Реферат Курсовая Конспект
ПСИХОДРАМА С ДЕТЬМИ, ПРОТИВОПОСТАВЛЕННАЯ ПСИХОАНАЛИЗУ ДЕТЕЙ - раздел Педагогика, Дж.л.морено Социометрия. Экспериментальный Метод И Наука Об Обществе...
|
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958. 137- 173с.
ПСИХОДРАМА С ДЕТЬМИ, ПРОТИВОПОСТАВЛЕННАЯ ПСИХОАНАЛИЗУ ДЕТЕЙ (1945)
В игровых ситуациях с детьми психоаналисты действительно создают структуру и помогают постановке эксперимента. Они, конечно, не только наблюдают и анализируют материал, но также действуют в качестве «вспомогательных ego» для детей. Следовательно, с интеллектуальной точки зрения было бы нечестным заявлять, как это делают некоторые психоаналисты, что ребенка не следует толкать, что игровая ситуация не должна «строиться», потому что в реальных условиях детской они действительно подталкивают, влияют и строят. В чем же преимущество не подвергать анализу и рассматривать как бессознательные те важные процессы, которые происходят между аналистом и ребенком, или преподавателем и ребенком, или между детьми. По-видимому, психоаналисты настаивают на применении строгого анализа только в тех областях, концепции которых им известны. Но как только они вступают в новую область, для которой еще не разработали концепции, они или автоматически применяют концепции других областей, или преуменьшают динамическое значение нового. Психоаналисты в этом случае противоречат своему собственному положению «анализировать». Но в ситуации со взрослыми существует параллель этому переносу. В игровой ситуации аналист становится контррежиссером, сорежиссером. Это означает, конечно, что в большей или меньшей степени происходит создание структуры. Как только этот факт признан, вместо тайного использования новых факторов, входящих в игровую ситуацию: а) другие лица — терапевт, преподаватель и другие дети — в качестве необученных вспомогательных ego, б) их межличные отношения, в) динамическая групповая структура, возникающая из их отношений, их спонтанность и творчество и возникающие постановки,— все они могут быть систематически развиты и контролируемы.
Игрушки, куклы и неодушевленные предметы старомодной детской являются весьма желательными в психодраматической детской. Но при бессознательной игре аналисту приходится стать «сознательным психодраматистом, для того чтобы устранять постоянную угрозу здоровому развитию детей; мир игрушек и кукол является плохой заменой широкому внешнему миру и тем живым людям, с которыми им предстоит встречаться». Игрушки, куклы и предметы должны, следовательно, быть «оживлены реальностью при помощи вспомогательных ego, их представляющих».
Сопротивление психоаналистов, как «ортодоксальных», так и «неортодоксальных», игровой психотерапии, и в особенности ее наиболее полной и определенной форме — психодраме,— является все еще преобладающим положением: просто смотрите на детей и анализируйте их на расстоянии, оставьте игровую ситуацию аморфной, такой, какая она имеется у детей, не стимулируйте спонтанность детей, позволяя им отнюдь не больше того, что позволяет им та культурная среда, в которой они выросли, направляйте возможно меньше, что часто просто означает быть необщительным и безответственным. Это сопротивление коренится в такой теории психоанализа; это сопротивление, которое я особенно ощутил между 1911 и 1914 годами, когда я начал применять игровую технику к детям, и снова, когда я открыл Stegreiftheater в 1921 году в Вене. Тогда принцип игры рассматривался как. противоположность, как антитеза психоанализа. Хотя много лет спустя после того, как я предложил яркую форму применения игрового принципа в теории и практике в виде спектакля, аналисты, подобно Мелании Клейн (1926) и Анне Фрейд, начали возражать против его применения в качестве психоаналитической техники. Потребовались значительные усилия в конце двадцатых и начале тридцатых годов, чтобы идее игры было уделено соответствующее внимание на собраниях психоаналистов, и даже теперь, в 1955 году, она далеко не полностью признается «ветеранами». Причина ясна: игра является чужеродным телом в психоанализе, ее полное признание означает капитуляцию всех психоаналитических концепций и их смену новыми. Это означает замену теории анализа теорией игры, или, более точно, теории психоанализа теорией психодрамы. С самого начала в моих работах игровой метод был тесно связан с «экспериментальным методом». С самого начала психоанализ противился экспериментальным методам, он держался только анализа. Игра, спонтанность, творчество, постановка, игровой катарсис, психодрама, социодрама, играние ролей — суть части естественного континуума, они являются ветвями того же дерева, у них общие корни. Психоанализ и все аналитические производные принадлежат к другому континууму, и у них другие цели.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
ИГРАНИЕ РОЛЕЙ В СОЦИОМЕТРИЧЕСКОМ ИССЛЕДОВАНИИ (1934)
Когда наша попытка помочь Эльзе приспособиться к группе, в которой она жила, путем лечения внушением, анализа ее поведения, изменения ее функции в общежитии и функции ее подруг внутри группы не привела к изменению ее поведения, мы задумали создать для нее совершенно новое окружение. Вопросом являлось, где и с кем ее поместить. В этом случае социометрический тест являлся полезным методическим путеводителем, указывающим нам тех индивидуумов в коллективе воспитательниц, преподавателей и других девушек, на которых было направлено ее спонтанное чувство. Когда мы обнаружили, что ее интерес более или менее сосредоточивался на некоторых лицах в трех разных коттеджах, мы обратили внимание на этих лиц, особенно на мотивы, побуждавшие Эльзу искать с ними общение, и то, как они реагировали на ее чувство. Поскольку объем ее знакомств в коллективе был мал, мы полагали, что, помимо этих лиц, могут быть многие другие лица, которые могли бы оказать благотворное влияние на нее, и мы пытались увеличить круг ее знакомств, заставив ее встречаться с ними в группах, играющих роли.
Эльза участвовала в одной из импровизированных игровых групп, ей часто предоставлялась возможность играть различные роли — роли дочери или матери, подруги или возлюбленной, горничной или богатой дамы, воровки или судьи. Она играла эти роли в многочисленных стандартных жизненных ситуациях, таких, какими они представляются подростку, растущему в трущобах большого индустриального города. В этих ситуациях она имела дело с семейным конфликтом: отец и мать, занятые ожесточенными спорами, в конечном счете ведущими к разводу; с трудовым конфликтом, когда ее увольняют с работы, потому что она поздно возвращается в общежитие; с любовным конфликтом, в котором она любит юношу, такого же бедного и отверженного, как она сама. Анализ текста и жестов, используемых в этих импровизированных ситуациях, дал нам ключ к лучшему пониманию ее ранней жизни в семье и тому эмоциональному напряжению, которое постепенно довело ее до настоящего состояния.
При этой технике мы имели возможность видеть ее играющей vis-a-vis тех индивидуумов, которых она выбрала в социометрическом тесте, а также vis-a-vis других девушек, которых она не знала раньше, а также в ролях, выбранных ею самой или нами. Когда социометрический тест был повторен через четыре недели, она прибавила трех других девочек к тем, с которыми хотела жить совместно, и в свою очередь была выбрана четырьмя. Девочки, к которым она чувствовала влечение, делились на тех, которые в свою очередь выказывали влечение к ней, тех, которые отвергали ее, и тех, которые были безразличны к ней. Для того чтобы понять, какие связи обещали быть более длительными и благотворными, мы заставили ее играть в стандартных жизненных ситуациях с различными лицами, как отвергающими ее, так и чувствующими к ней влечение, для того чтобы можно было представить, каково будет их поведение по отношению к ней в жизни. Нашим принципом было дать девушкам возможность самим найти любую ситуацию, которая может случиться в жизни и с которой они могут встретиться в один прекрасный день. Сравнение серии записей 82 ситуаций показывает, что только две из семи девушек, выбранных Эльзой, вызвали у них спонтанное выражение, которое находилось в благоприятном контрасте в отношении эмоции и суждения с ее повседневным поведением и в которых не было обычных мелких тенденций, которые проявлялись в ее речи и действиях, когда она играла с другими девочками. Казалось, ей хотелось завоевать симпатию Жанетты и Флоренс, когда она играла с ними. После постепенного исключения коттеджей, не подходящих для Эльзы, и тщательного рассмотрения ее отношения к этим двум девушкам, а также к воспитательнице коттеджа II этот коттедж, по-видимому, оказался наиболее подходящим для Эльзы.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ ЭЛЕКТРОЗАПИСИ ДЛЯ КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ (1944)
Теперь, когда электрозапись терапевтических сеансов повсеместно признана и используется психотерапевтами всех направлений, может быть, стоит рассказать, как эта идея возникла у меня. Каждая новая идея имеет свой собственный генезис, обычно в лице мыслителя, ни одна идея не возникает из ничего, хотя несведущему, которому не «известны муки первооткрывателя, и может так показаться.
Между 1921 и 1925 годами я был занят двумя параллельными исследованиями: во-первых, изучением электромагнитных полей и изобретением записывающего инструмента и, во-вторых, изучением спонтанности — творчества, а также инструментов прогресса «исследования спонтанности» (см. «Stegreiftheater», 1923). Хотя эти две идеи кажутся несовместимыми, именно благодаря их комбинации возникла идея электрозаписи терапевтических сеансов.
В сотрудничестве с Франком Лерницем мы начали с того, на чем кончил датский инженер Паульсен. Мы предложили следующие улучшения: а) замена стальным диском тесьмы Паульсена; б) использование обеих сторон диска — одной для слуховых, а другой для зрительных впечатлений;
в) помимо этого, его использование в качестве «электромагнитного фонографа», чтобы связать инструмент с радио и телевидением и таким образом создать теле- и радиоконсерв. Вот почему изобретение было названо «радиофильмом». Новость об этом изобретении была сообщена из Вены агентством Ассошиэйтед Пресс, а «Нью-Йорк тайме» впервые ознакомила с ней американского читателя («Нью-Йорк тайме», пятница, 3 июля 1925 г.):
«Изобретение радиозаписи: венские ученые записывают диктора на диск фонографа.
Сегодня венская пресса сообщила о нововведении в радиовещании. Таковым является изобретение австрийского ученого Морено и инженера Лерница, которое, по их словам, делает возможным фиксирование звуков радиовещания так же, как на граммофонной пластинке, и их последующее воспроизведение любое количество раз. Главная часть аппарата состоит из дисков, на которые записываются звуки радиовещания при помощи спирали, состоящей не из более глубоких или более мелких нарезов, как на граммофонной пластинке, а из непрерывного ряда более или менее сильно намагниченных точек, согласно силе или объему звука. Также возможно записать только некоторые части, пропуская другие. Диски размагничиваются путем простого процесса и могут быть снова использованы. Изобретатели не заявляют, что они открыли какой-либо новый принцип, но что они просто объединили известные элементы в нечто определенно новое».
Американский концерн финансировал это изобретение и вместе с моделью доставил нас в Соединенные Штаты в октябре 1925 года. Следовательно, я приехал в США не из-за социометрии или психодрамы, но благодаря нашему изобретению инструмента для электрозаписи. Идея создания записей терапевтических сеансов представилась мне весьма важной возможностью сделать терапевтическое исследование более точным и объективным и наиболее полезным для психических больных. Вначале я упорно отвергал эту идею по следующим причинам: она противоречила гиппократову правилу — не опубликовывать истории болезни больных, особенно сведений интимного характера. Электрозапись терапевтических процессов и их последующее воспроизведение казались неэтичными, полностью противоречащими духу гиппократовой клятвы. Помимо этого, во многих местах превалировала и все еще превалирует идея, что пациенты, обращающиеся за советом к психотерапевту, будут весьма обеспокоены, если они будут знать, что произведена запись их слов, и это даже может помешать их выздоровлению. Полагали, что это может помешать спонтанности их высказывания и, таким образом, снизит терапевтический эффект врачебного совета. Также выяснилось, что у пациента будет справедливая причина возбудить дело о клевете против врача за опорочивание его частной жизни и подрыв его положения в обществе благодаря демонстрации таких записей. Поэтому моей первой реакцией на эту идею было: «Нет, этого нельзя делать». Между тем, когда я организовывал лабораторию для исследования спонтанности в Спонтанном театре (Stegreift heater) в Вене, я независимо от этого пришел к проблеме, которая являлась в известной степени параллельной. В театре спонтанности не существует какого-либо писаного текста. На самом деле, в старом драматическом исследовании проблема записи действий не существовала, потому что рукопись пьесы и режиссерские указания были даны заранее. Предполагалось, что каждое представление являлось стопроцентным повторением записи, уже сделанной драматургом и режиссером. Не требовалось дополнительной записи развивающегося .действия. Но в театре спонтанности стали необходимыми .какие-то средства записи, так чтобы была возможность со-. хранить для студентов и пациентов то, что было создано в этот момент. Шагом в этом направлении являлась моя запись межличных постановок при помощи межличных и позиционных, диаграмм. Хотя они являлись хорошим приемом измерения, они были слишком неполными и безжизненными. Электрозапись допускает воспроизведение не только подлинных слов и диалога, но и подлинного голоса участников.
Кроме того, поскольку сохраняется полная акустическая картина сеанса, у исследователя-клинициста возникают возможности анализа, возможности, возникающие не так легко, если имеются только отрывочные записи происходящего, сделанные по окончании сеанса. Идеи, возникшие у меня позднее, являлись логическим следствием записи: а) анализ содержания словарного объема каждого участника; я выдвинул гипотезу, что количество слов, произнесенных в данной ситуации, является показателем агрессивности или неагрессивности данного индивидуума; б) количественный анализ эмоционального и идеологического содержания постановки (см. «Кто выживет?», стр. 186—190);
в) длительность сеанса и отношение действии к паузам.
Поэтому я предложил, чтобы «говорящая машина фотографировала процесс» и «чтобы мы систематически пользовались этой машиной при записи личных данных». И далее, что «любые реакции, наблюдаемые психологом, и данные, сообщаемые индивидууму во время случайного или запланированного интервью, малоценны, по крайней мере, с точки зрения совместного, поддающегося контролю исследования, поскольку они являются просто впечатлениями, оставшимися в памяти наблюдателя. Многообразные интерпретации, предлагаемые сторонниками субъективизма в психологии, не являются соответствующей демонстрацией и рассмотрением совершившегося, поскольку в них не сохранен момент».
Также «.изучение применения электрозаписи привело автора и его сотрудников к подчеркиванию значения записи спонтанного поведения в специально выбранных ситуациях, которые являлись неподготовленными и неожиданными для испытуемого»[1]1.
Я также предложил, чтобы «запись мимического выражения реакции, которую можно недооценить в спешке представления, стала доступной для изучения. Знаки, предпочитаемые психологом и, следовательно, подчеркиваемые им, присутствуют здесь совместно со знаками, которые он мог просмотреть.
Умственная одаренность, которая сказывается в большой способности к мимическому выражению, может тогда наблюдаться одновременно со сравнительно малой способностью к вербальному выражению, или наоборот, и, таким образом, может быть соответственно оценена. Это несоответствие вербального выражения другим выражениям субъекта ведет к выводу, что свободная ассоциация слов сама по себе часто является обманчивой основой изучения. Многие жесты и движения, непроизвольные или произвольные, остаются незамеченными испытателями во время теста благодаря тому, что сам процесс поглощает все их внимание. Эти действия часто имеют определенное влияние на субъекта. Во время последующего просмотра фильма каждое малейшее отклонение поведения может стать значимым наряду с ключом к противоречащим тенденциям в действующих лицах»1.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
ОБСУЖДЕНИЕ РАБОТЫ СНАЙДЕРА «СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПСИХОТЕРАПИИ» 2 (1947)
Психиатры часто утверждали, что психологи не «способны» заниматься психотерапией, но за последние годы их точка зрения постепенно менялась. Психологи в свою очередь часто утверждают, что они обладают преимуществом перед психиатрами в использовании научных методов. Однако объективный подход и взаимопонимание чрезвычайно важны, если мы хотим иметь единый фронт психотерапевтов. Благодаря таким статьям, как статья Снайдера, еще больше увеличится существующий хаос в психотерапии, а также пропасть между психиатрами и психологами. Автор постоянно подчеркивает, что психиатры часто склон-ны к ненаучному, субъективному, интуитивному подходу, в то время как психологи верят в экспериментальный метод и в научное утверждение; психиатры широко пользуются эзотерической терминологией, а психологи используют термины, которые являются универсальными, то есть принятыми повсеместно учеными. Такой предрассудок, который пронизывает всю статью, сильнее всего выражен в заявлении, направленном против Фрейда и Морено. В главе о психоанализе автор говорит:
«Одной из трудностей для читателя, не искушенного в психоанализе, является то, что словарь психоаналистов иастолько эзотеричен, что часто мало что значит... Большинство психиатров в этой стране и почти каждый психолог скорее согласятся с Бланшетт, что психоанализ — это медицинская психология, не имеющая достаточных корней или связей с научной медициной и научной психологией».
В главе о психодраме он говорит: «Сам Морено ненаучен и интуитивен в своем подходе... Морено постулирует отношения и модели поведения, которые можно объяснить только в терминах его эзотерической системы. В этом отношении его метод подобен психоанализу Фрейда» (стр. 333). Общеизвестно, что психоанализ имеет свои корни во французской психиатрической школе Шарко. Если он даже внес несколько оригинальных идей в медицинскую психологию, это само по себе не делает его ненаучным. В статье по психотерапии обращаться с Фрейдом так, как будто он мертвая собака, просто смешно. Он был великим эмпиристом, он тщательно формулировал свои гипотезы и отбрасывал их, когда новые наблюдения, по-видимому, требовали этого. То, что он был доэкспериментален, не означает, что он был ненаучен, ибо психология индивидуума не вышла еще из своего детского возраста, когда Фрейд занялся ею; он был настолько научным, насколько это допускала данная стадия развития. К несчастью, слова «научный» и «эзотерический» употребляются Снайдером в морализующем, почти поучительном тоне. Все научные термины когда-то были эзотерическими, и многие из них являются теперь повсеместно принятыми. Нужно ли бояться вводить новые идеи или создавать их только из-за того, что наши современники сочтут их эзотерическими? Не нужно позволять, чтобы боязнь новых идей и нелюбовь к оригинальности подняли голову под прикрытием ограниченной концепции науки и возникновения новых идей.
В руках Снайдера психодрама и социометрия становятся интуитивными и эзотерическими, пользуясь его собственной терминологией. Если бы он захотел более тщательно изучить предмет, он узнал бы, что выдающиеся достижения психотерапии за последние годы тесно связаны с социометрическими и психодраматическими методами. Это не имеет ничего общего со спорами о «направляемом-ненаправляемом» поведении, которые психиатры ведут в течение более пятидесяти лет. При «социометрической консультации» консультант может быть анонимным; он не только не направляет поведения, но он может совершенно не присутствовать, когда происходит процесс терапевтического выбора. Социограмма, отражающая эмоциональные течения, действующие среди членов группы, становится объективным документом, на котором основаны его рекомендации в качестве советчика. В принципе процесс соучастия перенесен из отношения консультанта к клиенту в отношения клиента к клиенту.
Психодраматическая консультация более сложна; практически все проблемы, которые появляются отдельно в жаждой из текущих психотерапий, вновь возникают в увеличенном виде или в новых комбинациях во время психодраматического сеанса. Благодаря разнообразию проблем, с которыми клиенты приходят к нам, имеется много версий психодрамы. Единый метод, который может быть применен повсеместно, еще не найден. Наиболее старой и популярной формой психодрамы является самонаправляемая форма, в которой Я клиента является единственным режиссером-постановщиком, причем, если он этого пожелает, ему помогают в этом режиссер и вспомогательные ego. В другой версии психодрамы режиссер находится вне ситуации и терапевтический процесс имеет место между двумя и более .клиентами, участвующими в конфликте.
Не может быть большего контраста, чем тот, который существует между нережиссируемым интервью и саморежиссируемой постановкой психодрамы. Отсутствие режиссуры требует минимального самовыражения консультанта; психодрама требует максимального самовыражения клиента. Слово «нережиссируемый» часто вводит в заблуждение. Это негативный термин, подразумевающий, что нужно позволить спонтанности клиента выразить себя без какого-либо вмешательства извне. Авторы— сторонники отсутствия режиссуры часто пользуются языком спонтанности в обратном смысле; они озабочены тем, чтобы консультант возможно менее стимулировал клиента, но не заботятся о том, насколько силен стимул субъекта быть самим собой. На практике наблюдаются различные типы интервью; было, однако, обнаружено, что как бы ни осторожен был интервьюирующий в своих вопросах на уровне действия, они играют различные роли, которые воздействуют на субъекта не поддающимся контролю путем. Один консультант может играть отцовскую роль, одобрительно улыбаясь, у другого деловой подход, третий может быть холоден и безразличен;
?• -Все они могут пользоваться той же ^амой техникой опроса, Но впечатление, произведенное на клиента, будет разным. Очевидно, что сам внешний облик консультанта обязательно влияет на клиента; он обладает, как мы, социометристы, говорим, телеэффектом.
Господин Снайдер ссылается на одну из моих работ—«Научные основания групповой психотерапии». Ему не известно, что эта статья — просто подведение итогов, что за ней стоят пятнадцать лет исследовательской работы, в которых принимало участие несколько сот сотрудников и которая была изложена в девяти томах «Социометрии», в книгах, подобных «Кто выживет?», и приблизительно в пятидесяти монографиях. Верх невежества в отношении значения психодрамы и групповой психотерапии проявляется в заявлении Снайдера: «При оценке психодрамы, пожалуй, стоит отметить, что сам Морено проводит в Нью-Йорке дважды в неделю платные сеансы для публики» (стр. 334)1'. Это явно осуждающее замечание. Снайдер, по-видимому, полагает, что недостаточно для психотерапевта, а, может быть, также и ненаучно и неприлично проводить публичные сеансы. Дело в том, что наиболее революционные изменения со времени психоанализа в психотерапии связаны с открытыми сеансами для публики. Мои открытые сеансы имели огромное значение, поскольку они разрушили два канонических шаблона, в первую очередь тот, что консультант запирался с клиентом в отдельную комнату и никакой другой клиент или консультант не разделяли опыта данного сеанса: он был и должен был оставаться строго секретным. Публичный сеанс широко открыл дверь для участия больших и малых групп в общем терапевтическом опыте. Во-вторых, не проводилось записей во время сеанса, который должен был оставаться священным и секретным в интересах клиента. Но как только была нарушена интимность терапевтического отношения один на один, стало само собой разумеющимся, что позволительно одновременно наблюдать и записывать терапевтический процесс. Это проложило путь к объективизации интервью. Клинические достижения, полученные благодаря публичному сеансу, автоматически вызвали также достижения в объективной записи и анализе его операций. Принцип электрозаписи, производимой одновременно с терапевтическим процессом, был провозглашен мною семнадцать лет назад и с тех пор присутствовал во всех моих работах и часто применялся на практике; поэтому любопытно, что Снайдер приписывает приоритет в этом нережиссирующему советчику:
«Реакции, наблюдаемые психологом, и откровения индивидуума в течение интервью, случайного или планируемого, являются малоценными, по крайней мере с точки зрения совместного поддающегося контролю исследования, поскольку после сеанса они становятся просто тем, что запечатлелось в памяти наблюдателя. Многообразные интерпретации, предлагаемые сторонниками субъективизма в психологии, не являются соответствующей демонстрацией и рассмотрением совершившегося, поскольку в них не сохранен момент. Я часто предлагал поэтому, чтобы «говорящая машина фотографировала процесс» и чтобы мы систематически пользовались этой машиной при записи личных данных»2.
Психодраматическая процедура, будучи отпрыском социометрии, должна рассматриваться и оцениваться на основе социометрической методологии и эксперимента. Концепции, подобно социодинамическому эффекту, социальному атому и теле, могут показаться эзотерическими и интуитивными только тому, кто сам не знаком с методами, при помощи которых они исследовались.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
ПСИХОДРАМА И ГРУППОВАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ 1 (1946)
Так же как и сегодня, две тысячи лет назад человечество переживало кризис, имеющий величайшее значение. Для широких масс катарсис пришел из христианства благодаря универсальности его методов и практичности его средств — любви и исповеди, милосердию и надежде,— вместо того чтобы прийти из философских школ Египта и Греции. В наше время социальные и духовные науки стремятся к 'Шгому, что некогда было достигнуто религией. Человеческие массы страдают от социального и духовного беспокойства. Вероятно, катарсис будет снова принесен средствами, которые объединяют универсальность метода с большой практичностью. Одним из наиболее обещающих методов, развившихся за последние двадцать пять лет и отвечающих этим требованиям, является психодраматический метод.
Драма является транслитерацией греческого слова «драма», которое означает действие или нечто совершенное. Поэтому психодраму можно определить как науку, которая исследует «истину» драматическими методами.
Психодраматический метод в основном пользуется пятью инструментами: сценой, субъектом или пациентом, режиссером, штатом терапевтических помощников или вспомогательными ego и публикой. Первым инструментом является сцена. Почему сцена? Она дает пациенту жизненное пространство, максимально гибкое и обладающее многими измерениями. Жизненное пространство реальности бывает часто узким и ограничивающим, и пациент может легко утратить свое равновесие. Он его сможет обрести на сцене благодаря ее методологии свободы — свободы от невыносимого напряжения и свободы для опыта и выражения. Пространство сцены является расширением жизни за пределы тестов реальности самой жизни. Реальность и фантазия не находятся в конфликте, но обе являются функциями в пределах более широкой сферы — психодраматического мира предметов, лиц и событий. Логически тень отца Гамлета так же реальна и имеет такое же право на существование, как сам Гамлет. Иллюзии и галлюцинации оделись плотью, воплощены на сцене и обрели статус, равный нормальным чувственным восприятиям. Архитектурный проект сцены соответствует терапевтическим требованиям. Ее округлые формы и различные уровни, уровни вдохновения, подчеркивающие вертикальный размер, стимулируют освобождение от напряжения и допускают мобильность и гибкость действия. Локус психодрамы, если это необходимо, может находиться повсюду, где бы ни находились пациенты, а поле битвы — в классной комнате или частном доме. Но окончательное разрешение глубоких душевных конфликтов требует объективной обстановки терапевтического театра. Так же как в религии, хотя верующий и может молиться богу в своей собственной комнате, только в церкви община верующих достигает наиболее полного подтверждения их веры.
Вторым инструментом является субъект, или пациент. Его просят быть самим собой на сцене, отобразить его собственный частный мир. Ему велят быть самим собой, а не актером, ибо актер принужден пожертвовать своим собственные частным ради роли, налагаемой на него драматургом. После того как пациент произвел разминку перед предстоящей задачей, для него сравнительно легко отобразить свою повседневную жизнь в действии, ибо никто не является большим авторитетом в отношении его самого, чем он сам. Ему приходится действовать свободно, по мере того как в его уме возникают вещи. Вот почему ему нужно дать свободу выражения, спонтанность. Следующим по значению за спонтанностью идет процесс самой игры. Процесс здесь выходит за пределы вербального уровня и переходит в уровень действия. Имеется несколько форм играния: делать вид, что исполняешь такую-то роль, играние сцены, имевшей место в прошлом, переживание проблемы, довлеющей над нами в настоящее время, воплощение жизни на сцене или проба самого себя в отношении будущих действий. Следующим является принцип участия. Нас воспитали на идее, что в пробных ситуациях, так же как и в лечебных, наибольшей желательной вещью для пациента является минимальное участие других лиц и предметов. Иллюстрацией этого является «Роршах». Роршаховская ситуация сводится к чернильным пятнам. При Роршахе меняются субъекты, но ситуация остается всегда неизменной. Ее величайшим достоинством считается то, что она чистая и, следовательно, является «объективным» тестом. Психоаналитическое интервью в своей ортодоксальной форме пыталось быть чистым и объективным, сводя к минимуму участие аналистов. В психодраматической ситуации максимальное участие других лиц и вещей не только возможно, оно предполагается. Реальности не только не боятся, но ее вызывают. На самом деле психодраматическая ситуация включает участие всех степеней от минимума до максимума. Помимо этого, существует принцип реализации. Пациенту дают возможность не только встретиться лицом к лицу с разными сторонами своего я, но также и с другими лицами, которые участвуют в его душевных конфликтах. Это могут быть реальные действия или иллюзии. Тест реальности, который является просто термином в других видах терапии, на сцене действительно приобретает свою актуальность. Процесс разминки субъекта в отношении психодраматического отображения стимулируется многочисленными приемами, из которых здесь упомянуты только некоторые: знакомство с самим собой, монолог, проекция, интерполяция сопротивления, играние противоположной роли, двойное ego, прием отражения, вспомогательный мир, техника реализации и психохимическая техника. Цель всех этих приемов — не превратить пациентов в актеров, но скорее побудить их стать на сцене тем, чем они в действительности являются, более глубоко и полно, чем это, по-видимому, происходит в реальной жизни. В качестве действующих лиц пациент имеет или реальных людей из его личного мира — жену, отца, ребенка и т. д.,— или актеров, изображающих их, вспомогательных ego.
Третьим инструментом является режиссер. У него три функции: постановщика, терапевта и аналиста. В качестве постановщика он должен быть все время начеку, чтобы превратить каждый намек, предлагаемый субъектом, в драматическое действие, объединить линию постановки с жизненной линией субъекта и никогда не позволять постановке терять контакты с публикой. В качестве терапевта ему дозволяется по временам нападать на субъекта и шокировать его, так же как и смеяться и шутить, иногда он может устраниться от непосредственного вмешательства и быть пассивным, и кажется, что практически весь сеанс направляется пациентом. В качестве аналиста он может дополнять свою собственную интерпретацию реакциями, исходящими от информаторов в публике: мужа, родителей, детей, друзей или соседей.
Четвертым инструментом является штат вспомогательных ego. Эти вспомогательные ego, или терапевтические актеры, имеют двойное значение. Они являются дополнениями к режиссеру, исследующими и терапевтическими, они также являются дополнениями к пациенту, отображающими действительных или воображаемых участников его жизненной драмы. У вспомогательного ego три функции: функция актера, играющего роли, необходимые в мире пациента, функция терапевтического агента, направляющего субъекта, и функция социального исследователя.
Пятым инструментом является публика. Сама публика имеет двойную задачу. Она может служить для того, чтобы помогать пациенту, или субъект на сцене может помогать ей, и, таким образом, публика становится в свою очередь пациентом. Когда публика помогает пациенту, она является выражением общественного мнения. Ее реакции и комментарии являются неподготовленными, так же как и реакции пациента, они могут варьировать от смеха до резкого протеста. Чем более изолирован пациент, например, потому, что его драма на сцене обусловливается иллюзиями и галлюцинациями, тем важнее для него присутствие публики, которая готова принять и понять его. Ситуация меняется, когда субъект помогает публике, которая, таким образом, становится в свою очередь пациентом. Публика видит самое себя, то есть одну из своих коллективных синдром, изображаемых на сцене.
Сцена психодраматического сеанса открыла путь к исследованию действием и терапии действием, тесту роли и тренировке роли, ситуационным тестам и ситуационным интервью, и в то же время публика стала общепризнанной почвой для наиболее известных форм групповой психотерапии, таких, как лекции, драма и фильмы. Научные основы групповой психотерапии нуждаются в качестве предпосылки в основной науке о человеческих отношениях, широко известной под названием «социометрия». Именно из «социометрии», патологического соответствия такой науке, можно получить знание ненормальной организации групп, диагноза и прогноза, профилактики ненормального группового поведения.
Теперь, когда мы описали пять основных инструментов, необходимых для проведения психодраматического сеанса, мы можем задать себе вопрос: каковы же результаты? Мы ограничимся здесь описанием только одного явления — душевного катарсиса (происходит из греческого, означает очищение). Брейер и Фрейд пребывали в неведении относительно психотерапевтических выводов из драматической среды, которую упоминает Аристотель. На долю психодрамы выпало вновь открыть и развить идею катарсиса в его связи с психотерапией. Мы продолжали эту мысль там, где остановился Аристотель. Мы также начали с драмы, но провели процедуру в обратном порядке. Мы направили наше внимание не на конечную, а на начальную фазу драмы. Душевный катарсис наступил, когда мы выступили на сцену с нашими исследованиями, которые можно найти только в драматической литературе в смутных воспоминаниях о старом определении Аристотеля,—термин, который практически вышел из употребления. После того как этот термин вновь широко употреблялся в начале 90-х годов прошлого столетия, психоаналисты вывели его из употребления. Практически всякая человеческая деятельность может являться источником некоторого катарсиса; проблемой является определить то, из чего состоит катарсис, чем он, например, отличается от счастья, удовлетворения, экстаза, удовлетворения нужд и т. д. и является ли один источник более мощным в вызывании катарсиса, чем другой; имеется ли общий элемент для всех источников, которые действуют при вызывании катарсиса. Следовательно, моей целью было определить катарсис таким образом, чтобы все виды влияния, обладающие заметным катартическим эффектом, могли рассматриваться как положительные ступени в едином общем процессе действия. Я открыл общий принцип, вызывающий катарсис,— спонтанность.
Благодаря универсальности акта и его первобытной природе он поглощает все другие формы выражения. Они все, естественно, вытекают из него, или можно способствовать их возникновению через словарные ассоциации, музыкальные ассоциации, цветные ассоциации, ритмические и танцевальные ассоциации или при помощи любого другого стимула, который может вызывать или затормаживать тот или иной фактор. Например, использование психохимических стимуляторов, подобно успокаивающим, таким, как препараты барбитуровой кислоты, амиталовый натрий и натрий пентатал; или методами тока, такими, как инсулин, метразол или электричество; или эндокринологическими препаратами, как тиреоидин,— все они входят в схему общего катарсиса. Они могут обусловливать и подготовлять организм к психодраматической интеграции. Потребность в драме может быть временно заглушена, например лечением сном или шок-терапией. Но основную потребность в реализации некоторых фантастических образов нельзя «устранить шоком». Если только субъект не превратился в умственного инвалида вследствие хирургического вмешательства и длительного лечения шок-терапией, напуганный на время пациент обязательно снова рецидивирует и воспроизведет тот же самый тип душевного синдрома, который существовал до лечения. Именно в этот поток катартического действия текут все ручейки частичного катарсиса.
Лечение публики является важной альтернативой индивидуального лечения. Отношение публики самой к себе во время психодраматического сеанса, когда ее лечит ее собственный представитель на сцене, дает нам ключ к причинам катартического эффекта психодрамы. Согласно историкам греческой драмы, первой появилась публика, а хор размышлял об общем синдроме. В хоре были солисты, но они не выходили за рамки хора. Эсхилу приписывают помещение первого актера в социальное пространство вне хора — на сцену. Актер не говорил с хором, но отображал злоключения собственного героя. Эврипиду приписывают помещение второго актера на сцену, и таким образом стали возможными диалог и взаимодействие ролей. Нам можно приписать помещение самой психики на сцену. Психика первоначально исходила из группы, после процесса реконверсии на сцене, воплощаемая актером, она возвращается в группу в виде психодрамы. То, что наблюдается и ощущается как нечто вызывающее удивление, как новое и пышное, на сцене выглядит для участников после тщательного выявления обычным и хорошо известным им процессом, их собственным я. Психодрама, как в зеркале, отражает их личность.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
ПСИХОДРАМА И ГРУППОВАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ II (1948)
За последние два столетия в области психотерапии произошли три революции. Каждая характеризовалась специфическим изменением процедуры. В каждой из них новая практика постепенно заставляла пересмотреть теорию, но в каждой последующей революции новый метод, включая предыдущую форму, был больше по размаху и выше по степени.
Первая революция в середине XVIII столетия связана с ' именем венского врача Месмера. Действие, гипноз, состояло в приведении пациента в состояние транса. Месмер полагал, что гипнотизер вызывает состояние «гипнотизируемого», и разработал теорию животного магнетизма, согласно которой флюид истекает от врача к субъекту.
В конце XIX столетия другой житель Вены Фрейд вызвал новую революцию, отвергнув гипнотический сон как, лечебное средство и введя новый вид действия. Пациент и врач встречаются вполне сознательно, пациенту говорят, чтобы он рассказал доктору все, что ему приходит на ум. При помощи этого метода, названного психоанализом, врач надеялся достичь всех тех результатов, которые раньше достигались при помощи гипноза, и еще много большего результата, чему преграждало путь гипнотическое состояние пациента. Психоаналитический метод привел к тому, что месмеровская теория животного магнетизма и ее рационалистические модификации Шарко, Бернгейма и других вышли из употребления и были заменены хорошо известной системой психоаналитических теорий.
Во время решающих лет между 1900 и 1925 годами, когда развивались теория и практика психоанализа, существовало много широко обсуждаемых различий между психоаналитическими школами. Хотя конфликт между Фрейдом, Юнгом и Адлером был вызван различными взглядами на анализ и интерпретацию, но между ними не было конфликта в отношении процедуры. Фрейдисты делали упор на либидо и его кахексис в качестве основной детерминанты человеческого поведения. В то же время Адлер предпочитал в качестве основы своего анализа неполноценные органы и неполноценные чувства. Что касается Юнга, для него, по-видимому, имели значение коллективное бессознательное и экстровертный-интровертный типы личности. Но если бы мы смогли зайти в кабинет фрейдиста, адлерианца пли последователя Юнга в период между 1910 и 1930 годами, процедура всюду была той же самой. Врач и пациент находятся одни в совершенно изолированном кабинете врача, полностью недоступном для наблюдателя. Имелись небольшие модификации. В одном случае пациент лежал на кушетке, в другом случае сидел перед врачом, в третьем случае процедура была менее формальной и сеанс короче. Но во всех случаях пациент свободно говорил о самом себе, а врач давал анализ полученного материала. Как бы ни был велик контраст между методом и глубиной интерпретации, процедура оставалась неизменной.
В наше время, за последние двадцать пять лет, произошла новая революция, когда первый терапевтический театр был открыт в Вене. Она была опять вызвана радикальным изменением процедуры. Метод стал известен под названием психодрамы, социодрамы, и состояла игрании ролей и выполнении действия. Пациент стал теперь актером на сцене, играющим перед более или менее многочисленной аудиторией других пациентов. Отношения между врачом и пациентом стали второстепенными. Мы снова оказались в центре пересмотра теории. С новой процедурой возникают новые концепции и теории. Эти процедуры состоят из двух частей:
а) лечение аудитории (групповая психотерапия); б) представители группы отображают на сцене проблемы, от которых страдает аудитория (терапия действием). Группы видят отражение самих себя во многих версиях на сцене. Они смотрят на это отражение и видят себя. Систематически прослеживаются реакции, происходящие от шока, audio ego (лица, составляющие публику) и вспомогательных ego (актеры на сцене).
Резюме
«Психоанализ... начался только тогда, когда я отверг технику гипноза» (Фрейд, «Автобиография», 1935). Я мог бы перефразировать это, сказав: психодрама началась, когда я отказался от кушетки и приема свободной ассоциации и заменил их открытым пространством многих измерений (сцена или любое другое открытое место), а также психодраматическими приемами.
Дж.Л.Морено
Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе.
Издательство «Иностранной литературы», М., 1958.
ГРУППОВАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ СПЛОЧЕННОСТЬ (1948)
Я часто поднимал вопрос относительно сплоченности группы и возможного отношения сплоченности к терапевтическому успеху. Но для того, чтобы определить, что такое сплоченность группы, нужно ответить на более общий вопрос, как образуются группы. Какие факторы входят в образование группы in st at u nascendi и какие факторы превращают группу с примитивной структурой в группу высокоорганизованной структуры? За последние два десятилетия социометристами было проведено большое количество экспериментов в различных коллективах. Нашей предпосылкой было то, что группы имеют свою собственную структуру и что надо создать специальные инструменты для проведения эффективного исследования в этой новой области. Психологические, психиатрические, психоаналитические и социологические инструменты, которые обычно применялись в то время, когда наша работа была начата, оказались совершенно неподходящими. Новые групповые процедуры теперь обычно известны под названием социометрических:
социометрический тест, тест знакомства, тест спонтанности, тест действия, ситуационный тест, психодраматический и социодраматический подходы — вот только некоторые из них. При помощи этих способов стали возможными эмпирическое изучение групповой структуры и изолирование факторов, которые участвуют в их формировании. Наиболее важный фактор, который мы пытались установить, был назван «теле», греческое слово, означающее «проекция во вне».
Предполагалось, что теле — причина сплоченности внутри группы. Телегипотеза проверялась следующим экспериментом. Семь групп, состоящих из действительно связанных между собой лиц, подвергались социометрическому тестированию и сравнивались с семью случайными группами, состоявшими из случайных лиц. Обнаружилось, что группы, состоящие из реальных людей, постоянно обнаруживали специфические социальные конфигурации взаимодействия между ними — большое количество взаимных влечений или взаимной враждебности и более сложную структуру в виде треугольников, четырехугольников и цепей. В то же время в случайных группах имелось большое количество неудовлетворенных влечений и небольшое число взаимных отношений, как позитивных, так и негативных. Разница в структуре действительных групп и случайных групп и переход от групп с примитивной структурой к группам с высокой структурой должны быть приписаны специальному фактору — теле. Сплоченность группы С является, следовательно, функцией f от теле Т; С= f(T).
Был проведен ряд экспериментов, для того чтобы установить, когда и как происходит изменение в групповой структуре, переход группы с низкой сплоченностью в группу высокой сплоченности. Сплоченность определялась структурой данной группы, которая обнаруживалась, когда группы подвергали социометрическому тестированию и устанавливали количество изолированных пар, треугольников, цепей, сетей, звезд, позитивных или негативных. При изъятии лиц с низким социометрическим статусом из группы и включении в нее лиц с высокой степенью социометрического статуса улучшалась сплоченность группы, как это показали социометрические тесты, проведенные до и после первого и второго распределений. Используя социометрические тесты в двух временных пунктах развития группы, можно было измерить изменение ее сплоченности. Но динамические изменения в структуре могут быть спонтанными, то есть происходящими в группе автономно и без какого-либо вмешательства извне, а также без какой-либо сознательной манипуляции. Поэтому был проведен дополнительный эксперимент, в котором спонтанное развитие группы сравнивалось с социометрически планируемой группировкой. Эксперимент убедительно доказал, чтопри помощи социометрической групповой техники сплоченность группы развивается скорее, если не ставятся никакие препятствия спонтанным условиям группы.
Группы пациентов, участвующих в лечебной ситуации должны подвергаться диагностическому тесту каждый раз, когда они собираются для лечения. Тест покажет структуру группы в данный момент, изменения в структуре, которые произошли со времени последнего теста. На основе данных можно произвести рекомендации: а) в отношении размера группы (устраняя некоторых пациентов и прибавляя новых); б) в отношении частоты сеансов (если лечебные сеансы происходят через слишком большие промежутки времени, сплочение группы может быть замедлено; если они слишком часты, точка насыщения оптимальной пользы может остаться незамеченной); в) в отношении наиболее полезной и наиболее подходящей среды для терапевтического эффекта лекции и их типа дискуссии и темы, представления проблемы пациента группе, психодрамы и т. д.; г) также об отношении участников к условиям in situ, то есть за пределами лечебных сеансов, в тех местах, где они живут и работают.
Таким образом можно установить потребность в групповой психотерапии. Затем можно тщательно измерить неудачу, а также успех групповой психотерапии, можно также установить показания и противопоказания относительно типа групповой психотерапии и определить длительность лечения.
ПРОГРЕСС В СОЦИОМЕТРИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ И ЕЕ НЕДОСТАТКИ
– Конец работы –
Используемые теги: Психодрама, детьми, противопоставленная, психоанализу, детей0.051
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ПСИХОДРАМА С ДЕТЬМИ, ПРОТИВОПОСТАВЛЕННАЯ ПСИХОАНАЛИЗУ ДЕТЕЙ
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов