Реферат Курсовая Конспект
Свет и тьма Александры Струйской - раздел История, Великие женщины мировой истории. 100 сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества Она Кажется Неземной И Воздушной, В Ней – Море Обаяния И Кака...
|
Она кажется неземной и воздушной, в ней – море обаяния и какая‑то таинственная, колдовская притягательность. Увидев раз ее портрет, невозможно забыть эту девушку, возникающую из романтической дымки: светлое платье, коса до пояса, огромные завораживающие глаза. Она почти нереальна. Трудно даже представить, что столь беззащитное создание сможет вести обычную жизнь: завтракать, обедать, ссориться с мужем, стариться, наконец. Кажется, ей предназначено только возвышенное: романтическая любовь, радостные сны, милые задушевные беседы.
Вот уже третий век юная Александра Струйская смотрит с портрета молодого живописца Федора Рокотова с изумлением и вопросом: где же ожидаемая радость жизни? Но судьба распорядилась трагически. В жизни этой хрупкой красавицы, как в капле, отразился весь трагический уклад крепостной России, убивающий мечты и ломающий судьбы. Как это ни парадоксально, Александра Струйская стала символом тех страшных лет.
Портрет – взмах кисти художника в ответ на взмах темных девичьих ресниц. Еще вчера Сашенька Струйская сидела в мастерской Рокотова, то улыбаясь, то недоуменно поднимая брови. Но завтра портрет уже нужно отдать. Это же заказ…
Художник вздохнул – такова его доля. Любой живописец – человек подневольный. Тем более он – Федор Степанович Рокотов. Он же хоть и пишет портреты светских красавиц и щеголей, блистающих при дворе самой матушки императрицы Екатерины II, но сам‑то живет на «незаконных основаниях». Ведь хоть и рос он в барском доме князя П.И. Репнина, но рожден был от крепостной девушки. Князь никогда его сыном не признавал, хоть и продвигал потом по жизни. Рокотов стал членом Академии художеств, прикупил в Москве доходный дом, был принят в среде знати. Вот и заказчик этого портрета, Николай Еремеевич Струйский, называет художника милейшим другом. К концу этого, 1772 года Рокотов написал два портрета – самого Струйского и его юной супруги.
Ф. Рокотов. Портрет Александры Петровны Струйской. 1772
Чета Струйских приехала в Москву из села Рузаевка Пензенской губернии. Там у Николая Еремеевича богатейшие поместья и крепостных до тысячи душ. Можно жить вольготно, ни в чем себе не отказывая. Струйский так и живет – дает по Москве балы, скупает наряды и драгоценности для молодой жены. Отчего же тогда цепкий взгляд художника увидел в лице красавицы Сашеньки не просто грусть – неотвратимость беды?..
Юная Александра Петровна Озерова, дочь помещика той же Пензенской губернии, пошла замуж за Струйского по собственной воле, без нажима родителей. Впрочем, отчего ж не пойти? Николай Еремеевич хоть и молод еще (всего‑то 24‑й год пошел), но уже успел лихо послужить в лейб‑гвардии Преображенском полку, был замечен самой Екатериной II, которая считалась патронессой преображенцев. Выйдя в отставку и вернувшись в родовое имение, Струйский не потерял связей с императрицей. Теперь он пишет стихи, собирает их в книги, печатает в собственной типографии, которую завел в Рузаевке, и посылает с дарственной надписью в Петербург. Екатерина гордится таким стихотворцем‑издателем, показывает его книги иностранным послам, приговаривая: «У нас и за тысячу верст от столицы процветают искусства и художества!»
Словом, Струйский обласкан не только богатейшим наследством, но и монаршим вниманием. В 18‑летнюю супругу влюблен – пушинки сдувает. И все равно – при эдакой‑то любви! – глаза у Сашеньки полны грусти. Или просто Рокотову хочется видеть эту тайную грусть? Может, права старая нянька художника, вздыхающая жалостливо: «Уж не влюбился ли ты, голубчик Федя?»
А у себя в деревне Сашенька взглянула на парные супружеские портреты и отвела глаза. Как весело жилось в Москве на медовом месяце. Муж был внимателен, обворожителен, одевался по моде. Ну а вернулись в Рузаевку – все так странно переменилось. Конечно, соседи говорят, что Николай Струйский – чудак и оригинал, но всему же есть предел!
