Поминки и сватовство

 

На следующий день, в воскресенье, Андрей и Марина договорились с ее родителями, что придут в гости. Старорежимных определений типа «сватовство» или «просить руку» не употребляли, но цель визита всем была ясна.

А вечером в субботу, после ужина со стейками, Семен Алексеевич вдруг сказал:

– Завтра моей Танюше сорок дней. Помянуть бы и на кладбище съездить.

«Поминки и сватовство – плохо сочетаемые мероприятия», – подумал Андрей и нахмурился.

– Вы бы раньше сказали, – подала голос Мариванна, – я бы студень сварила и блинов напекла. Впрочем, блины можно и утром…

Она осеклась, увидев реакцию Андрея, который не проявлял соответствующей моменту отзывчивости.

– Вообще‑то у нас с Мариной были другие планы…

– Но их можно подкорректировать, – решительно перебила Марина. – Утром едем на кладбище, а потом к моим родителям. Познакомитесь, там и поминки устроим, а также… все остальное. Возражения не принимаются! – Она жестом остановила Мариванну и Семена Алексеевича, которым неловко набиваться в такой день в гости. – Мама с папой будут только рады. Сейчас я им позвоню.

– Спиртное за мной, – сказал Семен Алексеевич.

Он не остался ночевать, хотя уговаривали. А утром прибыл с большой дорожной сумкой, в которой грохотали бутылки.

Андрей изводил Марину вопросами, как ему одеться. В джинсах и свитере будет простецки? А в костюме с галстуком не очень официально?

– Жених, не нервничайте! – потешалась Марина. – И разве для таких случаев у вас не припасен фрак с бабочкой?

– Таких случаев в моей жизни раньше не наблюдалось.

Семен Алексеевич был закован в темно‑синий, старомодный, но почти новый, редко надеваемый костюм, удушен галстуком. Андрей решил не выбиваться из ряда и тоже нарядился как на деловые переговоры.

Проблемы с гардеробом мучили и Марию Ивановну. Она предстала перед Мариной в строгом черном‑белом исполнении.

– Как я выгляжу, Марина?

– Замечательно. Этот ансамбль очень подошел бы продавщице театральных программок.

– Ты удивительно прозорлива! Именно для этой работы подруги и подарили мне костюм.

– Мариванна, если вы наденете твидовый сарафан с белой блузкой, которая сейчас на вас, то будете выглядеть в меру торжественно и элегантно.

– Так и поступлю, деточка, – побежала переодеваться Мариванна.

И самой Марине, по случаю воскресенья натянувшей джинсы, пришлось менять их на юбку, чтобы не оскорблять разряженный народ остромодными линялыми и рваными штанами.

Только у Петечки не было проблем с одеждой. Зато набралась большая сумка сопутствующих предметов. Питание, прикорм, баночки, бутылочки, памперсы, пеленки, салфетки, кофточки, шапочки, сменные комбинезончики, специальное мыло для подмывания, лосьон для протирания… – по мнению Мариванны и Марины, Петя не сдюжил бы несколько часов без всей этой ерунды.

– Ах! – воскликнула Мариванна, когда, наконец, сели в машину и отъехали от дома. – Мы забыли Петечкину мазь от опрелостей!

– Не опреет до вечера, – откликнулся Семен Алексеевич.

– Вот именно! – поддержал его Андрей. – Женщины, вы бы еще холодильник прихватили!

Большую часть пути Петька буянил. То ли его слишком тепло одели (боялись простуд), то ли, как подозревал Андрей, малец обожал находиться в центре внимания и задавать хлопот. Расстегнуть Пете комбинезон – застегнуть, снять верхнюю шапочку – надеть, открыть форточку – закрыть, укачивает его – не укачивает… С другой стороны, корчащийся и плачущий Петька занимал руки и внимание. Ведь говорить во время поездки на кладбище не о чем, с покойной никто не был знаком, а все слова утешения Семену Алексеевичу давно сказаны.

Петька крепко уснул, когда подъезжали к стоянке. До могилы и обратно путь неблизкий, Андрей нес его на руках.

У заснеженного холмика постояли в молчании, опять не знали, каких слов требует момент. Марина положила на снег букет цветов. Семен Алексеевич мял в руках свою игольчатую нутриевую шапку.

– Вот, Танечка! – проговорил он. – Пришли с тобой проститься… по‑народному сегодня твоя душа отлетает с земли… но со мной она останется навечно…

Тут, значит, Андрей и Марина, – не отрывая глаз от могилы, Семен Алексеевич показал шапкой на ребят, точно представлял их живому человеку, – и Мария Ивановна, она за Петькой ходит. Внук здоров, растет не по дням, а по часам, уже четыре зуба, и сам ложкой хочет есть… перемажется, конечно, как поросенок… А Ленки, дочки, с нами нету… ты видишь… и перед твоей могилой проклял бы гадину…

– Ну что вы! – остановила его Мария Ивановна, дернув за рукав. – Бог судья вашей дочери. Не берите на себя лишнего.

Марина плакала, вытирала лицо варежкой. Представила, что когда‑нибудь умрет ее мама, и они будут стоять на кладбище, и папа вот так же будет бормотать…

– Пусть земля вам будет пухом! И царствие небесное! – подвела итог их скорбному топтанию у могилы Мария Ивановна, вспомнившая обрядовые пожелания покойнику.

По дороге к Марининому дому обсуждали, какой памятник весной поставить на могиле жены Семена Алексеевича. Марию Ивановну этот вопрос тоже волновал – деньги есть, можно облагородить могилы бабушек и мамы. А цветы лучше сажать многолетние, хотя отлично смотрятся анютины глазки…

Андрей слушал их вполуха, слегка волнуясь перед предстоящим объяснением с Мариниными родителями. Отказать ему, конечно, не могли, но какие‑то речи он обязан произнести. Какие? А еще он думал: «Жизнь не останавливается. Одних хороним, другие женятся, Петька растет, скоро придет весна, а там и лето. Облагораживаем могилы и мечтаем о будущих детях, ставим подножку давним друзьям и находим себе оправдание. Несемся…»

– Куда ты несешься, козел! – громко воскликнул Андрей, едва увернувшись от подрезавшего их автомобиля. – На кладбище торопишься?

– Не ори! – осадила его Марина. – Вот, Петечку разбудил!

Андрей хотел сказать Марине, что в присутствии Петьки она взяла манеру разговаривать с ним вредным приказным тоном, как с неразумным дебилом‑слугой (интонации сестры Ольги). Но сейчас не время и не место выяснять отношения. Сначала поженимся, а потом я тебе объясню, кто в доме хозяин.

 

Анна Дмитриевна такой себе и представляла Марию Ивановну, с которой конспирировали по телефону. Изящная интеллигентная женщина, явно с высшим образованием, и вынуждена работать няней! Анна Дмитриевна была бы сильно поражена, сравнив няню двухмесячной давности и сегодняшнюю.

Неловкость первых минут после знакомства развеял Семен Алексеевич. Он стал выгружать из своей сумки одну за другой бутылки:

– Водка и женщинам вино.

– Куда столько? – поразилась Анна Дмитриевна.

– Я вообще не пью, – сказал Андрей.

Это замечание почему‑то вызвало у гостей и Марины дружный смех.

Женщины кудахтали над Петечкой. У недавнего сиротки обожательницы множились безудержно.

Переодеть, нижнюю рубашечку сменить, промокла, вспотел, излишне укутали или в машине было душно, приготовить смесь… где чистые бутылочки? где кофточка в полосочку? куда запропастилась мерная ложка для смеси?..

Анна Дмитриевна давно не видела маленьких, умилялась: Петечка настоящий богатырь! И еще отмечала: дочь вполне ловко обращается с ребенком. Даже пытается оттереть няню. Командные замашки были у Марины всегда. Хорошо, что няня правильно реагирует и не обижается.

Мужчин вытеснили в большую комнату, где накрыт стол, и велели ждать, пока Петечку не обиходят. На Игоре Сергеевиче была светлая рубашка с галстуком, и Андрей порадовался, что нарядился правильно. Они все трое выглядели празднично и официально… как для поминок?.. или для помолвки?

Говорили о политике: станет ли Путин менять Конституцию и выдвигать свою кандидатуру на третий срок. Игорь Сергеевич и Семен Алексеевич, доктор наук и монтажник теплосетей, были единодушны: в России еще никто добровольно от власти не отказывался, зубами впивались. Андрей не соглашался: надо показывать пример демократического управления страной, и Путин не Лукашенко. Тогда вопрос: кто преемник? Фрадкова отмели единогласно, Иванов сух и занудлив, Медведева двигают, но харизма не та…

– Сплетничаете? – заглянула Марина.

– Политику обсуждаем.

– А это не одно и то же?

 

Когда сели за стол, Андрея неожиданно сделали тамадой, хотя с его точки зрения эта роль более подходила хозяину дома и старшему по возрасту Игорю Сергеевичу. Но спорить не станешь. Разлили водку по рюмкам. Андрей встал.

– Сегодня минуло сорок дней, как ушла из жизни жена Семена Алексеевича… – И тут он с ужасом понял, что не помнит полного имени покойной.

– Татьяна Петровна Коломийцева, – тихо подсказала Мария Ивановна.

– Да, Татьяна Петровна. Мы не знали ее при жизни, так получилось… Но ведь есть хорошее и в том, что замечательный человек приобретает друзей даже после смерти. Татьяна Петровна оставила на земле след: ее образ хранит в своем сердце Семен Алексеевич… – («Выражаюсь, как дьякон, и пусть».) – Она продолжится в крови и генах Петьки. Хотелось бы пожелать… – («Идиот! Что можно желать покойнице?»)

– Царства небесного! – опять выручила Мария Ивановна.

– Пусть Христос не оставит ее душу своей милостью! – сказала Анна Дмитриевна.

И Марина с удивлением посмотрела на маму: она знает подобные церковные выражения? А следом поразил папа, торжественно изрекший:

– Вечная память!

– Земля пухом! – поднялась Мария Ивановна.

Вслед за ней встали все и, не чокаясь, выпили.

Марина держала Петечку, который тянул из бутылочки молочную смесь, поэтому только чуть приподнялась. Анна Дмитриевна заметила, как, вставая, разъединили руки Семен Алексеевич и Мария Ивановна. Пока поминали Татьяну Петровну, каждый из них одной рукой держал рюмку, а другие, соединенные, прятались под скатертью. Странно.

По тарелкам разложили студень, салат оливье, селедку под шубой, свежие овощи и грибную икру. Андрея всегда поражал обычай русских застолий – каждому валить закуски из салатников в индивидуальную тарелку. Стоило ли шинковать продукты отдельно? Можно было смешать их в одном тазике.

Плавно подкатили ко второму тосту, и опять все выжидательно посмотрели на него. Пора Маринкину руку просить? Андрей поднялся.

– Дорогие Анна Дмитриевна и Игорь Сергеевич! – («Покойницу‑то поминать, оказывается, отметим, проще, чем свататься. Точно перепутаю: жениться и выйти замуж»). – Мы с Мариной долго думали и решили… то есть думать‑то нечего было… – («Не то несу».) – Словом, мы хотим…

– Пожениться, – подсказала Марина.

– Верно! – («А что дальше‑то? Благословения просить? Глупость какая, икону еще целовать заставьте!»)

– Проси моей руки у папы с мамой, – хихикнула Марина, которую забавляло волнение Андрея.

– Одной руки мне будет мало. – Андрей благодаря Марининой помощи‑насмешке сумел собраться. – Анна Дмитриевна, Игорь Сергеевич, отдайте мне свою дочь целиком! Я буду о ней заботиться, холить и лелеять. Кормить, выводить на прогулки, следить, чтобы дважды в день чистила зубы и не ковыряла пальцем в носу…

Последние уточнения, очевидно, были напрасны. Юмор в подобную минуту не приветствовался. Будущие тесть и теща слегка нахмурились. Андрей быстро отгреб назад, в патетику:

– Я очень люблю вашу дочь, и она меня. Маринка, скажи!

– Безумно! От него такие чудные детки выходят. Правда, Петечка?

Петечка высосал свое молоко и запустил бутылочкой в салатник с грибной икрой. Мария Ивановна быстро вытащила посторонний предмет из закуски, салфеткой убрала со скатерти разбрызгавшуюся грибную массу. Анна Дмитриевна локтем толкнула мужа в бок: не молчи, говори что‑нибудь, ведь это твоя идея устроить сватовство.

Но Игорь Сергеевич решительно не знал, что говорить! Он поднялся, заморгал и уставился на Андрея. Они стояли в противоположных концах стола и смотрели друг на друга, как два барана (сравнение, пришедшее в голову Анне Дмитриевне).

Марина, из которой ирония била ключом, посоветовала:

– Самое время объявить о приданом.

– Помолчи! – приструнила ее мама.

– Спасибо! – зачем‑то поблагодарил Игорь Сергеевич. – Мы рады и согласны! – Понял, что говорит не то (надо бы подчеркнуть ценность дочери, не залежалый товар, Андрей должен прочувствовать ответственность!), но из‑за волнения его мысль бросило в неделикатность. – Несмотря на то, что у вас ребенок, мы все‑таки надеемся…

Игорь Сергеевич растерянно замолчал, получив под столом тычок от жены.

– Да пожелайте молодым счастья! – не вынес мужской пытки Семен Алексеевич.

– Счастья! – вскочила Анна Дмитриевна, протянула в центр фужер с вином, призывая чокнуться. – И долгих лет совместной жизни!

Все встали, чокнулись и выпили. Покончив с официальной частью, компания расслабилась, третью выпили за родителей жениха и невесты, четвертую – во здравие Семена Алексеевича, чтобы вдовство не показалось ему тяжким, пятую – за исполнение желаний Марии Ивановны…

Когда доедали горячее (баранину с чесноком, а для постящихся – соте из баклажан с болгарским перцем, но постящихся не оказалось, хотя соте удалось), уже окончательно разделились по интересам и по половому признаку – у женщин разговоры о семейных проблемах, у мужчин – о высокой политике.

Марию Ивановну опечалили слова Марины, которая в ответ на вопрос, какая будет свадьба, ответила:

– Никаких пафосных торжеств! Распишемся, и ужин в кругу семьи.

Мария Ивановна рассказала, что прежде старалась делать покупки по выходным, чтобы по дороге в магазин постоять у ЗАГСа и посмотреть на невест в свадебных платьях. Они были волшебно прекрасны, как сказочные принцессы. Глядя на них, понимаешь, что жизнь прекрасна, коль существует в ней подобная красота. И уже собственные невзгоды не кажутся трагическими, отогреться можно и у чужого очага. Единственный шанс в жизни одеться принцессой! И ты от него отказываешься, Марина?

Но Марина считала, что свадьба – мероприятие для друзей и родни. Жених и невеста сидят болванчиками и вынуждены периодически прилюдно целоваться под пошлое «Горько!».

Петя тер глазки, хотел спать. Мария Ивановна вышла уложить его в другой комнате.

Анна Дмитриевна спросила дочь:

– Мария Ивановна не была замужем?

– Никогда! Ей такая судьба досталась! Сначала парализовало ее прабабушку…

Анна Дмитриевна сочувственно покачала головой, когда дочь закончила рассказывать. И шепотом спросила:

– А у Марии Ивановны с Семеном Алексеевичем… Глупость, конечно, человек только с кладбища…

– Ты заметила? Мне тоже кажется, но Андрей говорит – ерунда.

На обратном пути машину вела Марина, ввиду предстоящей беременности спиртного в рот не бравшая. Чего нельзя сказать о женихе, который регулярно прикладывался к рюмке. Но это мы ему запретим! Не хватало пьяного зачатия!

Идея со свадьбой запала Марине в голову. Когда остались одни, предложила Андрею:

– Может, устроить банкет человек на тридцать или пятьдесят? Меня на работе не поймут, и друзья обидятся. Что мы как партизаны‑подпольщики?

«Во что свадебка выльется?» – первое, о чем подумал Андрей, и скривился. Влезать в долги, имея смутную финансовую перспективу?

– В США, между прочим, принято родителям невесты оплачивать свадьбу. – Марина вполне могла пустить вход свои сбережения.

– Калым по‑американски?

Хотя Андрей не ответил положительно, Марина размечталась:

– А Петечку оденем в кружевной чепчик и длинное‑длинное платье с воланами…

– Он, между прочим, мальчик! Какое еще платье?

– До середины девятнадцатого века и даже позже мальчиков в детстве наряжали как девочек. На семейных фотографиях Рузвельтов будущий президент до семи лет щеголяет в симпатичных платьицах!

– Петька не какой‑то там Рузвельт! И на дворе двадцать первый век, не позорь пацана! Мужикам штаны полагаются!

– Значит, остался открытым вопрос с Петечкиным костюмом, а с остальным ты согласен.

– Хитрованка! Ты любого способна обвести вокруг пальца! Но погоди! Вот поженимся, и я возьму тебя в ежовые рукавицы! Матриархата не потерплю.

– Хорошо, милый! А пока ты завязываешь со спиртным. Ни капли алкоголя! Твоя доченька не желает быть зачатой от пьяного отца.

«Его доченька», которой не существовало и в виде эмбриона, уже диктовала условия!