарушителя во­прос о собственной вине. Такое оправдание Г. Сайке и Д. Матза называют нейтрализацией и считают, что она осуществляется пя­тью способами, или приемами.

Отрицание ответственности. Правонарушитель рассматри­вает себя как объект чьего-либо воздействия, как жертву обстоя­тельств (плохая семья, плохие друзья, материальные затруднения и т. д.), и этим подготавливает почву для отклонения от нормы, которую он в принципе не отвергает. Отрицание ответственно­сти как бы разрывает связь между субъектом и его действиями, снимает вопрос о вине и последствиях деяния.

Уголовное право отвергает принцип «объективного вмене­ния» — ответственность без вины: какими чудовищными ни бы­ли бы последствия деяния, субъект не подлежит уголовной от­ветственности, если не установлена его вина (в виде умысла или неосторожности). Поэтому нарушитель, не отрицая факта содеянного и наступивших последствий, пытается доказать от­сутствие своего злого умысла или переложить ответственность на других.

При опросе 74% осужденных ответили, что нельзя человека осуждать за плохой поступок, если в его основе лежали хоро­шие намерения. Вероятнее всего осужденные эту возможность «примеривают на себя», на свой реальный случай. И ответы типа «осуждать можно, но сажать не надо» этот вывод под­тверждают.

Но когда вина слишком очевидна и ответственность за соде­янное отрицать невозможно, нарушители применяют другой прием — отрицание вреда.

Отрицание вреда. Для нарушителя вопрос о преступности по­ведения тесно связан с наличием вреда или ущерба, причиненного его действиями. Причем этот вред может им толковаться самым Различным способом: хулиганство как озорство, драка как вы-

 

яснение отношений между своими, угон автомобиля соседа как неудачная шутка и т. д. Главное, что какого-либо ощутимого вреда его действия никому из посторонних не причинили Действительный вред, с точки зрения преступника, был при­чинен ему самому (попал в колонию) или его семье. На такой вопрос один осужденный ответил: «Своим преступлением я причинил вред только самому себе — у меня рухнули все планы на дальнейшую жизнь». Этот человек был осужден на 10 лет за изнасилование.

Интересно отметить, что в данном случае нарушители склонны рассматривать в качестве преступных только деяния, говоря юридическим языком, с материальным составом, т. е причиняющие конкретный реальный ущерб. Наличие же в за­коне формальных составов преступлений, предусматривающих ответственность за действия независимо от наступивших послед ствий, ими игнорируется.

Если невозможно подвергнуть сомнению факт нанесения ре­ального ущерба, нарушители прибегают к следующему приему — отрицание наличия жертвы.

Отрицание наличия жертвы. Даже если нарушитель признает свою ответственность за неправильные действия и готов допус­тить, что они причинили кому-нибудь вред, он пытается акцен­тировать внимание на личности жертвы, представляя свое дея­ние как вид справедливого возмездия или наказания: жертва пре­вращается в злодея, а преступник — в благородного мстителя (вспомним Юрия Деточкина из фильма «Берегись автомобиля») Данный прием можно назвать комплексом Робина Гуда: если вор у вора дубину украл, то это уже и не воровство, а восстанов­ление социальной справедливости. Среди опрошенных осуж­денных 45,4% считают, что не нужно быть справедливым с не­справедливым человеком; 57,3% полагают, что нечестных людей нужно обманывать.

Широкому использованию такого способа самооправдания способствует его глубокая укорененность в обьщенной морали и народной культуре. Мораль любого народа порицает обман, но народный же фольклор утверждает, что обман обманщика не грех, а доблесть. Об этом говорят и шедевры мировой литературы — от «Декамерона» до «Золотого теленка». Существует даже само­стоятельный литературный жанр — «плутовской роман».

Хотя снисходительное отношение к жуликам и мошенникам свойственно, видимо, любой национальной культуре (вспомним

героев Д. Лондона или О' Генри), но у русского народа это про­является, пожалуй, наиболее ярко.

Своеобразную социальную солидарность с преступниками в этом отношении проявляют как простые граждане, так и со­трудники правоохранительных органов. В обьщенной морали оценка тяжести преступления во многом зависит от личности потерпевшего. Когда преступники сводят счеты друг с другом в многочисленных «разборках», когда подрывают в машине оче­редного «вора в законе», мы с удовлетворением говорим: туда им и дорога, воздух станет чище. Но это опасная позиция. И дело даже не в том, что она является по сути антихристианской, а следовательно, аморальной. Во-первых, она отрицает универ­сальность права и неделимость понятия прав человека. Во-вторых, надежды на очищение воздуха иллюзорны. В процессе такой социальной селекции, если ему не препятствовать, взра­щивается порода еще более опасных и жестоких преступников.

Если правонарушителю все же не удается опорочить жертву, то применяется следующий прием — осуждение осуждающих.

Осуждение осуждающих. Нарушитель может переместить внимание со своих действий на действия (или личность) осуж­дающих его людей: те, кто меня осуждает, сами плохие и неспра­ведливые люди (судья — взяточник, милиционеры — садисты). Когда нарушитель видит явную (или мнимую) аморальность других людей, ему легче преуменьшить неблаговидность собст­венного поведения.

* Недаром в исправительных колониях наибольшей популяр­ностью пользуются газетные статьи и телепередачи о преступле­ниях и аморальных поступках сотрудников правоохранительных органов и представителей власти. «Если чиновники берут мно­гомиллионные взятки, строят роскошные дачи и при этом оста­ются безнаказанными, то почему в тюрьме оказался я? Ведь моя вина по сравнению с их виной ничтожна. Значит, общество по­ступило со мной явно несправедливо и тем самым освободи­ло меня от всех моральных обязательств перед ним». Пра­вильно замечено, что осужденным вина общества перед ними нужна не меньше, чем обществу раскаяние преступников.

Когда все перечисленные выше способы не срабатывают, на­рушители прибегают к следующему приему — обращение к бо­лее важным обязательствам.

Обращение к более важным обязательствам. Внешний и внутренний контроль могут быть нейтрализованы также в ре-

зультате того, что требования общества в целом приносятся в жертву интересам группы, к которой принадлежит нарушитель. Он вовсе не обязательно отвергает официальную нормативную систему, а скорее рассматривает себя как человека, столкнув­шегося с нравственной дилеммой, которая, к сожалению, может быть разрешена только нарушением «неразумного» закона (я не мог бросить друга, я не мог показаться трусом и т. д.). В гом проявляется прагматическое отношение к морали и праву: нор­мы следует соблюдать, но до тех пор, пока это выгодно, пока позволяют обстоятельства.

Правовой прагматизм подтверждают исследования правосоз­нания преступников. При изучении правосознания обычно ис­пользуют методику коллизий, или казусов. В этих коллизиях имеет место конфликт норм: общественных и групповых, груп­повых и личных и т. д. Конечно, выбор возможного поведения при решении казуса не предопределяет действительное поведе­ние, но говорит о степени значимости той или иной ценности и, следовательно, показывает вероятность реального поведения в соответствии с этой ценностью.

Так, осужденным была предложена следующая коллизия: «Десятиклассник был свидетелем разбойного нападения своих приятелей, но никому ничего об этом не сказал». Осужден­ные должны были оценить поведение действующего лица коллизии и выбрать вариант своего поведения в аналогичной ситуации.

В решении казуса наблюдается закономерность: осужден­ные дают больше правильных оценок поведения других лиц и меньше правильных вариантов своего возможного поведения. Прагматическое отношение к морали в том и проявляется, что при положительном отношении к норме (выбор правильного ва­рианта поведения для других) одновременно наблюдается го­товность нарушить ее при неблагоприятных (с точки зрения нарушителя) обстоятельствах.

Утверждения типа «я не хотел этого», «я никому не причи­нил вреда», «они сами это заслужили», «я это сделал не для се­бя», часто применяемые правонарушителями в свое оправдание, сама потребность в нем говорят о том, что в противоправном поведении нарушители руководствуются не какими-то особыми ценностями и нормами. Они, как уже сказано выше, используют свойства существующей нормативной системы для обоснования и оправдания своего поведения.

Конечно, защитные механизмы, как бы ни были они силь­ны, недостаточны для того, чтобы полностью нейтрализовать воздействие усвоенных субъектом ценностей и неодобрительную реакцию на его поступки со стороны других лиц. Но широкое использование личностью защитных механизмов показывает ее неспособность к трезвой самооценке, объективному анализу своего характера и поведения. Самооценка, важнейший компо­нент самосознания личности, не только является показателем ее критичности, но и существенно влияет на регуляцию поведения. Исследования показывают, что

самооценка преступников отличается меньшей критичностью по сравнению с законопослушными гражданами, характеризу­ется неадекватностью, причем преобладает завышенная само­оценка.

На первый взгляд может показаться, что теория субкультур и теория нейтрализации противоречат друг другу. Первая говорит о том, что преступники создают свою нормативную систему, в которой совершение преступления морально оправданно (или не требует такого оправдания вообще). Вторая — что преступни­ки используют свойства официальной нормативной системы для оправдания своего поведения.

Но дело в том, что ни та, ни другая теория не является уни­версальной теорией преступного поведения, эти теории описы­вают отдельные стороны и закономерности такого поведения. Каждая из них истинна, но в пределах своей области. Поэтому они дополняют друг друга.

Как мы увидим в следующих главах, эти теории отражают особенности процесса социализации у разных категорий пре­ступников.

Ключевые слова: