В. Церковь

Дальнейшие последствия различий между сторонниками Лютеранской и Реформатской церквей в их концепциях о соотношении между Законом и Евангелием, становятся явными, когда мы касаемся их представлений о церкви. Глубокая пропасть, разделяющая две эти общины в их понимании церкви связана также и с другими доктринальными различиями - более всего с различиями по поводу божественной избранности - и, следовательно, она может быть понята только в связи с ними. Однако, это различие становится очевидным и важным (особенно для практической организации церкви) даже когда различные представления о соотношении Закона и Евангелия исследуются лишь с точки зрения их влияния на сущность церкви и на ее деятельность в мире. Мы должны начать со ссылки на основное представление о церкви, то есть с того, как понятие "церковь" трактуется двумя этими общинами. Если принять понятие о предопределении так, как этому учат Кальвин и Реформатская церковь, то между невидимой церковью, к которой принадлежат все избранные от начала мира, и видимой церковью, к которой принадлежат принявшие крещение, должна проводиться очень резкая грань. Ибо никто и никогда не может сказать - был ли человек, принявший крещение, избран ко спасению, и, следовательно - принят в ряды истинных сынов Божьих. Лютеранская теология в корне отвергает это разграничение. Лютеранская церковь также признает, что многие из принявших крещение отпали от Божьего завета милости. Она знает, что существует много "больных" членов церкви, и даже таких, кто "болен смертельно". Она знает, что "в этой жизни много лицемеров и злодеев", и что истинный состав церкви, поэтому, не может определяться смертными людьми. Но она совершенно не согласна с тем, что при определенных обстоятельствах, мол, Святое Крещение может не быть печатью, свидетельствующей о принятии человека чадом Божьим. Лютеранская церковь должна рассматривать предположение, что Божественное обетование о милости во время Крещения не принимается хоть кем-то из людей - как отмену Евангелия, как неверие, как скептицизм по отношению к Слову Божьему. Следовательно, различие между видимой и невидимой церковью не имеет вообще никакого значения для лютеранской веры. В наших Вероисповедальных книгах не упоминается ни та ни другая. Церковь - как Тело Христово, как общность истинного народа Божьего - является "невидимой" для человеческих глаз, точно также, как невидимо все, что составляет веру. Но эта же самая церковь одновременно является и видимой, поскольку она обладает вполне определенными приметами, делающими ее различимой для верующих. Даже будучи верующими, мы никогда не можем знать - кто из конкретных людей является членом Церкви, как Тела Христова. Как это выразил Лютер: "церковь невидима, верующие неизвестны". Но, как верующие, мы можем с уверенностью сказать - присутствует ли где-то, в каком-то конкретном месте, церковь. Каждый лютеранин знает с полной уверенностью, которую дает ему вера в истинность обетований Божьих, что везде, где правильно преподается Евангелие, возникает вера, согласно обетованию о том, что Слово Божье не вернется к Нему тщетным, и что везде, где грешники веруют - то есть когда они полностью уповают на Иисуса Христа, Который умер также и за их грехи - Бог оправдывает их. С той же уверенностью, основанной на его вере, лютеранин знает, что все, принявшие крещение, соответственно установлению нашего Господа, были сделаны членами Тела Христова, и что все, принимающие Святое Причастие, там, где это таинство проводится надлежащим образом, принимают истинные Тело и Кровь Христовы. Таким образом, средства благодати - Евангелие и Таинства Алтаря - являются признаками, по которым христианин может убедиться в присутствии истинной церкви. Не существует каких-то других признаков церкви. Но по этим признакам - церковь (которая, если попытаться найти ее иначе - скрыта от наших глаз) признается реальностью, существующей в мире.

Что же реформатская теология думает об этой концепции различимости церкви и о ее признаках? Она твердо заявляет, что истинная невидимая церковь - церковь избранных - не может быть распознана людьми, и даже людьми верующими. Только Бог может различить ее, потому что отличать негодяев от избранных - это Его компетенция, а не наша. Мы не способны распознать ничего, кроме видимой церкви, которую, хотя она и неразрывно связана с невидимой церковью, следует, тем не менее, тщательно отличать от последней. Видимая церковь - с ее служениями и функциями - учреждена Христом и является необходимым инструментом для построения церкви невидимой. Потому что именно в видимой церкви людям проповедуется Слово Божье, проводятся Таинства Алтаря, и именно этими средствами благодати избранные призываются в невидимую церковь. Таким образом, Кальвин позволяет себе сказать о видимой церкви, что "за ее лоном не может быть упования на отпущение грехов, или на какое бы то ни было спасение".

Не каждая "реальная" церковная организация идентична этой истинной ecclesia visibilis, учрежденной Христом или является частью ее. Для того, чтобы церковь могла быть признана истинной, видимой церковью Христовой, так сказать "законной церковью" (используя терминологию самого Кальвина) церковью, покорной заповедям и повелениям Божьим, должны быть выполнены некоторые, вполне определенные требования и условия. Так, реформатская доктрина тоже признает, что существуют notae ecclesiae- приметы, по которым любой может определить, присутствует ли [в каком-то определенном месте] церковь Христова или нет. Но таким образом можно распознать [только]видимую церковь. Согласно Кальвину, не существует признаков, по которым можно было бы определить присутствие истинной церкви избранных. Реформатская церковь считает Слово и Таинства Алтаря - признаками истинной видимой церкви. Здесь Кальвин уже принял Лютеровское заключение о том, что истинный народ Божий следует искать во всяком месте, где присутствуют эти средства благодати, поскольку Слово Божье не возвращается к Нему тщетным. Следовательно, Реформатская церковь учит, что любой может верить в то, что невидимая церковь также присутствует там, где, по ее признакам, можно различить "законную" видимую церковь. Но по самой своей сущности такая позиция должна быть лишена определенной законченности и радостной уверенности, которую испытывает каждый лютеранин при виде правильно используемых Средств Благодати. Лютеранин может сказать: "Здесь, без всякой тени сомнения - и даже если [внешне] кажется, что все наоборот - присутствует истинная церковь, народ Божий, Тело Христово, Храм Святого Духа". Христианин, придерживающийся реформатской позиции, должен подвергнуть сомнению заявление такого рода. Законченность и определенность такого утверждения он должен расценивать, как узурпацию суверенных прав Бога, Который не только обладает свободой избрания, но также сохраняет только за Собой право знать - где находятся и кто они, эти Его избранники. Невозможно прийти к другому заключению, если рассматривать церковь в свете Предопределения.

Если, в связи с несовпадением концепций о церкви, лютеране и сторонники Реформатства называют разные признаки церкви, то неудивительно, что их позиции по вопросу о том, что же, собственно, представляют собой сами эти признаки, также отличаются. На первый взгляд кажется, что это вовсе не так. Кальвин явно упоминает правильную проповедь Слова Божьего и правильное проведение Таинств Алтаря, как приметы, по которым истинная видимая церковь признается таковой, и по которым она отличается от ложной церкви. Конечно, Лютеранская церковь также может сказать, что "церковь с теми, кто учит Слову Божьему верно". Но, поскольку Лютеранская церковь понимает под Словом Божьим, евангельское обетование милости, то истинным признаком церкви для нее является проповедь Евангелия. Разумеется, церковь должна также проповедовать и Закон, ведь даже Иисус Христос проповедовал его. Но, как провозглашение милости было Егоopus proprium, т.е. Его истинной функцией, как Спасителя - так и проповедь Евангелия делает церковь церковью. "Возлюби ближнего своего, как самого себя"; "Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" - эти предписания можно услышать также и в синагогах, и от великих учителей-язычников (факт, который, между прочим, ни в коем случае не умаляет божественности этих законов).

Поскольку Реформатская церковь, что вытекает из ее предпосылок, считает проповедь Закона настолько же существенной для церкви, как и провозглашение Евангелия, то нет ничего удивительного в том, что, перечисляя признаки церкви, она предпочитает говорить скорее о Слове Божьем, чем о Евангелии, или включает понятие о Законе в концепцию Евангелия. И это имеет серьезные последствия. Евангелие требует веры, Закон - покорности. Община, вырастающая на проповеди Слова -congregatio sanctorum- является, с лютеранской точки зрения, собранием верующих; в соответствии же с реформатской позицией - это собрание верующих и повинующихся. Конечно, Лютеранская церковь также учит, что все, принявшие веру, все, являющиеся оправданными грешниками, должны ходить в обновленной покорности. Но их святость зависит только от их веры, а не от покорности. Если существуют какие-то признаки, помимо тех, по которым может быть объективно выявлено присутствие церкви (то есть - кроме Евангелия и Таинств Алтаря); если, говоря другими словами, существует нечто такое, что можно назвать субъективными notae ecclesiae- признаками, по которым человек может определить - принадлежит ли он к церкви; тогда, помимо такого признака, как крещение, Лютеранская церковь должна была бы назвать веру и исповедание веры, Реформатская же церковь должна была бы указать на веру и покорность. Фактически, исповедание веры случайно упоминается обеими церквями, как signum или nota церкви, помимо двух других признаков. Но реформаты в этих случаях всегда должны добавлять к вере покорность. В отличие от веры, всегда остающейся скрытой, даже когда она исповедуется устами, покорность является видимой, поскольку она проявляется в соблюдении заповедей Божьих.

Этим объясняется тот факт, что, помимо Слова и Таинств, реформатская доктрина признает еще и другую nota ecclesiae. Это церковная дисциплина. Именно церковная дисциплина показывает - покорна ли церковь своему Господу. Кальвин и Реформатская церковь признают, конечно, что церковная дисциплина является вторичной, по отношению к основным признакам церкви - то есть к средствам благодати. Но то, что эта дисциплина существенна для церкви - предполагается реформатскими исповеданиями, даже когда она явно не упоминается среди notae или signa ecclesiae. Ибо, если в церкви нет правильной дисциплины, то это, согласно реформатской позиции, указывает на тот факт, что первый признак церкви - проповедь Слова Божьего - не присутствует в надлежащем виде. Таким образом, среди признаков церкви - церковной дисциплине отводится видное место, практически всеми кальвинистскими исповеданиями. Например, Бельгийское Исповедание 1551 года описывает признаки, по которым можно распознать истинную церковь и отличить ее от ложных церквей, следующими словами:

"Признаками, по которым определяется истинная церковь, являются следующие: Если чистая доктрина Евангелия проповедуется; если поддерживается отправление Таинств в чистом виде, так, как это учреждено Христом; если церковная дисциплина проявляется в наказании греха; короче говоря, если все устроено в соответствии с чистым Словом Божьим, и кроме того - все противоречащее ему отвергается, и Иисус Христос признается единственным Главой церкви".

Если признаки церкви определяются так, как их определяют великие реформатские Исповедания; если всерьез отстаивается позиция, что истинная церковь узнается по точному соблюдению ею стандартов, установленных в Библии, тогда к этому должен быть добавлен - либо в качестве самостоятельного критерия, либо в качестве утверждения, дополняющего другие критерии - еще один признак церкви. Этот дополнительный признак - правильная организация церкви. Ибо, если "все" должно быть "устроено в соответствии с чистым Словом Божьим", тогда, конечно же, церковная политика также должна проводиться подобным образом. И следующая статья Бельгийского Исповедания, находящаяся в полной гармонии с другими кальвинистскими Исповеданиями, подтверждает это: "Мы полагаем, что эта истинная церковь должна управляться в соответствии с духовной политикой, которую наш Господь преподал нам в Слове Своем, а именно - должны быть служители или пасторы, проповедующие Слово Божье и отправляющие Таинства; а также старейшины (пресвитеры) и дьяконы, которые, вместе с пастором, составляют церковный совет". Эта форма церковной политики - требующая также, чтобы "все истинные пасторы, где бы они ни были, имели одинаковую и равную власть, находясь под единым Главой, единственным Владыкой и всеобщим Епископом, Иисусом Христом", и чтобы все служители, "насколько это только возможно, избирались" - согласно Кальвинской точке зрения и учению Реформатской церкви, учреждена Христом на все времена. Только когда церковь организована в соответствии с этими предписаниями, ее функции могут выполняться надлежащим образом, и учение остается чистым и неповрежденным. Всякий, покушающийся на эту политику - покушается на сам факт господства Иисуса Христа над церковью и, в то же время, разрушает ее сущность, как церкви Христовой. Соответственно, Реформатская церковь, поскольку она следует за своим реформатором, Кальвином, возводит тезис о том, что "церковный порядок, учрежденный Его властью, должен быть священным и нерушимым" - в ранг артикула веры.

Действительно, существуют реформаты, которые более не принимают всерьез принципы реформатской организации церкви. Но это меняет учение Реформатской церкви не более, чем отклонение лютеранских теологов от лютеранской доктрины Святого Причастия меняет лютеранское Исповедание. Особенно в Германии, но также и в других странах, где политические условия не дают возможности осуществлять кальвинистские духовные обряды, реформаты приняли очень либеральное отношение к требованиям древних Исповеданий. Но они никогда не отменяли этих требований. Напротив, они попытались внедрить их даже среди лютеран, например - в немецких унионистских церквях (подобных современной так называемой "Bekennende Kirche"), когда потребовали, чтобы лютеране признали, что епископальная система церковного правления противоречит сущности "церкви, построенной по Слову Божьему", и что "отеческая, общинная система" является системой управления, угодной Богу, а следовательно - единственной системой, приемлемой для евангелической церкви.Здесь отчетливо видны плоды различных концепций соотношения между Законом и Евангелием. В 1885 году реформатский теолог Август Эбрард сформулировал это доктринальное различие словами, которые и по сей день цитируются реформатами в качестве правильного истолкования их точки зрения:

"В то время, как лютеранские реформаторы и теологи всегда рассматривали учреждение церковной структуры как нечто такое, что оставлено на усмотрение человека, ... Реформатские церкви в своих наиболее важных символических писаниях установили принципы и характеристики политики, как неотъемлемой части церкви и как чего-то такого, что заповедано в Святых Писаниях. Реформатская церковь - постольку, поскольку она развивалась под влиянием Кальвина и Ласки - придерживается точки зрения, что духовная политика была учреждена Богом. В этом отношении Реформатская церковь занимает ту же позицию, что и Римская церковь, с тем лишь различием, что принципы первой (поскольку они духовны) диаметрально противоположны принципам последней".

Мы столкнулись здесь с истинным конфликтом доктрин. Ведь лютеранская теология просто не может не отвергать - безусловно и бескомпромиссно - то, что утверждает Реформатская церковь относительно норм и стандартов Святых Писаний; а также относительно церковной политики - то есть то, чему Реформатская церковь фактически должна учить, исходя из своих концепций. Мы не можем считать, что принципы Кальвина "соответствуют Писаниям", или хотя бы - что они "более соответствуют Писаниям" по сравнению с принципами Римского Католицизма. Политику (систему церковного правления), которую отстаивал Кальвин, он позаимствовал у ранней церкви, которой вообще никогда реально не существовало в истории. И если бы даже она существовала, то это все равно не означало бы, что она должна служить образцом для всех времен. Мы не можем даже пойти на уступку и согласиться с тем, что случайные ссылки на организационную структуру церкви в Посланиях Нового Завета отражают наличие какого-либо принципа, требующего, чтобы ранняя церковь управлялась, скажем, не епископами, а советами старейшин.

Даже если представить, что мы должны были бы уступить и согласиться, что руководства, данные в - позвольте напомнить, Пасторских Посланиях - указывают на это. Где мы можем найти хотя бы незначительный намек на то, что это есть закон, данный церкви на вечные времена? Кальвин и Реформатская церковь увидели такой закон в Новом Завете только потому, что они искали его. Здесь они тоже пытались оградиться от повторного впадения в ветхозаветный легализм и сохранить различие между Законом и Евангелием. Но им это не удалось. Кальвин приложил усилия к сохранению только тех обязательных обрядов, которые действительно базировались на божественной власти - другими словами, обрядов, которые были несомненно божественными потому, что они были получены из Библии. Но, поступая так, он превращает Христа в Законодателя. То, что Он должен быть Законодателем - является частью сущности Христа, как Господа церкви, утверждает Кальвин. Даже если "Ему не особенно нравится давать подробнейшие руководства о том, что нам следует делать в каждом конкретном случае, ... мы должны прибегать к общим правилам, которые Он дал".

Мы, лютеране, можем сказать в ответ (делая это с христианским милосердием и одновременно с твердостью, присущей сознанию, приверженному Слову Божьему): мы не знаем такого Христа. Даже если наши жившие до Реформации предки и знали такого Христа, мы более не знаем Его. Святые Писания ничего не знают о Христе, Который учредил "общие правила" организации церкви. Кальвин, подобно теологам других церквей, приписал такое изображение Христа Новому Завету. И как мы не знаем такого Христа, Который издает законы, Который учреждает сенаторскую или пресвитерианскую форму правления для Своей церкви, чтобы "вся Его верховная власть" в церкви не могла быть нарушена - точно также мы не знаем такой церкви, в которой можно признать церковь Христову по ее повиновению Его закону. Мы конечно же знаем, что церковь должна повиноваться Его заповедям - Его истинным заповедям, а не тем, которые ошибочно приписываются Ему. Но такое повиновение не является свойством церкви. Ибо если бы это было так, то церковь была бы обязана своим существованием не только Ему, Господу, воистину присутствующему и действующему в Своем Слове и Своих Таинствах, но также и нам - т.е. ее существование зависело бы от того, кто мы такие и что мы делаем.

Мы ничего не имеем против церковной дисциплины (при условии, что она не служит никакой посторонней цели - например, если она служит лишь прославлению Бога и не имеет никакого отношения к спасению грешников) или против разумной структуры правления церкви. Если бы реформатское учение о духовном правлении имело целью лишь напомнить христианскому миру о том, что церковь - для того, чтобы выполнить стоящую перед ней задачу проповедования Слова и отправления Таинств Алтаря - должна быть соответствующим образом организована, то эта доктрина была бы значительным и вполне обоснованным вкладом в решение проблемы церковного правления. Но, оказывается, она вовсе не предназначена для этого. Она претендует на то, что отражает основополагающие заповеди относительно организации церкви, якобы, содержащиеся в Новом Завете - от этого притязания реформаты не отказались до сих пор, несмотря на всю либерализацию и смягчение жестких Кальвинистских принципов. И, поскольку данная доктрина претендует на это, она не подлежит обсуждению. "Для нас, реформатов, правильность или применимость этой формы церковного правления является совершенно бесспорной, точно также, как для всех других евангелических христиан совершенно недопустимо обсуждение догмата о Троице или доктрины о Таинствах Алтаря. Вопрос о церковном правлении является для нас конфессиональным",- такова позиция Французской Реформатской Консистории, высказанная в Берлине, в 1929 г. Здесь, также как и в курьезных "артикулах веры" Кальвинистских вероисповедальных книг, в которых мы имеем дело с такими явлениями, как равенство пасторов и избрание пресвитеров, напрашивается неизбежный вывод о том, что вера обращена в повиновение, и Евангелие - в новый закон- что неизбежно везде, где стирается грань между Законом и Евангелием.

Это оказывает существенное влияние на работу церкви во всем мире. Согласно общему мнению всех церковных деноминаций, основной задачей церкви является проповедь Евангелия, включающая в себя и то, что наши вероисповедальные книги называют "политическим использованием" Закона. Согласно Апологии Аугсбургского Исповедания, поскольку Иисус Христос по Своей сущности не является Законодателем, Евангелие не может "нести в себе новые законы о гражданских формах правления", но оно "внешне позволяет нам использовать разумные и правильные политические постановления каждого народа, среди которого мы живем". Согласно реформатской точки зрения - Евангелие, наоборот, должно быть источником всех общественных и государственных законов. То, что Иисус Христос - Господь, Которому "дана ... всякая власть на небе и на земле", должно быть проявлено до наступления Последнего Дня, когда Он откроет Свою славу, скрытую сейчас, и церковь должна позаботиться о том, чтобы мир повиновался Его законам, содержащимся в Евангелии - уже сейчас. Различными способами реформатские теологи и церкви: Цвингли - в большей мере, чем осмотрительный Кальвин, английские и американские пуритане - в большей мере, чем немецкие реформаты - провозглашают Теократию (или "Христократию", если использовать выражение реформатского теолога Августа Лэнга) и, таким образом, выдвигают перед церковью задачи, к которым, с точки зрения лютеранства, церковь вообще не имеет никакого отношения.