Николай теперь нервен и отчужден. Одевается странно: носит с фраком парчовый камзол, подпоясывается розовым кушаком, на туфли прикрепляет бантики, а на голову повязывает накладную длинную прусскую косу. Вся страсть его теперь уходит в стихотворство. Наверху барского дома он завел покои, названные «Парнасом», в святилище свое никого не впускает, даже не разрешает пыль сметать. Иногда по неделе не спускается оттуда, все пишет стихи. Написавши, мучает жену их чтением. А стихи‑то длинны – часа по два читает. Поначалу Сашенька слушала с любопытством. Муж ведь величал ее то Богинею, то Сапфирою. Сашенька всегда обожала поэзию, особенно стихи Сумарокова. Но куда Николаю до петербургского поэта! Даже провинциалы‑соседи понимают, что бедняга Струйский просто графоман, который никак не может сладить со своей пагубной страстью к маранию бумаги. Из своих элегий Струйский составил уже целую толстенную книгу «Еротоиды. Анакреонтические оды». С ума сойти!
Иногда Александре действительно кажется, что муж сходит с ума. Особенно когда он возвращается из поездок по деревням. Тогда жене запрещается выходить из дому. Но Александра и так знает ужасную тайну: муж привозит проштрафившихся (как ему кажется) крепостных и сажает их в особо оборудованную в сарае тюрьму. Ну а когда его стихотворная Муза не является, идет в эту тюрьму и пытает людей. Причем средневековые пытки он изучил по историческим книгам и в точности воссоздал орудия «труда». Конечно, крепостные в России все равно что скот, но ведь и собаку бить жалко, а тут пытать ни в чем не повинных людей только для того, чтобы получить «виршевое вдохновение»!..
А однажды вышло и вовсе кошмарное. Струйский, который все писал о своей Богине и Сапфире, проиграл ее в карты приятелю‑помещику. Выходит, никакая Александра не «властительница поэтического сердца», а такая же вещь, как и крепостные. Хорошо, выигравший ее помещик, привезя чужую жену к себе, опамятовался и отвез обратно. А если бы выгнал в чисто поле? Сгинула бы там Сапфира…
Четверть века… Почти столько прожила Александра Петровна с мужем. Родила ему 18 детей, из которых 10 умерли в младенчестве. Это сколько же мук и горя!.. Правда, Струйского это не трогало. Зато когда в 1796 году он узнал о смерти обожаемой императрицы Екатерины II, его хватил удар и через пару недель он умер. Александра Петровна после похорон произвела в помещичьей жизни «реформы»: выпустила из жуткой тюрьмы крепостных – забитых, грязных и уже безумных. Правда, 7–8‑летние девочки, которые работали в ткацкой мастерской, прикованные к станкам, там так и остались. Муж любил изделия, тканные по‑особому, да и Александра их любит. К тому же мастерские приносят хороший доход. Ну а то, что девочки слепнут за непосильной работой, так девочек по деревням много. Не терять же комфорт и выгоду, распуская крепостных по домам?
Еще после смерти мужа Александра поняла, что хозяйству нужна твердая рука. И конечно, стоило надзирать за нравственностью распущенных крестьянских девок, ведь у Струйской подрастали сыновья. Ясно, парням хотелось погулять, на то они и парни, но вот беременных девок сама Александра с удовольствием драла вожжами на конюшне. А однажды приключился и вовсе дикий случай. Пьяный сынок Александры надругался над малолетней девочкой‑крепостной. Ее отец, озверев, отрубил топором хозяину‑бандиту голову да и положил ее на крыльцо барского дома. В сердцах Александра Петровна приказала четыре дня не давать ни людям, ни животным ни еды, ни воды. А на пятый день состоялась жестокая экзекуция виновного. Случай этот даже попал в газеты, вот только в чем состояло наказание, не сообщалось. Наверное, о такой жестокости и написать было невозможно. И откуда взялось такое зверство в душе некогда кроткой красавицы? А может, правы были рузаевские крестьяне, считавшие, что дух покойного барина‑садиста вселился в его некогда кроткую жену. Видно, жестокость заразна…
Наверное, Струйская и сама понимала, что в ее душе поселилась тьма. Не потому ли она приказала перенести свой романтический портрет из гостиной подальше на галерею. Когда‑то жизнь обещала ей радостный праздник, а дала жестокие помещичьи будни. Таинственный образ, написанный Рокотовым, все дальше уходил из реальной жизни, унося с собой несбывшиеся мечты. Теперь уже прелестное видение в туманной дымке жило на холсте своей жизнью, а погрузневшая, во многом разочаровавшаяся женщина – своей. А может, портрет был не романтическим, а роковым? Роковой рокотовский портрет, вобравший в себя свет и радость жизни, оставивший в реальности только тьму и тоску….
Но однажды произошло событие, повернувшее ее жизнь к свету. И кто бы мог подумать, что этому она будет обязана бастарду! В 1808 году Струйская узнала, что ее очередной незаконный внук… сочиняет стихи. А ему всего 4 года! Бабка тут же приняла меры: перекрестила в свою честь Александром, выдала вольную его матери Аграфене и пристроила ее замуж за разночинца Ивана Полежаева. В 1820 году Струйская определила своего внука, Александра Ивановича Полежаева, в Московский университет, мечтала, чтобы поэт получил образование. У Полежаева действительно оказался истинный поэтический дар, но… В 1825 году, накануне восстания декабристов, пылкий юноша написал вольнолюбивую поэму «Сашка», в которой сам Николай I усмотрел «следы вольнодумства». Проштрафившегося поэта забрили в солдаты. Струйская приложила немало усилий и средств, чтобы облегчить внуку жизнь, но, не имея нужных знакомств, мало что смогла сделать. Ей только разрешили получать от Полежаева письма. А тот слал стихи. Бабка читала и плакала: гены покойного графомана деда дали великие всходы в творчестве внука. В 1832 году Струйская помогла Александру выпустить две книги. Его стихи и поэмы стали не просто поэтическим, общественным явлением – пронзительной гражданской лирикой. Но сам Полежаев, увы, не вынес долее унижений и болезни. Он скончался от чахотки в 1838 году.
Бабка ненадолго пережила любимого внука. Ее не стало в 1840 году. Она прожила 86 лет. И вот удивительно: ее реальная жестокая жизнь забылась, а портрет, полный прелести и романтизма, до сих пор будоражит взгляды и сердца. Не верите – прочтите строки Николая Заболоцкого:
Ты помнишь, как из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С портрета Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?
Ее глаза – как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза – как два обмана,
Покрытых мглою неудач…
Только вдумайтесь – девушке, которой уже века нет на свете, до сих пор суждено быть Музой. А вот живописец Федор Рокотов так и не женился. Может, он все‑таки любил свою Сашеньку?..
«Самая отъявленная авантюристка осьмнадцатого столетья»
Рука ювелира месье Бюмера дрогнула – большой темно‑синий сафьяновый футляр оказался тяжел. На помощь подскочил компаньон – месье Бассанж. Вдвоем они аккуратно поставили футляр на столик. Шарль Бюмер нажал на потайную пружину, футляр раскрылся, брызнув бриллиантовым светом. На темно‑синем бархате лежало прекраснейшее ожерелье в мире: 647 бриллиантов общим весом в две с половиной тысячи карат. Из них 17 камней чистейшей огранки размером с грецкий орех. По самым скромным подсчетам, цена этого ожерелья приближалась к 2 миллионам ливров. В начале 1770‑х годов, то есть 15 лет назад, королевские ювелиры изготовили это чудо искусства по заказу деда нынешнего короля Людовика XVI – Людовика XV. Тот хотел подарить ожерелье своей фаворитке – мадам Дюбарри. Но, увы, король скончался, а ожерелье так и осталось непроданным. И вот теперь графиня де Ламотт желает купить его. О, не для себя – для своей царственной подруги – королевы Марии‑Антуанетты.
Ювелир Бассанж дипломатично заулыбался: «Мы будем несказанно рады, если наше сокровище достанется королеве. Но простите, мадам, мы знаем, что у ее величества нет таких денег. Еще год назад король Людовик XVI отказался от покупки. Сказал, что не может приобретать жене драгоценности, которые стоят как флагманский корабль. Если же королева решила совершить покупку в рассрочку с оплатой частями, нам нужен более солидный поручитель, чем вы». Графиня де Ламотт натянуто улыбнулась и процедила: «Надеюсь, поручительство кардинала Рогана вам подойдет?»
Жанна де Ламотт
Настроение упало. Отчего эти ювелиришки решили, что Жанна де Ламотт не годится в поручители?! Всему Парижу известно, что граф и графиня Николя и Жанна де Ламотт живут на улице Нев‑Сен‑Жиль на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Конечно, в долг. Но кто нынче не имеет долгов?! В салоне Жанны собираются супруги самых богатых парижан – банкиров, негоциантов, на балах присутствуют и сливки аристократии. Жанна не просто графиня по мужу. Она – Жанна де Люз де Сен‑Реми де Валуа – происходит из древнего королевского рода. Это теперь Францией правят Бурбоны, а пару веков назад королями были Валуа. А предок Жанны являлся хоть и внебрачным, но сыном самого Генриха II. Правда, потомки королевского бастарда обнищали. Отец Жанны пристроился жить с парижской проституткой. И прижил с ней сына и двух дочерей. Младшая, Жанна, родилась 29 лет назад, в 1756 году. С трех лет ей пришлось просить милостыню на паперти церкви. Там и увидела однажды прелестную малютку маркиза Буленвилье. Подала золотую монетку и услышала: «Мы не всегда были бедны, мадам! Когда‑то мой предок правил этой страной. Я ведь из рода Валуа!» Маркиза не поверила, но навела справки. Каково же было ее удивление, когда она поняла: Жанна сказала правду.
Сердобольная маркиза пристроила Жанну в монастырский пансион для благородных девиц. Девочка получила весьма приличное образование и после окончания подыскала себе неплохую партию – вышла замуж за Николя де Ламотта, не просто красавца офицера, но и графа. Вот только денег у новоиспеченной четы не было. А ведь они мечтали жить в роскоши и блистать при французском дворе.
Случай представился, когда Ламотты познакомились с кардиналом де Роганом, епископом Страсбургским, троюродным кузеном самого короля Людовика XVI. Жанна стала его любовницей, и кардинал помог милейшей чете перебраться в Париж. Там Жанна начала наведываться в Версаль – хлопотать о признании своей принадлежности к роду Валуа. Ей даже пришлось устроить целое представление. Однажды на глазах у придворных она упала в обморок. Кругом зашептались: «Какой позор – представительница дома Валуа умирает от голода во дворце Бурбонов!» Об инциденте донесли королеве Марии‑Антуанетте. И эта добрая душа распорядилась признать Жанну истинной Валуа и назначить пенсион. Небольшой, конечно, но, главное, королева написала приказ собственноручно. Ловкая Жанна повесила его на стену у себя в гостиной и теперь каждый день рассказывала приятельницам о том, как они с королевой познакомились, подружились, как тайком (только вдвоем!) откушивают кофей с пирожными. И окружающие поверили, что Жанна действительно доверенная подружка самой королевы Франции.
Однако парижская жизнь дорога. И Жанна решила выкачать побольше денег с кардинала де Рогана. У того были две слабости. Во‑первых, он мечтал стать первым министром, как его предшественники Ришелье и Мазарини. А во‑вторых, был влюблен. И в кого! В саму Марию‑Антуанетту. Вот только сама она терпеть его не могла.
Жанна заявила, что поможет кардиналу. Ему всего лишь надо написать письмо королеве, а она, Жанна, его передаст. И точно – через пару дней красотка принесла ответ. Конечно, де Роган и не подозревал, что письмо было подложным, написанным приятелем Ламоттов – Рето де Вийеттом, отличавшимся виртуозным умением подделывать почерки. Ну а состряпать письмо королевы особого труда не стоило – тем более что почерк можно было скопировать с приказа о даровании пенсиона Жанне Валуа. Да и подпись ту же поставить: «Мария‑Антуанетта Французская».
Но переписка кардинала не удовлетворила, и Жанна взялась устроить краткое тайное свидание с королевой. И вот 11 августа 1784 года в 11 часов вечера в темном уголке Версальского парка влюбленный кардинал встретился с королевой. «Прошлое забыто! – прошептала она. – Думайте о будущем!» И в это время послышался голос: «Сюда идут! Немедленно уходите!» Кто‑то подхватил плохо соображающего кардинала под руку и потащил прочь. Свидание закончилось. Но надежды влюбленного кардинальского сердца вспыхнули ярким пламенем. Ну а на «верную Жанну» пролился золотой дождь.
Надо ли говорить, что никакая королева с Роганом не встречалась. Ее роль исполнила приятельница Жанны – Николь Лаге, внешне похожая на Марию‑Антуанетту. Но ведь кардинал поверил! Так почему бы теперь не подсказать ему дальнейший путь? Надо только сообщить, что Мария‑Антуанетта мечтает о знаменитом ожерелье и будет благодарна Рогану, если тот станет ее поручителем.
Кардинал ухватился за эту идею. Правда, решил написать подробное письмо королеве. Вскоре Жанна принесла ответ: «Мария‑Антуанетта Французская» рассыпалась в благодарностях и уверяла, что поручительство – просто формальность, ибо деньги у нее имеются. 1 февраля 1785 года де Роган отправился к ювелирам и даже уговорил их сбавить цену до миллиона 600 тысяч, которые должны быть выплачены в четыре приема. Кардинал получил от ювелиров уникальное ожерелье в бархатном футляре и тут же передал его Жанне. Уж теперь‑то он был уверен, что за такую услугу получит сердце королевы, равно как и пост первого министра.
Жанна же принесла ожерелье домой. Она понимала, что продать его невозможно, но ведь камни можно вынуть и сбыть за рубежом. И потому через несколько дней Николя с драгоценностями уехал в Лондон. Между тем приближалось время платежа. Королева конечно же ничего ювелирам не прислала. А бедняга кардинал обнаружил, что 400 тысяч наличными у него не имеется. Словом, платеж просрочили.
Жанна полагала, что ювелиры начнут осаждать кардинала, но те обратились напрямую к Марии‑Антуанетте.
Естественно, выяснилось, что никакого ожерелья королева и в глаза не видела. В гневе она потребовала публичного суда. Все участники истории, кроме Николя де Ламотта, оказались в тюрьме. Это была роковая ошибка! Народ терпеть не мог королевскую чету. Никто не поверил, что Мария‑Антуанетта не взяла ожерелья себе. Решили, что она просто не хочет платить и потому спихнула все на невиновных. В мае 1786 года суд оправдал и Рогана, и Николь Лаге. Кардинала вообще вынесли из зала суда на руках под восторженные вопли толпы. Королевская власть пала в глазах народа ниже некуда. Недаром Гёте назвал дело об ожерелье прологом французской революции. Властям удалось отыграться только на Жанне. Ее приговорили к наказанию кнутом, клеймению, как воровку, и пожизненному заключению. Однако каким‑то образом ей удалось бежать из тюрьмы в Лондон к мужу. Правда, власти преследовали ее и там, так что все вздохнули спокойно, когда пришло известие о ее смерти 23 августа 1793 года.
Да, непредсказуемы повороты истории. Два с четвертью века прошло, как ювелиры отдали ожерелье де Рогану, но вопросов к происшедшему не уменьшается. Во‑первых, неужели кардинал (троюродный кузен короля, служивший еженедельно мессу в Версале) не знал настоящего почерка королевы? Ну хорошо, пусть подделыватель почерков был гением, но ведь кардинал не мог не знать, что в жизни (а не в официальных бумагах) королева подписывается только именем и никогда не прибавляет «Французская»! К тому же, свой человек в Версале, он обязан был знать, что никакой подругой королевы Жанна не может быть. Хотя бы потому, что в связи с мерами безопасности подруги королевы были наперечет. Так, может, кардинал просто играл с честолюбивой и жадной дурочкой Жанной де Ламотт в какую‑то свою игру? И даже можно предположить – в какую. Желающих сместить Людовика XVI и Марию‑Антуанетту было множество даже при дворе. Там всегда плелись интриги, составлялись различные партии. Политика – дело тонкое. Тут ищи, кому выгодно. И найдется быстро. Знаете, кем стал «герой народа, славный кардинал» после своего «всенародного» освобождения в зале суда? Сначала министром, потом – депутатом Национального собрания Франции. Да‑да, после революции он тоже никак не пострадал. Не за прежние ли заслуги по свержению монархии? Судя по всему, Жанна де Ламотт оказалась не «самой отъявленной авантюристкой осьмнадцатого столетья», как ее величали, а просто игрушкой в чужих руках.
Впрочем, есть и еще одна тайна истории. Могила Жанны де Ламотт в Лондоне так и не была найдена. Зато в конце XVIII столетия в далеком Петербурге обнаружилась некая графиня Жанна де Гаше. Она редко появлялась в обществе и жила, как говорили, на средства от продажи крупных бриллиантов. Но однажды ее вызвал к себе сам император Александр I. О чем шла беседа – тайна. Но известны слова, с которыми император потребовал графиню во дворец: «Так она здесь?! Сколько раз французы спрашивали об этой Ламотт, а я отвечал, что ее нет в России!.. Немедленно привезите ее!»
Словом, император был уверен, что Гаше – действительно де Ламотт. Может, поэтому и повелел ей уехать от греха подальше в Крым? Там графиня и скончалась осенью 1826 года в небольшом домике на территории нынешнего Артека. Заболев, она приказала служанке не переодевать ее тело. Служанка ослушалась и увидела на плече выцветшее клеймо. Поразительно, но после смерти графини из Петербурга прискакали нарочные за ее бумагами. Но ничего не нашли. Однако в конце XX века французские и российские историки пришли к выводу, что Жанна де Ламотт действительно нашла последний приют в России и упокоилась на старом армянском кладбище близ Феодосии.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Великие женщины мировой истории сюжетов о трагедиях и триумфах прекрасной половины человечества...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Свет и тьма Александры Струйской
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов