Проблема врожденных установок

Наиболее интересные данные, полученные в приюте,касаютсядетских игр, которые любой психоаналитик с первого взгляда определил бы как результат подражания сцене физической близости, подсмотренной в спальне родителей. И это несмотря

Метод наблюдения в исследовании развития детей23 1

нато, что дети попали в приют прямо из родильного дома в де­сятидневном возрасте и с тех пор проживали там постоянно без связи со своими семьями; они никогда не видели своих роди­телей наедине друг с другом и не были знакомы с обстановкой спальни, у них никогда не было возможности наблюдать ин­тимные отношения взрослых. Поскольку также следует исклю­чить влияние внешних раздражителей, можно предположить, что игра такого рода является выражением врожденной, изна­чально сформированной, инстинктивной установки, — вывод, который, оказавшись верным, подвергнет сомнению некоторые положения аналитических реконструкций сцен коитуса, наблю­даемых детьми в раннем возрасте.

В работе «Дети без семьи» мы уже сообщали об интересных данных, полученных при наблюдении мальчиков во время пере­хода от анальной к фаллической фазе. В это время, характери­зующееся полным изменением их поведения по отношению к лицам, заменяющим им мать, они демонстрировали мужские ка­чества и покровительственное, часто властное, иногда снисходи­тельно нежное отношение к женщине — отношение, которое при нормальных условиях неизменно расценивается как подража­ние отцу и стремление идентифицировать себя с ним. Эти дети жили без отцов и в данном случае не имели возможности наблю­дать отношение отца к матери. Конечно, мы не можем полнос­тью исключить возможность стимуляции этого процесса извне в результате случайных наблюдений поведения других мужчин.

Предположение о существовании у ребенка врожденных, изначально заданных установок, которые не формируются, а лишь стимулируются, получают толчок к развитию в процес­се жизнедеятельности, было выдвинуто в результате серии на­блюдений, обнаруживших готовность детей приспосабливать­ся к эмоциональным условиям семейной жизни.

Мы обнаружили, что для маленького ребенка совсем не без­различно, попал ли он в общество детей из семейного окруже­ния, к которому он привык, или события в его жизни развива­лись в обратном направлении, и он был помещен в семью пос­ле того, как провел первые годы жизни в среде детей. В первом случае ему требуется много времени (недели, а то и месяцы) на адаптацию к условиям группы, при этом социальные реакции

232 Раздел IV. Развитие ребенка

усваиваются постепенно в результате тяжелого процесса при­обретения жизненного опыта.

В другом случае, когда маленький ребенок (до наступления латентного периода) оказывается в семейной среде в результате усыновления или временно гостит там (так называемое «проб­ное» пребывание), он может проявить семейные отношения в течение нескольких дней, без всякого подготовительного перио­да. Можно привести наш наиболее наглядный в этом отноше­нии пример. Мальчик в раннем возрасте попал в наш приют, я никогда не знал своей (и никакой другой) семьи и в возрасте двух с половиной лет приехал погостить к людям, собирающим­ся его усыновить. Его предполагаемые родители были любящей парой, жаждущей усыновить ребенка. На второе или третье утро во время завтрака, когда мужчина поцеловал свою жену перед уходом на работу, в мальчике вдруг вспыхнула Эдипоза рев­ность и он постарался «разлучить родителей». При прочих рав­ных условиях ребенку потребовался бы по крайней мере год, чтобы сформировать соответствующие групповые реакции, сравнимые по эмоциональной силе и адекватности.

Развитие эго и суперэго в условиях группы

Наблюдения группы малышей в возрасте от одного до двух лет привлекли наше внимание к разнице развития эго и суперэго у детей под влиянием любви к родителям и идентификации с ними или в случае проживания в сообществе детей одного с ними возраста, на основе постоянной необходимости поддер­живать свой статус и существование в группе. Из более чем ис­черпывающего материала, частично уже опубликованного, ясно, что не остается сомнений в том, что социальные реакции, огра­ничение в немедленном удовлетворении инстинктов, адапта­ция к принципу реальности могут достигаться в обоих случаях. Остается открытым вопрос, ответ па который может быть полу­чен в результате будущей работы, являются ли социальные ре­акции, полученные в группе, не более чем установками эго, или же они включены в структуру личности, чтобы сформировать часть суперэго, которая, в соответствии с существующими в па-стоящее время знаниями, строится на базе эмоциональных свя­зей с родителями и идентификации, которая вытекает из этого.

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами233

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами¹

Студент-медик, знакомящийся с новорожденным с целью на­блюдения и изучения его психического развития, может найти этот опыт очаровательным и захватывающим. С другой сторо­ны, он может быть разочарован — наблюдать за младенцем в течение первых дней и недель жизни, не зная, на что обращать внимание, утомительно и тяжко. Студентам необходимо как определенное руководство в выборе направления наблюдений, так и помощь в организации записей и классификации выяв­ленных при наблюдении данных. Во-первых, они должны по­нять, что объект их наблюдений ограничен по своей природе. Подобно тому как, традиционно начиная изучение медицины в анатомическом классе, студент имеет дело с человеческим телом, но не разумом, так же, наблюдая новорожденного, он ви­дит лишь тело, не имеющее разума. Важнейшее различие состо­ит в том, что это тело изобилует проявлениями жизни. Наблю­дая и вникая в эти проявления по отдельности и в их взаимо­действии друг с другом, мы обнаружим первые проблески психической деятельности ребенка.

Задача студента облегчается тем, что первые жизненные проявления очень просты. Младенец спит, просыпается, кри­чит, улыбается, размахивает ручками и ножками, ест, осво­бождает мочевой пузырь и кишечник — все эти процессы лег­ко распознаваемы. Следя за ними, наблюдатель вскоре научит­ся различать два основных противоположных состояния, как бы регулирующих эту деятельность. Первое — это состояние покоя и умиротворенности, когда, кажется, с младенцем ниче­го не происходит, его спокойное тельце не посылает в окружаю­щий мир никаких сигналов и не проявляет к нему никакого особого интереса. Во втором состоянии тот же младенец демон­стрирует телесное беспокойство, кричит, испытывая очевидный

' Статья, опубликованная в журнале «Психоаналитическое изучение детей» (1953).

Текст дан по изданию: Фрейд А. Теория и практика детского психоанализа. Т. I.M., 1999. С.259-272.

234 Раздел IV. Развитие ребенка

и определенный дискомфорт, огорчение или боль. Мы долж­ны понять, что младенец ведет себя так, находясь под влияни­ем некоторой потребности, которая может быть потребностью в еде, сне, комфорте, необходимостью сменить мокрые пелен­ки на сухие, согреться либо ликвидировать источник громко­го звука или слишком яркого света; перевозбудивших его слух и зрение.

Кроме того, нетрудно проследить взаимосвязь этих двух состояний. Младенец не может сам справиться со своими по­требностями. Ему требуется, чтобы кто-то другой, будьтомать, или няня, или сам студент, проводящий наблюдения, удовлетворил их. То есть накормил, успокоил, переодел малы­ша, устранил то, что раздражает его. Как только это произо­шло, нараставшее в тельце младенца болезненное напряжение немедленно сменяется чувством облегчения. Крик сменяется улыбкой, беспокойство — умиротворением, возбуждение — сном. Наблюдателю ясно, что этому ребенку стало комфорт­но, что его состояние нужды сменилось чувством удовлетво­ренности. Регулярно наблюдающие за такими событиями сту­денты вскоре уже не смогут спутать между собой эти два со­стояния или настроения младенца. Они научатся мгновенно различать, удовлетворен младенец или нет, испытываетонудовольствие или боль, усиливающееся или спадающее на­пряжение, наличие или отсутствие раздражающей стимуля­ции. Наблюдатели, освоив это базовое различение, тем са­мым сделают свой первый шаг в изучении младенческого по­ведения.

За этим следует второй шаг. Наблюдателю придется на­учиться различать не только наличие или отсутствие потреб­ностей (= телесных напряжений), но и отличать проявления одних потребностей от других. Это более сложная задача. Не­зависимо от характера потребностей и вызываемых ими внут­ренних напряжений младенец реагирует на них криком. Крик — сигнал того, что он чувствует голод, телесную боль, диском­форт, одиночество. И если интенсивность переживания прояв­ляется в интенсивности плача, то характер того, что требуется для удовлетворения младенца, будь то пища, комфорт, сопри­сутствие или же нечто иное, не столь очевиден.

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами235

С другой стороны, там, где хорошо обученный объективный наблюдатель может ошибаться, нетренированная, но заботливая мать точно определит желание ребенка. Ее тонкий слух, разли­чающий, казалось бы, совершенно однотипное хныканье, раз­вивается на основе ее тесной эмоциональной привязанности к младенцу. Для нее плач малыша, испытывающего боль, замет­но отличается от плача уставшего или голодного ребенка. Опыт­ные няни имеют подобные навыки, а также, в условиях сегод­няшнего обучения, и молодые наблюдательные медсестры. То, что для внешнего наблюдателя не более чем неопределенное проявление какого-то дискомфорта в теле младенца, для них оказывается разнообразием условий, требующим разнообразия действий. Это может быть крик испуганного младенца, которо­го надо приласкать и утешить, прежде чем он сможет заснуть;

или же нужно как-то облегчить ему боль в животике или зуб­ную боль; или прервать приступ безысходного отчаяния, овла­девший ребенком; может быть также, что его плач — всего лишь свидетельство состояния усталости, которое перейдет в тихий сон без какого-либо постороннего вмешательства. Студенту может показаться невероятной эта способность знающей жен­щины понять переживания младенца, но он легко может найти аналогичные примеры в собственном опыте. Например, гордый владелец сверкающего автотранспортного средства никогда не перепутает зловещий стук в моторе с поверхностным дребезжа­нием шасси. Случайный пассажир слышит просто шум, кото­рый для знатока является понятным языком, сигнализирую­щим о тех или иных неисправностях в механизме машины. Мать понимает этот первый язык младенца и отвечает ему. Чтобы поучиться таким же образом понимать его, студенту-медику, наблюдающему младенца, вероятно, придется развить в себе такое же личное эмоциональное отношение к ребенку или по крайней мере проявить глубокий интерес к этому малы­шу и желание познакомиться с младенческими проявлениями.

Я так подробно останавливаюсь на необходимости этого конкретного различения в связи с современными изменения­ми в представлениях об уходе за младенцем. В значительно менее психологическую доаналитическую эру было принято, основываясь только на органических потребностях младенцев,

236 Раздел IV. Развитие ребенка

придерживаться жесткого расписания кормлений, с промежут­ком в три или четыре часа. Строгое соблюдение этих правил недавно уступило место более гибкому порядку кормления, бо­лее приближенному к субъективным желаниям ребенка. В ря­де стран, особенно в Соединенных Штатах, это привело к ре­волюционному изменению — так называемому кормлению по требованию, отрицающему любые графики кормления и пола­гающемуся исключительно на проявление младенцем потреб­ности в пище. При этом ничего не говорится о том, что успех ,, этого метода полностью зависит от правильного понимания сигналов, поступающих от ребенка. Несомненно, что, накор­мив, младенца можно умиротворить, даже если его беспокой­ство не было вызвано голодом. Но кажется недальновидным с младенчества приучать ребенка к использованию еды для удов­летворения других потребностей. Кормление по требованию должно рассматриваться в его самом строгом смысле, то есть осуществляться только тогда, когда младенцу требуется имен­но еда и ничего более.

Успешно достигший этой стадии понимания студент полу­чит возможность наблюдать, как в маленьком тельце младенца зарождаются начала разума и мышления. Для большинства сту­дентов это будет впечатляющий и крайне важный для всей их будущей медицинской карьеры опыт. Им раскроется вся сила и мощь человеческого разума, структурная сложность и значи­мость его функционирования, тесная взаимосвязь мышления с телесными функциями и потребностями.

Что происходит в психике новорожденного и младенца, до сих пор открытый вопрос, в последние годы все более активно обсуждаемый многими авторами. Некоторые психоаналитики приписывают новорожденным сложные психические процес­сы, разнообразные чувства и эмоции, сопровождающие действия различных стимулов, и, более того, сложные реакции на эти сти­мулы и эмоции, такие например, как чувство вины. Другие, ив их числе автор, считают, что внутренний мир ребенка первых дней жизни состоит преимущественно из двух контрастных ощу­щений удовольствия-боли. Боль возникает под влиянием потреб­ности тела (или внешних раздражителей), удовольствие — при удовлетворении потребности (или устранении раздражителя).

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами237

Благодаря силе этих ощущений и их контрастной природе мла­денец превращается в то, что он будет позже чувствовать как свое это.

Мы представляем, что это превращение происходит в пси­хике ребенка следующим образом. Регулярно повторяющийся опыт удовлетворения учит младенца тому, что именно прино­сит удовольствие. Например, после того как малыша накорми­ли несколько раз, следствием этого опыта становится возник­новение у него ранее отсутствующего образа утоляющей голод пищи. И в дальнейшем, как только появляется голод, немед­ленно возникает образ желаемой пищи. Голодный ребенок бу­дет видеть мысленную картинку молока, или мамы, несущей молоко, или материнской груди, или бутылочки, наполненной молоком. Голод и эти образы утоляющих объектов и процедур останутся неразделимо связанными между собой. Воображе­ние такого рода (многими авторами называемое «фантазией») рассматривается как первый этап психического функциониро­вания.

С другой стороны, голодный младенец своеобразно ведет себя по отношению к своему воображению. Поскольку он уже много раз обнаруживал, что реальное появление матери или ее груди ведет к удовлетворению желудка, он ожидает от своего мысленного представления о ней такого же результата. Но, ко­нечно, этого не происходит. Воображаемый образ, галлюцина­ция груди или матери, не приносит удовлетворения. Потреб­ность не будет удовлетворена до тех пор, пока не будет подан сигнал бедствия и не появится реальная помощь. Часто стал­киваясь с таким опытом, младенец учится различать внутрен­ний образ и восприятие реальности внешнего мира. Эта новая способность различать восприятие реальности, с одной сторо­ны, и внутренние мыслительные образы — с другой, одно из наиболее значительных достижений в психическом развитии ребенка. У старших детей и взрослых в норме не возникает трудностей в суждениях о том, порождено ли то, что они видят, восприятием реальности или же появилось в сознании, под воздействием потребности. Они исследуют реальность и рас­познают творения фантазии как нереальные, и без этой способно­сти нормальная жизнь была бы невозможна. С другой стороны,

238 Раздел IV. Развитие ребенка

это умение может быть утеряно под влиянием серьезной пси­хической болезни. Студенту-медику будет полезно в будущем помнить, что галлюцинации психотических пациентов имеют ту же структуру, что и галлюцинаторные образы молока или матери у младенцев, от которых они ожидают удовлетворения, предоставить которое может лишь реальное окружение.

Между тем реакции ребенка на переживания удовольствия-боли претерпевают дальнейшие изменения: он теперь помнит то, что происходило ранее. Наблюдатель заметит, что в состоя­нии неудовлетворенной потребности младенец теперь действу­ет согласно прошлому опыту. Например, в опыте малыша за по­явлением бутылочки следовало удовлетворение; поэтому он начинает поворачиваться в сторону этого приносящего удов­летворение объекта. Он знает, что вызывает боль, и отворачи­вается в сторону. Согласно опыту, крик влечет появление ма­тери и, кажется, способен превращать внутренний образ мате­ри в ее реальное присутствие. Это придает его крику новый оттенок преднамеренности. Опытный наблюдатель заметит соответствующие изменения в плаче младенца. Из простого проявления страдания он становится мощным инструментом или оружием, которое ребенок может использовать для изме­нения и управления происходящим в его окружении.

Студенту, ведущему наблюдения, полезно проследить за ре­акцией ребенка на появление и исчезновение матери. Взаимо­действие младенца с его окружением не должно интерпретиро­ваться по меркам взрослых. Хотя наблюдатель видит младенца как самостоятельный организм, он должен понять, что сам мла­денец все еще не имеет четкого представления о своих границах и не вполне понимает, где начинается окружающий его мир. Строя первый внутренний образ себя, младенец следует един­ственно важному в его жизни принципу — принципу удоволь­ствия. Поэтому он рассматривает как часть себя все, что при­ятно и удовлетворяет его, и отвергает как чуждое ему все бо­лезненное и неприятное. В соответствии с этой инфантильной формой разделения (мира на «себя» и окружающую среду. — Пер.) мать, будучи «приятной», рассматривается младенцем как важная часть себя. Студент, наблюдающий за младенцем на ру­ках у матери, заметит, что малыш не делает различий между ее и

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами239

своим собственным телом. Он играет с материнской грудью, ее волосами, глазами, носом точно так же, как он играет со своими собственными пальцами, ножками, исследует свою ротовую по­лость. Он настолько удивлен и возмущен тем, что мать отошла от него, как будто он потерял часть своего собственного тела. Только через болезненный опыт, периодически теряя свою мать, ребенок постепенно в течение первого года жизни научается тому, что большая часть доставляющего удовольствие выстро­енного внутри него образа вовсе не является его собственной. Часть этого образа отделится от него и станет его окружением, в то время как другие части останутся с ним навсегда. Наблюда­тель может видеть нарастающие проявления того, что младенец учится распознавать истинные пределы и границы своего соб­ственного тела. На самом деле первый внутренний образ, кото­рый человек получает о себе, есть образ его собственного тела. В то время как взрослые думают в терминах «Я» («self»), младен­цы думают, или скорее чувствуют, в терминах тела.

Наблюдатели должны быть подготовлены к тому, что такие достижения, как дифференциация себя и окружения, даются малышу нелегко. Архаизмы будут сохраняться, иногда под ви­дом игры, и проявляться впоследствии, уже после того как ос­новные понятия о собственном теле крепко укоренятся в созна­нии ребенка. Например, на втором году жизни дети все еще могут иногда вести себя так, будто их тело и тело матери суть одно. Ребенок, который любит сосать свой палец, вдруг внезап­но возьмет палец матери и начнет сосать его либо, наоборот, положит свой пальчик в мамин рот. Или в процессе кормления возьмет ложку, накормит маму и затем будет по очереди кор­мить ее и себя. Матери принимают эти знаки как первые про­явления щедрости, каковыми они на самом деле не являются. Это поведение исчезнет, когда малыш перестанет путать свое тело и тело матери. В целях наблюдения и понимания будет полезно обнаружить такие инфантильные модели поведения сохраняющимися на втором году жизни и даже позднее, когда развивающиеся способности ребенка к общению уже не остав­ляют сомнений относительно их значения и намерения.

Но и в то время, пока границы «Я» ребенка все еще расши­рены и неопределенны, наблюдатель не может не поражаться

240 Раздел IV. Развитие ребенка

все улучшающимся порядком, устанавливающимся в сознании ребенка. Диффузные ощущения младенца постепенно объ­единяются и образуют организованный опыт. Удовольствие, боль, голод, удовлетворение, комфорт, дискомфорт перестают хаотично сменять друг друга, возникая под воздействием не­посредственной потребности и исчезая с ее удовлетворением. Младенцы подтверждают народную мудрость, гласящую, что у малого дитя смех и слезы живут рядом. Младенец может во время плача вдруг засмеяться, или улыбнуться, или хихикнуть;

; только что вовсю улыбаясь, внезапно расплакаться из-за пус­тяка. Предвкушение удовольствия и ярость, гнев, сильное вол­нение могут выражаться почти одновременно. У наблюдателя создается впечатление, что каждая эмоция подчиняется своим собственным правилам, не взаимодействуя с другими. Что бы ни произошло, за этим следует определенная реакция. То, что, казалось бы, пройдет незамеченным, складывается в опыт.

Внутренняя интеграция восприятий, ощущений и реакций с ростом ребенка становится все точнее и мощнее. И именно она во второй половине первого года жизни младенца превращает то, что было более или менее диффузной рассеянной мозговой дея­тельностью, в первичную организацию зарождающейся лично­сти. Центральный момент осознания возникает, когда опыт на­чинает накапливаться и использоваться, когда конфликтующие чувства встречаются и смягчают друг друга. Начинают наблю­даться различения не только между удовольствием и неудоволь­ствием, но и между «это» и «другие», действительное и вообра­жаемое, знакомое и неизвестное, и даже самые начала дифферен­циации между прошедшим, настоящим и ближайшим будущим временем. Теперь можно ожидать от младенца, что он будет узна­вать наблюдателя, если тот появляется достаточно часто. Также у него начинает проявляться познавательный интерес и взаи­модействие с окружающей средой без принуждения со сторо­ны ищущей удовлетворения потребности.

Вот примерно к этому приведут студента наблюдениязафункционированием ребенка первого года жизни.

Если вследствие вышесказанного у вас возникло ощущение, что студенту в сто наблюдениях не нужно уделять внимание матери, то это лишь потому, что я описывала деятельность

Некоторые замечания о наблюдении за младенцами241

самого младенца и принимала мать как данность. Ее присут­ствие столь существенно для малыша, что наблюдателю, да и самому ребенку, трудно представить жизнь без нее. В отличие от большинства животных, научающихся обеспечивать себя вскоре после рождения, человеческий детеныш — полностью зависимое существо. Много месяцев пройдет, прежде чем он сможет захватывать в ладошку твердую пищу и отправлять ее в рот. Его придется кормить жидкой пищей из соски в течение почти всего первого года жизни. Кто-то должен быть рядом с ним и поворачивать его на бочок с одной стороны на другую в первые недели и месяцы жизни, затем — сажать его и уклады­вать в постель. Он бы беспомощно лежал в моче и экскремен­тах, если бы никто не заботился о его чистоте и перемене белья. При отсутствии материнской или медицршской заботы младе­нец умирает, поскольку никакая внешняя необходимость не может научить его удовлетворять собственные потребности в этом возрасте. Таким образом, мать как кормилица и младенец как зависимый от нее рассматриваются как неразделимая пара, неразделимая в самом прямом смысле слова. За исключением времени сна младенец вряд ли будет спокоен, оставшись в оди­ночестве. С другой стороны, для внешнего наблюдателя это постоянное присутствие матери и ее забота в значительной сте­пени искажают картину и реальный объем потребностей мла­денца. Ведь это ее задача — снижать напряжения сразу же пос­ле их проявления и давать удовлетворение прежде, чем потреб­ность в нем достигнет высшей точки. Поэтому малыш, о котором хорошо заботятся, выглядит для окружающих «малотребова­тельным». И наблюдатель не сможет не заметить, что такой же ребенок у матери, допускающей невыполнение этих требова­ний, нуждается то в одном, то в другом с утра до вечера, давая окружающим передышку только на время собственного сна.

Удовлетворенность матери своим малышом может, далее, заслонить от наблюдателя тот факт, что этот младенец на самом деле весьма неблагодарен: он питает интерес к своей кормили­це, лишь когда ему что-нибудь требуется. Когда он полностью удовлетворен, не голоден, у него ничего не болит, ему не холод­но и вообще его ничто не беспокоит, он, фигурально выража­ясь, поворачивается спиной к своему окружению и засыпает.

244 Раздел IV. Развитие ребенка

нет груди или бутылочки с молоком; это, разумеется, не удов­летворит его голод, но вызовет приятные ощущения в ротовых рецепторах. Когда рядом нет матери, ласкающей тельце ребен­ка, его собственная возня, потирание и почесывание кожи, ушек, любых частей тела вызывают эротические ощущения кожи и доставляют удовольствие. Потирание и надавливание половых органов вызывает эротическое удовлетворение (удов­летворение мастурбационного типа аутоэротическое удовлет­ворение эротическое самоудовлетворение). Когда мама не покачивает малыша, раскачивающиеся ритмические движения могут осуществляться и без ее помощи. Любой наблюдатель, в течение определенного времени и без предубеждений следя­щий за малышом, обнаружит, что это побуждение доставлять себе своими собственными усилиями разнообразные приятные эротические ощущения, исключительно при помощи своего собственного тела (даже если иногда и используются некото­рые предметы, такие, как уголок одеяла, подушка, пустышка и пр.), играет значительную роль в жизни каждого младенца.

Как объективные внешние наблюдатели, мы могли бы ожи­дать, что матери, врачи, сиделки будут приветствовать эти ма­лые проявления самостоятельности младенца, столь зависимо­го в других отношениях. Довольно любопытно, что этого никог­да не происходит. Медики с неодобрением относятся к сосанию пальца, виня его в деформации челюстей младенца или же ис­кривлении зубов. Мастурбационная активность на коже и ге­ниталиях в доаналитическую эпоху обычно рассматривалась как угрожающее проявление раннего полового развития. На ритмические раскачивания смотрят с подозрением, как на воз­можные предвестники аутических тенденций. Мы знаем сегод­ня, что это осуждение обусловлено тем, что вся эта деятельность является первыми действительными проявлениями детской сексуальности; кроме того, они представляют форму сексуаль­ного удовлетворения, которую с точки зрения взрослого мож­но назвать извращением. Но это еще не все. Наблюдатели, на­ходящиеся в хорошем контакте с матерями младенцев, заметят, что, даже когда преодолен страх перед детской сексуальностью, как это уже произошло во многих случаях, все же сохраняются определенные опасения, касающиеся стремления младенцев