Омар бен Ладен

 

Спокойствие в регионе, наступившее после 15 февраля 1989 года, по окончании советско‑афганской войны, длилось недолго. Нет ничего удивительного в том, что отец одним из первых стал бить тревогу, почуяв новую опасность, ведь его ум был словно антенна, улавливающая все новости, касающиеся нашего региона, и в особенности мусульманских стран. Хотя афганские проблемы занимали его более десяти лет, он внимательно следил и за событиями ирано‑иракской войны. Эта война, продлившаяся десять лет, началась 22 сентября 1980‑го, за год до моего рождения, и завершилась, изнурив обе страны, 20 августа 1988‑го, за шесть месяцев до окончания военных действий в Афганистане. Ни Ирак, ни Иран не одержали явной победы в той войне, и отец стал внимательно следить за происходящим в Ираке, убежденный, что Саддам Хусейн, недовольный итогами войны, так просто не успокоится.

Мой отец никогда не был сторонником Саддама Хусейна, он не одобрял светского режима правления, установленного диктатором в мусульманской стране. Отец часто высмеивал Саддама Хусейна и говорил, что тот неверующий. Это самое страшное оскорбление для мусульманина. Отец также осуждал Саддама за его агрессивные устремления, заявляя: «Тот, кто возглавляет такую огромную армию, никогда не перестанет желать войны».

Отца сильно беспокоило, что погрязший в долгах Саддам может польститься на богатства своих соседей, и он решил высказать свои мысли публично. Он завел опасную привычку использовать выступления в мечети и аудиозаписи, чтобы обнародовать свое мнение. Аудиозаписи широко распространялись среди населения Саудовской Аравии, вызывая некоторое неудовольствие королевской семьи, хотя их неодобрение не проявлялось публично.

К сожалению, опасения отца оправдались. Начиная с февраля 1990 года из Ирака в столицу Кувейта и в Эр‑Рияд стали поступать довольно жесткие требования: Хусейн, отчаянно нуждавшийся в деньгах, хотел, чтобы Кувейт и Саудовская Аравия простили ему долг в 40 миллиардов долларов, которые он брал на борьбу с Хомейни и иранцами. Соседи Саддама проявили щедрость в поддержке Ирака против Ирана, потому что правительства обеих стран все сильнее беспокоила воинственная, антагонистическая позиция Хомейни по отношению к суннитским правительствам соседних стран. Иран – страна персов‑шиитов, а большинство стран Персидского залива населяют арабы‑сунниты. Между двумя течениями ислама с незапамятных времен были враждебные отношения. Но Кувейт и Саудовская Аравия отклонили требование Хусейна. Тогда Саддам стал проявлять настойчивость и потребовал дополнительно предоставить ему беспроцентную ссуду в 30 миллиардов долларов, заявив: «Пусть страны Залива знают: если они не дадут мне эти деньги, я найду способ их получить».

Именно тогда иракский диктатор привел свою огромную армию в движение, расположив 100 000 солдат на границе с Кувейтом. Когда ему стали задавать вопросы, он заявил, что проводит обыкновенные военные учения.

Король Фахд призвал все стороны, включая Саддама, собраться вместе на экстренное совещание в Джидде 31 июля 1990 года. К несчастью, совещание закончилось нанесением еще больших оскорблений всем сторонам, а решение проблемы так и не было найдено. В тот вечер отец сказал, что война неизбежна.

На рассвете 2 августа 1990 года армия Саддама Хусейна вторглась в Кувейт, без труда оккупировав территорию этой маленькой страны. Отец повторял: «Саддам нападет на Саудовскую Аравию, чтобы завладеть нефтяными месторождениями в восточной провинции. Это произойдет, как только его военные упрочат свою власть над Кувейтом».

Мне было десять лет. Впервые я по‑настоящему понял, что такое война, понял, что она может прийти в каждую страну. И именно тогда осознал, что репутация отца как героя войны заслужила ему такой почет, что его действия не ставились под сомнение. Он был единственным гражданином Саудовской Аравии, которому позволяли ездить в машине с тонированными стеклами и ходить по улицам Джидды с автоматом через плечо. С того момента я стал делать заметки обо всем, что происходило в нашем регионе, и о реакции отца на разные события.

Отец стал мысленно подготавливать себя к возможной войне на территории королевства. Как‑то раз он вернулся домой с мотком сверхпрочной клейкой ленты и велел сыновьям наклеить ее крест‑накрест на окна, чтобы стекла не разлетались вдребезги, если Саддам начнет сбрасывать бомбы на город. Он велел держать дома запасы еды, свеч, газовых ламп, переносных радиопередатчиков и радиоприемников на батарейках. Он даже купил армейские противогазы для каждого члена семьи. Дети воспринимали обучение использованию противогазов как веселую игру, но отец был как никогда серьезен и предсказывал, что Саддам не побоится применить химическое или биологическое оружие, как сделал в войне с Ираном.

Когда наш дом и семья были готовы к любому повороту событий, он перенес свое внимание на ферму, устроив там склады бензина и еды, а также разместив на ферме большие грузовики. Он пришел к выводу, что ферма может стать прекрасной военной базой, и верил, что королевской семье понадобятся его военные навыки, когда Саддам нападет на нас.

Отец даже купил скоростной катер – на тот случай если придется перевозить семью в безопасное место. Мотор катера сняли и заменили более мощным, а потом поставили катер на морском причале семьи бен Ладен в гавани Джидды. Я был удивлен, когда отец упомянул, что назвал катер в честь Шафика аль‑Мадани, героя войны в Афганистане, погибшего в бою.

Конечно, Шафик аль‑Мадани был великим солдатом в моих юных глазах. Я встречал этого человека, когда отец привозил всю семью на лето в Пакистан. Мне исполнилось тогда всего восемь лет, и я как обычно был охвачен жаждой деятельности. Как‑то раз люди отца занялись погрузкой еды и других необходимых припасов на два грузовика – для отправки на учебные базы в Афганистане. Мы с братьями были в восторге, когда они попросили нас помочь с погрузкой. Я ощутил дрожь, заметив в груде вещей краешек футбольного мяча. Собрал все свое мужество и спросил одного из мужчин:

– Неужели солдаты будут играть в футбол на военной базе?

Тот ответил:

– Да, они будут там играть.

– Вряд ли, – не поверил я и, схватив мяч в руки, попытался сбежать с ним, надеясь, что тот мужчина не успеет среагировать.

Но голос мужчины прозвучал сурово:

– Я же сказал, будут.

С этими словами он выхватил мяч из моих рук и бросил назад в грузовик.

В этот момент юноша лет двадцати вышел вперед и вытащил мяч из грузовика, затем кинул его мне с криком:

– Лови!

Я поймал мяч с таким восторгом, что не смог сдержать радостного гиканья.

Юноша улыбнулся.

– Оставь его себе. Мяч твой, – сказал он.

Я не мог поверить, что мне так повезло. Я спросил молодого человека, как его имя. Он ответил:

– Шафик аль‑Мадани.

Я никогда не забуду его доброту. Даже спустя столько времени у меня перед глазами отчетливо встает его юный образ, я и сегодня нередко вспоминаю о нем. Шафик аль‑Мадани был невысокого роста, но выглядел крепким и выносливым. У него были короткие черные волосы, тонкая бородка и длинные бакенбарды. А в глазах блестели огоньки – видно было, что моя радость доставила ему удовольствие.

Несколько недель спустя я был сражен печальным известием: отец сказал мне, что Шафик аль‑Мадани погиб на поле боя. Во время сражения Шафик и двое других мужчин отважно проникли в опасную зону между афганскими и русскими войсками и наткнулись прямо на линию из вражеских танков и тяжелого оружия. Они стали быстро отступать, но русские погнались за ними.

Понимая, что противник сильно превосходит их численно и спастись невозможно, Шафик вызвался прикрывать остальных, сказав, что они все погибнут, если кто‑то не останется задержать противника. Двое других возражали, но Шафик настоял. Уступив ему, они кинулись бежать и все время слышали за спиной непрекращающиеся выстрелы. Добравшись до вершины горной гряды, они обернулись и увидели лежащего на земле Шафика – он был мертв, но все еще сжимал в руках автомат.

Мой отец был особенно расстроен, потому что вспомнил грустный разговор, который состоялся у них с молодым человеком всего за неделю до его смерти. Шафик сказал:

– О шейх, в одной из молитв я прошу Господа, чтобы Он не позволил мне быть погребенным в земле Афганистана. Я готов умереть, но не хочу быть похороненным в этой земле.

Отец вспомнил юного героя, когда покупал катер – он хотел бы, чтобы Шафик был жив и мог рассекать на нем морские волны, а не был зарыт где‑то в грязи вдали от родины. Признаюсь, я воображал, как мы с родными отважно убегаем от приближающихся иракских войск на быстром катере, названном в честь Шафика аль‑Мадани.

А если на Саудовскую Аравию не нападут враги и нам не придется устраивать дикую гонку ради спасения, мы с отцом просто поедем на этом катере покататься.

В те дни отец был патриотом, преданным своей стране и королю. Отец уже знал, что вызвал неудовольствие королевской семьи публичными нападками на Саддама, поэтому предупредил своих служащих:

– Если кого‑то из вас остановят или даже арестуют полицейские либо солдаты, не сопротивляйтесь. Поднимите руки и следуйте, куда прикажут. Не пытайтесь бежать. Не пытайтесь защищаться. Я позабочусь о вашем освобождении.

Снова и снова отец повторял:

– Семья бен Ладен поддерживает королевскую семью. Мой отец был доверенным лицом и другом нашего первого короля, Абдул‑Азиза. Теперь сыновья моего отца поддерживают сыновей Абдул‑Азиза.

Как сын Мухаммеда бен Ладена и герой войны, отец все еще имел возможность тесно общаться с членами королевской семьи. Убежденный в том, что Ирак пересечет границу Кувейта и нападет на Саудовскую Аравию, он высказал свои идеи королевской семье. В те неспокойные дни он встречался со многими принцами, а самое важное – он навестил могущественного министра внутренних дел страны, принца Наифа бен Абдула Азиза аль‑Сауда, единородного брата короля Фахда бен Абдула Азиза аль‑Сауда. Отец предложил королевской семье свои услуги для борьбы с Саддамом, вызвавшись привести в боевую готовность двенадцать тысяч ветеранов афганской войны, еще остававшихся под его командованием. Он заверил принца Наифа, что сможет вооружить и экипировать солдат для защиты самой святой исламской страны в мгновение ока. Все, что нужно для этого – одобрение короля.

Для Саудовской Аравии типично, что ни одно решение не принимается поспешно. Королевская семья не ответила ни «да», ни «нет». Отцу сказали, что с ним обсудят этот вопрос позже.

Тем временем Саддам подливал масла в огонь, публично выражая ненависть к саудовским правителям и угрожая нашим границам своей огромной армией. Тогда в королевство с большой помпой прибыли американские высокопоставленные лица, пытаясь убедить королевскую семью пропустить через свою территорию американские вооруженные силы для борьбы с Саддамом. Отец был потрясен, когда понял, что его предложение по защите королевства просто проигнорировали.

Он узнал из арабской прессы, что для защиты Саудовской Аравии создается огромная коалиция вооруженных сил, возглавляемая Соединенными Штатами. Отец верил, что его бойцы без посторонней помощи сумели бы нанести поражение Саддаму. Я слышал, как он разгневанно вопрошал:

– Неужели армия Саддама сильнее, чем могучая армия русских? Нет!

И горько сетовал:

– Нам не нужны американцы!

Но отец выражал свою горькую обиду только родным и друзьям, не высказываясь публично. Он оставался преданным сторонником королевской семьи. Ведь уже столько лет бен Ладены и аль‑Сауды тесно сотрудничали ради процветания Саудовской Аравии. Однако пренебрежение со стороны королевской семьи было для отца горькой пилюлей – он ведь уже рассказал своей семье, а также друзьям и знакомым, что предложил военную помощь королю, и даже мысли не допускал, что его услуги отвергнут.

Дело было не только в уязвленной гордости. По мнению отца, вся Саудовская Аравия являлась святой землей ислама, и нельзя было осквернять ее присутствием христианских и иудейских солдат из Америки и других западных стран.

С момента образования в 1948 году государства Израиль мало кто из мусульман считал, что Америка – друг арабским странам. И в то время многие, не только мой отец, были убеждены, что американское правительство использует кризис на Ближнем Востоке как повод ввести свои войска в Саудовскую Аравию, чтобы превратить страну в базу для наводнения региона своими мерзкими безбожными взглядами.

Вскоре преданность моего отца королевской семье дала трещину.

Как‑то раз отец пригласил меня сопровождать его в течение дня на обычных деловых встречах в Джидде, и я с радостью присоединился к нему. Мы переезжали из одной компании в другую, а потом в какой‑то момент к отцу подошел один из доверенных служащих. Даже мои юные глаза заметили, что он сильно нервничает. Мужчина что‑то прошептал на ухо отцу. Отец побледнел.

Думаю, побледнел и я, узнав, что правительственные силы рано утром вторглись на нашу ферму в Джидде. Мы узнали, что вооруженные до зубов саудовские солдаты окружили ферму, а затем арестовали всех работников и находившихся там ветеранов войны.

Когда отец вернулся из Афганистана, он договорился о том, чтобы около ста бывших бойцов‑моджахедов получили визы в Саудовскую Аравию – отец предоставил им жилье на своей ферме. Многим из них по той или иной причине отказали в визах в родные страны. Думаю, поэтому отец и привез их в Саудовскую Аравию.

Наши работники и ветераны войны послушались указаний отца. Они подняли руки вверх и выполнили приказы солдат. Несмотря на мирное поведение, их, как нам сообщили, отправили прямиком в тюрьму. Все запасы, столь заботливо заготовленные отцом, были конфискованы. Месяцы работы и миллионы риалов оказались потраченными зря.

Отец пришел в такую ярость, что не мог вымолвить ни слова. Но зато он мог двигаться. И, как всегда, стремительно. Мне пришлось бежать со всех ног, чтобы угнаться за его широкими шагами, когда он помчался в свой офис в Джидде.

Оттуда он позвонил кронпринцу Абдулле, сводному брату короля Фахда и человеку, который в один прекрасный день может стать королем – иншалла (на все воля Аллаха). Я молча слушал, как он пересказывал подробности учиненного разгрома принцу.

Разговор был коротким. Отец сказал, что кронпринц Абдулла ничего не знал о случившемся, но пообещал провести расследование и сообщить о результатах. Мой отец был высокого мнения о кронпринце и всем сердцем верил, что тот говорит ему правду. Однако боль, причиненная этим событием, навсегда изменила чувства отца по отношению к королевской семье и стала отправной точкой на трагическом пути, приведшем к гибели многих невинных жертв.

Отец еще сильнее разозлился, когда объяснений так и не последовало, хотя он непрерывно общался с самыми высокопоставленными особами, заявлявшими, что они представляют кронпринца Абдуллу или короля Фахда. Мы испытали огромное облегчение, когда королевская семья наконец приказала освободить наших работников с фермы и ветеранов афганской войны.

Осенью 1990 года части американских вооруженных сил хлынули в Саудовскую Аравию. И хотя многих саудовских мужчин оскорбляло само присутствие военных из западных стран, в основном христианского вероисповедания, пришедших защищать честь мусульманского государства, вдвойне ранила одна из неизбежных особенностей такой защиты – Королевство Саудовская Аравия наводнили солдаты‑женщины.

Впервые увидев женщин‑солдат, выглядевших весьма профессионально и решительно, отец стал откровенно высказываться против решения королевской семьи впустить в страну западные войска. Воздев руки к небесам, он восклицал:

– О, Аллах! Женщины будут защищать саудовских мужчин!

Более страшное оскорбление трудно себе представить! Отец впал в такое отчаяние, что даже заявил: он не в силах больше выносить скверну, которой пропитан воздух вокруг неверных. Он разражался градом критических высказываний, нападая в своих речах на королевскую семью, американцев, британцев и всех остальных, кто, по его мнению, действовал во вред исламу.

Отец выступал в местной мечети, рассылал листовки, делал аудиозаписи – и повсюду критиковал правительство, которое, по его заявлениям, превращало Саудовскую Аравию в колонию Америки. Королевская семья испытывала все более сильное недовольство его поступками и имела на это полное право, ведь она отвечала за благополучие всей нации и приняла мудрое решение, не вручив будущее страны моему отцу и двенадцати тысячам его моджахедов, хоть никто и не отрицал храбрости этих бойцов.

Я любил отца, и мне трудно критиковать его действия, но должен сказать, что я был твердо убежден: королевская семья поступила разумно и на благо всей страны.

Мой отец не примирился с существующим положением даже после того, как борьба за выдворение военных сил Саддама из Кувейта завершилась полной победой, причем быстро и почти без человеческих потерь. Похоже, столь легкая победа еще больше его рассердила. Мне кажется, он предпочел бы поражение от руки других мусульман победе, одержанной благодаря неверным. Его ярость только усилилась после окончания войны в Заливе, когда стало ясно, что какая‑то часть американских солдат останется на территории Саудовской Аравии. Он говорил об этом в мечети:

– Продолжающееся по сей день присутствие американских войск доказывает, что мои опасения относительно загрязнения нашей страны безбожниками начинают сбываться.

Я не знаю всех подробностей, потому что был еще юн и отец не считал нужным посвящать меня в свои дела. Но я чувствовал, что недовольство отца приведет к нежелательным переменам в жизни нашей семьи.

Конечно, теперь я знаю, что отец был зачинщиком ссоры с королевской семьей. И хотя они спокойно пытались уладить разногласия, он упрямо отклонял все их призывы к разумному диалогу, а его жалобы и протесты становились все неистовее, пока маленькая болячка не превратилась в гноящуюся язву. Нападки отца стали настолько неразумными, что в конце концов члены королевской семьи начали в гневе воздевать руки к небу. Принц Наиф, министр внутренних дел, сообщил отцу, что ему запрещено покидать страну. В Саудовской Аравии подобные действия правительства – первый шаг к аресту гражданина. Неужели в будущем отца ожидала военная тюрьма?

Старшие братья отца пытались его образумить, напоминая о преданности нашей семьи королевской династии. Но отец не реагировал и отказывался изменить свое поведение.

В доме возникла напряженная обстановка. Когда отец был сильно раздражен, его недовольство сказывалось на всех членах семьи, на каждой жене, на каждом ребенке. В самый разгар кризиса отец неожиданно велел матери взять Абдул‑Рахмана и двух маленьких дочерей и поехать погостить на долгий срок в Сирию, к ее родителям и братьям с сестрами.

Но все сыновья, за исключением Абдул‑Рахмана, оставались в Джидде. Затем в один прекрасный день отец просто исчез, не сказав нам ни слова. Один из служащих отца сообщил нам, что шейх Усама уехал из королевства по делам. Мы с братьями удивлялись, как ему удалось совершить невозможное. Вспомнив мощный катер «Шафик аль‑Мадани», я стал опасаться, что он совершил дерзкий побег – без меня.

Я испытал облегчение, узнав, что это не так. Отец убедил одного из принцев позволить ему выехать из королевства, чтобы уладить какие‑то важные дела в Пакистане, и дал слово, что вернется раньше, чем его отсутствие станет кому‑либо заметно.

Мы ждали возвращения отца, но ждали напрасно. Когда мать вернулась из Сирии, нашей семье сообщили, что отец не вернется и что мы вскоре тоже должны уехать. Теперь мы будем жить в Африке.

Я обошел дом. Меня мало волновали личные пожитки. Единственное, о чем я не мог не думать, – это моя любимая кобылица в конюшне отца на ферме. Что произойдет с красавицей Байдах? А с нашими любимыми жеребцами: Лазазом, гнедым скакуном с белым пятнышком на лбу, и Адхамом – белоснежным жеребцом с черной гривой и черным хвостом? Адхам был у отца особенным, это конь для сражений, достойный самого короля.

Скоро я узнал новость, разбившую мне сердце: Байдах придется оставить, потому что саудовские законы запрещали вывозить арабских кобылиц из страны. Единственное утешение – Лазаза и Адхама мы возьмем с собой, так как не было закона, запрещающего вывоз жеребцов.

Знай я тогда, какое будущее ожидает моих любимых коней, то сделал бы все, чтоб спасти их, спрятав в песках королевства.